Стена змей - Прэтт Флетчер - Страница 19

Байярд горестно замотал головой. Бродский заметил:

– Не хочу зря подымать волну, но если мой шнобель привести в порядок...

Ши оживился:

– Минуточку! Вроде как я начинаю соображать. Ты когда-нибудь уже удалял этот свой полип, Пит?

– Не-а.

– А почему?

– Занят был... А если по-честному, просто побоялся, что какой-то лепила полезет мне в харю со своими острыми железками!

Несмотря на столь откровенное признание, Ши не отставал:

– Ладно, а как посмотришь на то, чтоб удалить этот твой полип не хирургическими, а магическими средствами? Чары, по-моему, здесь нужны не ахти какие, но если мы вернем тебе голос, то сможем взяться за более сильное колдовство.

– Слышь, а это похоже на дело! Но только как ты собираешься раскочегарить все это хозяйство без музыки?

– Думаю, для пустякового заклятия хватит голоса Бельфебы и пары аккордов на арфе. А после, когда под ее аккомпанемент петь будешь уже ты, я смогу приняться за что-нибудь посерьезней. Погоди-ка, сейчас попробую.

Он вновь подступил к окну.

– Алле, Вуохинен!

– Ну чего тебе опять надобно?

– Знаешь, что такое кантеле?

– Это и дитё малое знает!

– Отлично. Тебя не затруднит принести нам его сюда, чтобы мы скрасили себе последние минуты жизни?

– С какой это стати скрашивать мне последние минуты ваши?

Вуохинен опять демонстративно отвернулся от окошка. Ши вздохнул.

– Никогда никому не верь – вот главный принцип этого сволочного континуума! – в сердцах воскликнул он.

– А что это за кантеле такое? – уточнил Байярд.

– Арфа в самом своем примитивном варианте. В какой-то из рун оригинального текста этот музыкальный инструмент изобрел Вяйнямёйнен, соорудив его из рыбьей челюсти, но я точно не знаю, в какой именно руне мы оказались, – вот и спросил у этого мерзавца, знает ли он, что это такое.

– Стало быть, будь у нас рыбья челюсть...

– ...То мы бы и сами сделали это чертово кантеле! И без тебя знаю. Но наши шансы разжиться рыбьей челюстью у этой упрямой деревенщины приблизительно такие же, как пробить эти бревенчатые стены лбом.

– Я в курсах, как развести этого лоха, – заявил вдруг Бродский совершенно неожиданно для всех.

– Да ну? – опешил Ши.

– В самом деле? – почти хором с ним вопросил Байярд.

– Об чем базар! – уверенно подтвердил Бродский, опять направляясь к окошку.

– Эй ты, мудила! – позвал он. – Короче, завтра вы нас замочите. Ну и хрен с вами. А как же прощальный банкет?

– Кой толк кормить вас, коли скоро не будет вам вовсе нужды в пище?

– Слышь, мы из Огайо, понял? У нас в стране, когда осужденному к вышке не дают пожрать последний раз в жизни, евонное привидение приходит к тому козлу, который его обломал, чтоб съесть его, – и тот потом всю жизнь сидит на измене!

– Брехня! – высокомерно отозвался Вуохинен, хотя от окошка не отошел и завертел головой, внимательно приглядываясь к остальным. У Ши забилось сердце. Он торжественно кивнул, подтверждая слова детектива.

– Это полная правда! – подтвердил в свою очередь Байярд.

– Эй, братан! – радостно выкликнул Бродский. – Я уже заранее приглядел твои пальчики!

– Уши и нос – вот настоящий деликатес для привидений! – возразил Ши самым что ни на есть серьезным тоном.

– Только не для меня, – тут же откликнулся Бродский. – Жареные свинячьи уши – жрачка на любителя. Мне бы сейчас рыбки!

Башка в окне незамедлительно исчезла. Ши повернулся к Бродскому.

– А ты психолог почище меня! Как это ты вычислил, чем его зацепить?

– А-а, не видывал еще такого качка, который не купился бы на примитивное фу-фу, – скромно отмахнулся Бродский. – Они так боятся всяких непоняток, что сразу поджимают хвост.

