Шолох: Теневые блики (СИ) - Крейн Антонина - Страница 1

Крейн Антонина

Шолох: Теневые блики

ГЛАВА 1. Долг перед обществом

И я коснулся дна, и оттолкнувшись, вверх

поплыл, на свет

неведомых, невидимых планет…

Старинная дэльская песня

Дважды в месяц, на новую и на полную луну, все жители Шолоха крепко запирают двери своих домов.

В это время в лес выходят с дозором смутные тени в темно-зеленых одеждах. Их неясные лица под глубокими капюшонами напоминают призраки давно минувших дней, а ярко-оранжевые фонари освещают им путь.

Запретное, чужое время. Шаги незнакомцев настолько легки, что ни одна травинка не чувствует их тихой поступи. Ночной лес полон безмолвия.

Их называют «бокки», потому что на древнем наречии Восточных Пределов «бокки» означает одновременно «хранитель», «дух» и «непостижимое».

Бокки бродят по всему городу: кружат по дубовым рощам, выходят на центральные улицы, спускаются к бурным водам реки Нейрис, а иногда подолгу стоят под окнами того или иного дома, и только фонарь со скрипом раскачивается на ветру.

Мы делим Смаховый лес с призраками на протяжении многих веков, и до сих пор не уверены в том, кто они, собственно, такие. Однако ни один шолоховец не посмеет нарушить дозор бокки-с-фонарями. Страх здесь не причем: своим молчанием мы платим дань уважения древним эпохам. Эти уже практически лишившиеся связи с миром егеря старых королей — часть нашей истории. То самое славное прошлое, которого не хватает другим. Признавая право бокки на две ночи в месяц, мы будто снимаем шляпу перед своими могущественными предшественниками, без которых Шолох никогда не стал бы Шолохом.

— Нет, cерьезно? Ночной лес интереснее моего рассказа? — со стороны дивана раздался тоскливый стон Дахху. Я обернулась. Друг смотрел на меня осуждающе.

Я поспешно задвинула портьеру и отошла от панорамного окна, выпуклого, как аквариум. За ним мир духов плыл под толщей волшебства.

— Прости! Там из ряда вон выходящая ситуация, — повинилась я перед Дахху. — Один и тот же бокки без устали топчется на клумбе. Видимо, хочет к нам.

— Так, может, пустим парнишу на огонек? — философски пожала плечами Кадия. После обжигающего липового чая аккуратный носик подруги раскраснелся, оттеняя ее золотую, как у ретривера, шевелюру. — Жалко его. Мы тут, понимаешь, вечеринку закатили. Смех, музыка, душевнейший треп. А он там фланирует в одиночестве.

— Если бокки хотя бы на сотую долю более внимательный слушатель, чем вы — давайте пустим, — с вызовом предложил Дахху, — Я уже битый час пытаюсь поделиться с вами своими переживаниями, но вы даже из вежливости не изображаете интерес, — друг был не на шутку возмущен.

Мы с Кадией понимающе переглянулись. В последние время все истории Дахху похожи одна на другую. Если кратко, то суть сводится к следующему: на лекарской практике ему удалось спасти чью-то жизнь, но, вместо удовлетворения, Дахху чувствует странную сосущую пустоту внутри. Мне ситуация кажется ясной. Кадии — тоже. Дахху единственный, кто пока не понял, что лечебное дело — совсем не его. Но убеждать его в этом бесполезно: пока сам опытным путем не придет к такому решению, слушать никого не будет. Упертый и критически настроенный парень, что поделаешь. Поэтому мы с Кадией слушаем монотонные признания друга (как ему кажется — все новые и новые), незаметно позевывая и с нетерпением ожидая его озарения…

Кстати, да, я же не объяснила.

Кадия, Дахху и я — бывшие однокурсники. На протяжении семи лет мы обучались у строгого наставника разнообразным премудростям. Боюсь, с точки зрения науки мы так и остались теми еще оболтусами, зато за годы учебы приобрели нечто не менее ценное, чем знания, — настоящих друзей. Сейчас, во взрослой жизни, нам нечасто выпадает возможность общаться ежедневно — поэтому мы завели традицию «четверговых посиделок» у меня дома.

Сегодня, как вы догадались, как раз и есть четверг, девятнадцатое мая.

