Ученик колдуньи (СИ) - Колдарева Анастасия - Страница 37

— Раз уж тебе идти к господину Айхе, отнеси ему обед. Дориан сказал, что возле южной башни он устроил себе тайную площадку для тренировок в боевой магии, вот там и проторчал, поди, полдня без еды и питья. Заодно и сама пообедаешь.

— Хорошо, — Гвендолин внезапно оробела, принимая корзинку. — А как мне найти эту башню?

Нанну указала на едва приметную мощеную камнем тропку, терявшуюся в стороне от каналов, и добавила:

— Никуда не сворачивай.

— Ладно.

— И пусть он проводит тебя обратно, иначе заплутаешься.

Гвендолин послушно кивнула, но твердо решила запомнить дорогу и не навязываться Айхе с просьбами. Уж по единственной-то тропинке она добраться сумеет и без посторонней помощи.

Предвкушение от предстоящей встречи с Айхе радовало и пугало одновременно. Гвендолин шла, то ускоряя шаг, то почти останавливаясь, чтобы перевести сбившееся от волнения дыхание. На небе не появлялось ни облачка, солнце не ведало милосердия и палило все нещаднее, и она не торопилась раскручивать узел на затылке — от волос жара станет нестерпимой. Давно хотелось пить. Раз уж обед в корзинке рассчитывался на двоих, Гвендолин сочла приличным разворошить его и достать фляжку с водой. Сразу полегчало.

Отыскать дозорную башню особого труда не составило. Видимо, проторенной тропинкой пользовались слуги, посланные на сбор трав, грибов или ягод, а также охотники, обеспечивавшие замок дичью. Надломленная башня со щербатой верхушкой примыкала к крепостной стене, на внешнюю сторону которой уже настырно наседали лесные дебри. Вскарабкавшись на крытую галерею, Гвендолин бросила взгляд по ту сторону: кто-то изрядно потрудился, разворотив каменные укрепления, выкорчевав вековые деревья и избороздив землю глубокими свежими оврагами.

— Гвендолин!

Она отвернулась от устрашающего пейзажа и поискала глазами источник голоса.

— Привет! — Айхе помахал ей рукой со ступенек, ведущих на башню. Несколько минут ушло на то, чтобы спуститься со стены. Торопясь и подворачивая ноги на осыпающемся каменном крошеве, Гвендолин спрыгнула на твердую почву. И только тут вспомнила, что так и не выдернула из волос шпильки.

— Я уже не надеялся тебя дождаться, — признался Айхе и похлопал ладонью по ступеньке рядом с собой: мол, присаживайся.

Разве она могла не придти? Ох, даже если бы с неба обрушился холодный ливень, грозивший очередной простудой, и даже если бы Нанну нагрузила ее работой по горло…

— Я принесла обед, — она поставила корзинку к ногам Айхе. — Только воду выпила… ужасно жарко.

— Ничего, вода у меня есть. — Айхе заглянул под полотенце. — Ну надо же, целый цыпленок. Будешь? Тут явно на двоих.

Гвендолин пожала плечами и едва не ляпнула: «Да я не голодная». Вот было бы вранье. Есть хотелось не меньше, чем пить, но от привычно накатившей цепенящей волны смущения в мыслях рождалась одна чушь.

Перепачкавшись жиром, Айхе разорвал цыпленка напополам голыми руками и протянул Гвендолин ее долю.

— Умираю с голоду. Нанну молодец, отлично придумала. Не замечал за ней раньше склонности к материнской заботе.

— Ну, она за тобой тоже многого не замечала, — вырвалось у Гвендолин. Чтобы не сболтнуть еще чего-нибудь лишнего, она вгрызлась в курицу. Слава богу, Айхе оставил ее слова без внимания. Пока он обедал, Гвендолин украдкой косилась на его профиль, выхватывая из общей картины мелкие детали, казавшиеся сейчас ужасно трогательными: тени под длинными ресницами, крошечные капельки пота у корней волос, мазок серой пыли на загорелой щеке, родинку на шее… От него пахло солнцем, полуденная жара прокоптила его насквозь, оставив на рубашке влажные отметины, а волшебство добавило несколько завершающих штрихов: Гвендолин распознала его остатки в подрагивающих пальцах и вздувшихся венах на предплечьях. Похоже, Айхе потратил утро на весьма изнурительную тренировку.