Как вскоре выяснилось, детектив, выражаясь его собственным языком, действительно «попал в жилу». Снаружи послышался топот множества ног и зазвучали приглушенные голоса. Брякнули отворенные засовы, тяже ленная дверь распахнулась, и в светлом проеме возник Вуохинен собственной персоной – в окружении целой фаланги чернобородых похъёльских вояк. В руках он держал большое деревянное блюдо.

– Поведал я Хозяйке про обычай ваш чужеземный, – объявил он, – и хоть убеждена она, что чары ее волшебные достаточно сильны для любой защиты, кое-что готова она вам подкинуть!

Швырнув блюдо на пол, он с громким топотом удалился. Ши склонился над блюдом, изучая его содержимое. Вне всякого сомнения, им действительно принесли рыбу – и более того, довольного крупного представителя семейства лососевых.

– Ну что ж, вот вам и арфа, – сказал он. – Уолтер, помоги-ка мне вытащить из этой твари челюсть.

– Чем? Они же отобрали у нас ножи и все такое!

– Пальчиками, Уолтер, пальчиками! Сейчас не до хороших манер. Ш-ш, дайте подумать! Мне нужно сочинить текст для Бельфебы.

– А теперь, – сказал Ши наконец, – тебя не затруднит выдернуть несколько волосков, дорогая?

Бельфеба повиновалась. Ши принялся одну за другой привязывать прядки волос к лососевой челюсти – так, чтобы они заполняли разверстую пасть подобно струнам арфы. В полумраке камеры это отняло порядочно времени.

Наклонив голову поближе, Бельфеба тронула «струны».

– Ужасно мала арфа сия, и голос слаб у нее, – с сомнением проговорила она. – Вряд ли...

– Я уже об этом подумал, – перебил Ши. – А теперь слушай внимательно и запоминай, детка, потому что тебе придется все проделать самой. Петь надо совсем тихо, почти про себя, чтобы не заглушать арфу. А я буду делать пассы – только чтобы лишний раз подстраховаться. Скорее всего без них можно и обойтись.

Бельфеба уселась на пол, задрав коленки, пристроила на них крошечную арфу, склонилась к ней ухом и тихонько затянула:

Ши тем временем торопливо делал пассы, которым обучился в Царстве Фей. Поскольку она была оттуда родом, наверняка это должно было помочь. Наконец Бельфеба закончила:

И тут же завалилась на спину, придавленная пятифутовой арфой из рыбьей челюсти. Ши помог ей подняться, и она принялась перебирать струны.

– Настроить надобно!

– Ладно, тогда настраивай, а я пока сочиню заклинание для полипа. Пит, как зовут твою мать и в какую церковь ты ходишь?

Очень скоро все было готово. Пит расположился прямо перед парочкой, Бельфеба тронула струны арфы и легким, чистым сопрано пропела заклинание, долженствующее удалить полип.

– Ух! – вскричал Бродский. – Чуть башку не оторвало!

Он потрогал себя за нос, и в полутьме (летний день уже клонился к закату) по его физиономии расплылась блаженная улыбка.

– Ну, Ши, да ты...

Однако закончить свою мысль ему так и не удалось. Оконный проем внезапно потемнел, и все четверо опять узрели в нем бородатую физиономию Вуохинена, который был вне себя от злости.

– Откуда вы это взяли? – завопил он. – Волшебство! Волшебство! Я знаю ваши имена! Да я сейчас...

Физиономия мгновенно исчезла.

– Пой! – заорал Ши на Бродского. – Пой первое, что тебе придет в голову! Быстро! Я займусь силлогизмами. Бельфеба, аккомпанируй ему, а ты, Уолтер, держи его за руку. Итак, если класс А...

Пит Бродский закинул голову и чистым тенором, который оказал бы честь и самому Джону Маккормаку, завел:

Снаружи, заглушая пронзительный тенор и бряцанье арфы, донеслись крики и топот.

Стены камеры стали все быстрее кружиться вокруг них, словно на невидимой оси, – на месте оставалась только четверка путешественников, сгрудившихся в центре. Голос Пита забирал все выше и выше, и крепкие стены на глазах у них принялись расплываться в серую муть, пока в конце концов окончательно не рассыпались в прах – а вместе с ними и весь мир «Калевалы».