Обычно наши с Кадией и Дахху совместные ночевки идут по одному и тому же сценарию: мы болтаем, болтаем, болтаем обо всем на свете, потом кого-нибудь тянет потанцевать, и мы бешено пляшем, как какие-то сумасшедшие кочевники, а ближе к утру заваливаемся спать, и еще долго из разных концов комнаты доносятся уютные шепотки — «Ты уже уснула?», «Дахху храпит, зараза», «Давай ему лимоном на язык капнем?».

Легкое нытье Дахху о «сосущей пустоте» — это тоже обязательный элемент дружеского вечера. Раздражающий и успокаивающий одновременно — все по-прежнему, наш уютный мирок пусть несовершенен, но зато неизменен, считай, вечен. По-настоящему болезненные вещи мы обсуждаем редко и в совершенно иной манере.

— Кстати, Тинави, как там твое заявление? — закидывая в рот очередную виноградинку, поинтересовалась Кадия. Подруга вольготно развалилась на двух пуфах в центре комнаты, заменявших мне кресла. Услышав вопрос, я рефлекторно поджала губы:

— Какое из них?

— На должность тренера по тринапу.

Я постаралась как можно беззаботнее пожать плечами:

— Моя кандидатура им не подошла. Сказали, что на спортивном тестировании мне не удалось набрать необходимое количество баллов. Хотя видели бы вы лицо интервьюера, когда я сообщила ему, что я — магическая калека. По-любому проблема в этом. Но дискриминация наказуема, поэтому нагло врут.

Кадия нахмурилась и отложила в сторону полуголую ветвь винограда.

— Перестань уже называть себя калекой, Тинави. Магия — это не часть тела. Ее потеря несравнима с физическим увечьем. Уж поверь мне, я работаю в Военном Ведомстве и знаю, о чем говорю!

— Заметь — ты работаешь. А я — нет. Интеллектуальная сфера труда для меня закрыта. Оставалась надежда на тринап, но нет — миру спорта, как оказалось, тоже не нужны такие жалкие отбросы.

— Хей-хей, девушка, следите за языком! — погрозила мне пальцем Кад.

Я скрестила руки и устало оперлась на косяк книжного шкафа:

— А зачем? Уже полгода я оббиваю пороги в поисках работы. Ни одно приличное место не нуждается в моих услугах. Дахху целыми днями гундит, что не полностью реализуется в Лазарете, ты жалуешься на грубых коллег в Военном ведомстве, а я… Ну как. Завидую, наверное. Очень весело целыми днями сидеть дома и смотреть, как жизнь катится мимо, а деньги на счету таят, как мороженое в летний день. Тринап был моей последней надеждой. Казалось бы, ну как магия связана с командой спортивной игрой? Ан нет. Несмотря на все мои награды и медали, меня не взяли. Класс. Шикарно. Вот они, сплошные плюсы проживания в волшебной столице мира. Добро пожаловать на дно, Тинави из Дома Страждущих! — я театральным жестом распростерла руки и слегка поклонилась.

Перехватив мой расстроенный взгляд, Дахху на диване виновато блеснул глазами из-под своей темно-коричневой, в цвет волос, шапки. Потом натянул ее пониже, до самых бровей, и скрестил руки на груди. Закрылся, значит. Не хочет участвовать в дискуссии.

Кадия выкарабкалась из мягкого пуфа, засасывающего, как зыбучие пески, и, подойдя ко мне, дружески потрепала по плечу. Учитывая, что подруга выше меня на добрую голову, жест получился воистину материнским.

— Ну, не грусти. Во-первых, за каждой черной полосой следует белая. Во-вторых, подскажу тебе действенную технику: когда мне плохо, я подхожу к зеркалу, упираю руки в боки и заставляю себя улыбаться две минуты кряду. Хочешь не хочешь, а настроение поднимается. Прах его знает почему, но работает.

Я скептически посмотрела на Кадию с ее внешностью фарфоровой куклы и хорошо продуманной мимикой светской пигалицы. Да, пожалуй, ей описанный способ и впрямь помогает. Мне же созерцание собственной рожи не доставляет особого удовольствия, хотя, говорят, фамильные глаза Страждущих у меня еще синее и больше, чем у остальных родственников.

— Техника с зеркалом — стандартная когнитивная обманка. Открытые позы заставляют гормональный фон меняться, понижая уровень кортизола, — буркнул с дивана Дахху. — Пару лет назад это доказали в Башне магов путем многочисленных исследований. Так что да, хочешь быть счастливым — ходи, выпятив грудь, и раздвигай улыбку пошире. Будет работать, пока организм не поймет, что ты его обвел вокруг пальца.