Дни войны (СИ) - "Гайя-А" - Страница 42

Немногочисленные жители выглядывали из окон или выходили на улицы посмотреть на случайно проезжающих гостей. Все они были, на взгляд воинов, похожи. И редко кто из них говорил на диалекте Элдойра — срединной хине, даже диалекты горцев знали лишь немногие.

— Отец о чем-то задумался? — зевая от скуки, поинтересовалась Латалена, отпуская повод, чтобы ускорить шаг. Оракул кивнул в сторону.

— Если бы у нас в запасе было несколько лет, — тихо сказал он, — язычество всегда обречено на поражение, как всякое истинное зло.

— У нас нет в запасе нескольких лет, — Латалена, порадовавшись, что вуаль в такой тени непрозрачна, не стала сдерживать улыбку, — но у моего сына…

— Смута среди нас самих, — поучительно погрозил ей пальцем Оракул, — думала ли ты, с чем придется столкнуться твоему сыну — кое с чем страшнее, чем-то, что мы видим сейчас вокруг себя?

Сердце Латалены вмиг похолодело. Ее отец редко снисходил до беседы с ней, если не было третьего слушателя. Иной раз казалось, он вообще забывал, что у него есть дочь. И Латалена радовалась этому, потому что, если уж Ильмар Элдар говорил, слушать его порой было страшно.

— Думала ли ты о своем сыне, Латалена?

Перед глазами неслись страшные картины наступающей новой Смуты, а среди них — ее сын, ее кровь, ее маленький сынок, совсем мальчик, ребенок, которого страшно оставить без присмотра даже на минуту. Латалена никогда не забывала о нем. Если бы она могла, то ложилась бы поперек каждого замаха мечом, направленного на Летящего, и все же ей приходилось не только терпеть страх, животный, глубинный, материнский, но и самой учить своего сына презирать смерть.

— Время задуматься, дочь моя, — мягче добавил Оракул, и цепкий холод предвидения, окативший принцессу, отступил, — время задуматься о том, что мы оставим ему.

— Я думала, — глухо раздалось из-под вуали, — и я подумаю еще, когда буду совершать паломничество.

— Ты собралась сейчас ехать туда? — отрешенно спросил отец, глядя мимо. Она пожала плечами.

— Почему нет, отец? Самое время. Ты ведь и Летящего отправил туда. Будущий правитель непременно должен вовремя совершить все полагающиеся ритуалы.

Ильмар Элдар отвернулся.

— Правитель… Тот, кто будет править после меня, возьмет на себя все негодование и ненависть народа, — тихо сказал он, — всю бедность и всю кровь.

— И что? — взвилась женщина, но под тяжелым взглядом Оракула мгновенно умолкла.

Несколько минут они ехали, не разговаривая. Верстовой столб дал знать, что путники покинули пределы городского округа.

— Воистину, здесь только позор, — повторно пробормотал Оракул перед выездом из Мирмендела, и, подумав, сплюнул на землю.

========== Горожане ==========

Мила увидела Элдойр издалека, и он ей сразу не понравился, как не понравилось построение войск, размещение обозов с провизией и разворовывание бесчисленного множества окрестных деревень.

В город восточные армии вступали не как триумфаторы, но как побитые бродяги. Впрочем, для живших в городе это нашествие было поразительным и невероятным. Широко открыв рты, стражники в единственных открытых воротах смотрели, как въезжают один за другим отряды и пытались их сосчитать — совершенно напрасно пытались. Жители же простые на въезжающих смотрели в большинстве без особой радости. Вместе с воинами всегда приходила война. А те воины, что вселялись, не вызывали доверия. Небритые, грязные, заросшие лишаями, клещами и чесоткой, въезжали славные рыцари в белый город. Издали их доспехи блестят на солнце. Приблизиться всего на шаг — и можно разглядеть царапины, ржавчину, кровавые пятна, заплаты… сбруя лошадей украшена парадными лентами, каменными от грязи, выцветшими, пропитанными лошадиным потом и вражеской кровью.

Горожане — а в стенах обитали двенадцать тысяч жителей — тут же смекнули, что именно они станут вскоре богачами. А пока они расставляли столы в своих тавернах и чистили постоялые дворы, спешно мастерили мебель и пристально щурились на приезжих. Старейшина общины сам сдал знамя города — изрядно потрепанное и ветхое — Ревиару Смелому.

Четыре полководца выстроились перед главными воротами, которые после нескольких часов мучений удалось все-таки разбаррикадировать и открыть. Ревиар Смелый первый слез с лошади. Остальные полководцы последовали его примеру. Традиции соблюдались: перед главными воротами полководцы Элдойра обязаны были принести клятву верности городу.

— Кто-нибудь помнит клятву целиком? — разрушил неловкое молчание Ниротиль, сосредоточенно ковырявший в носу. Регельдан нервно рассмеялся.

— Я помню, — кивнул Гвенедор Элдар, — но старший из нас Ревиар, не так ли?

Старший полководец наградил князя Элдар злобным взором. Затем опустился на колено перед знаменем города.

— Приносим клятву белому городу, да стоит он вечно на благословенной земле, мы, четверо воинов. И говорит от нашего имени Запад, — Гвенедор прикоснулся к знамени, как полководец запада, — Восток, — тут к знамени прикоснулся Регельдан, — Юг, — Ниротиль хватко вцепился в обветшавшую ткань, — и Север.

Ревиар снял перчатку, дотронулся пальцами до знамени. Не ощутил он ни покалывания в груди, дыхания не перехватывало у полководца, но тяжелое чувство ответственности перед городом мгновенно поселилось в сердце. До конца жизни полководец города им остается, где бы он ни был, каких бы проступков ни совершал; даже отлучение от Веры не способно изменить клятвы полководца. Только невиданное предательство перед белым городом способно снять столь высокое звание.

— И нарекаем вновь белый город, славный и гордый, город крепкий и священный, — Ревиар чуть помедлил, — Элдойр.

Они поочередно поднялись с колен. Гвенедор тяжело вздыхал, поднимаясь. Знамя внесут в город, положат у подножия пустующего трона; у самого же трона сядут выжившие потомки Хранителей, и только Богу одному и известно, начнется ли грызня между родами Хранителей до того, как их перебьют в войне. Прагматичный и лишенный начисто каких бы то ни было иллюзий, князь Гвенедор прекрасно знал, что уж ему-то и его семье есть куда отступать. Сейчас же у полководца Элдар было, впрочем, как и у других, одно желание: выспаться. И, к сожалению, именно этому желанию осуществиться было не суждено.

***

…Мила невзлюбила город еще со стен. Вопреки ее представлениям, белый город оказался вовсе не белым: стены были покрыты снаружи подтеками смолы, копоти, изнутри — строительными лесами, той же копотью и грязью. Грязи было много — несмотря на славу самого чистого города Поднебесья, Элдойр за годы разрухи и запустения подрастерял былую красоту. На счастье приехавшим в него жителям, строители, возводившие центральные улицы белого города, хорошо знали об опасности просто утопнуть в городских лужах, и в городе существовала канализация и вполне сносная система сброса нечистот в ров под южными стенами.

Городские каналы возле храмов, засорять которые запрещалось под страхом смерти, теперь спешно застраивались сверху деревянными настилами. Ходить по ним было, конечно, нельзя — они предназначались для защиты питьевой воды от пыли, пепла и сточных вод. У одного из незакрытых каналов Хмель Гельвин получил, как мастер меча, второй этаж одного из домов, на ремонт и хотя бы первичное восстановление которого ему предстояло теперь потратить большую часть своих средств.