Курица была несоленой. Айхе добросовестно сгрыз свою половину вместе со шкуркой и хрящами, а у Гвендолин быстро пропал аппетит. Заставив себя прожевать несколько кусков, она отложила цыпленка и вытерла руки о полотенце. Неловкое молчание принимало тягостный характер.

— А где Хал? — чем не завязка для разговора?

— Я отвел его к Вулкану, — охотно поделился Айхе, достав у себя из-за спины флягу с водой. — Будешь пить?

Гвендолин торопливо помотала головой и сама не поняла, чего испугалась. Айхе отвинтил крышку и сделал жадный глоток, запрокинув голову. Отвести взгляд от его выгнутого горла у Гвендолин не хватило сил.

— Насколько мог, объяснил ситуацию, — продолжил Айхе, — но ему, по-моему, было плевать. Как горел себе тихонько до моего прихода, так и горел.

— А саламандра?

— Пока нюхалась со своими, я тихонечко убрался восвояси. Полночи сегодня не спал, все боялся: вдруг глаза закрою, а она решит: готов покойничек — и оттяпает мне руку? Или ногу? — Айхе засмеялся, и Гвендолин не поняла, шутит он, или серьезно. — Но раз за мной не потащилась, значит, отвязалась, правильно?

— Вулкан найдет, чем ее накормить, — улыбнулась Гвендолин.

Вновь повисла тишина. Гвендолин неожиданно почувствовала, как сильно уморилась от работы на жаре, да и бессонная ночь внесла посильную лепту. Упершись локтями в колени, она прикрыла глаза, на мгновение проваливаясь в головокружительную сонную расслабленность.

— Ты в башне умудрилась так загореть? — долетел сквозь полудрему голос Айхе.

Она? Загорела? О, боже, только не это…

Рывком Гвендолин выдернула шпильки из пучка на затылке. Волосы рассыпались тугими кольцами, и она принялась укутывать ими плечи, лоб, нос — все, что только было возможно. Лучше расплавиться от жары, чем изуродовать лицо лишней сотней отвратительно-коричневых веснушек. Впрочем, наверняка уже поздно. Гвендолин бессильно уронила руки, в ужасе глядя на их покрасневшую кожу.

Айхе ее реакция удивила.

— Я что-то не то сказал?

— Нет. Все… правильно, — откуда тогда противная плаксивость в голосе? — Мне нельзя загорать. Видишь же… видишь… — губы задрожали: он ведь и впрямь видел, разве это теперь скроешь?

— А по-моему, здорово. Или ты мечтаешь быть похожей на Дориана? — Айхе вдруг вскочил, взлохматил себе волосы, втянул щеки и картинно замахал руками: — Плохо! Все очень, очень плохо! Не смей трогать этот котел, если не хочешь угробить половину вселенной, ты, никчемный кусок дракона! В твоем возрасте я уже постигал тайны мироздания и соорудил свой первый телескоп, а ты только и знаешь, что колотить цветочные горшки да реветь во всю глотку, вгоняя в гроб прислугу! А ну признавайся: это ты кинул чеснок в отвар для ополаскивания волос? Госпожа чуть не раскроила мне череп! От нее теперь разит чесночищем за милю, и я не знаю, как это исправить!

Гвендолин не выдержала и расхохоталась, до того бесподобно Айхе изобразил алхимика.

— Если будешь вечно прятаться в башне, превратишься в такую же бледную оглоблю, как я, — заключил Айхе, медленно проводя пальцами по впалым щекам.

— Ты вправду испортил отвар для волос? — спросила Гвендолин, вытирая набежавшие от смеха слезы.

— Ой, чего я только не испортил, — Айхе вновь плюхнулся на ступеньку, подался к ней и доверительно сообщил: — Дориан до сих пор уверен, будто прыщи, зеленые пятна или струпья, которыми Кагайя покрывается раз в полгода, это результат ошибок, вкравшихся в его расчеты.

— Какой жестокий.

— Не более, чем она.

Гвендолин прекратила улыбаться:

— Как ребра?

Она ждала ответа с замиранием сердца. Мечтала, чтобы Айхе поскорее поправился, и в то же время тревожилась из-за предстоящего путешествия к Цирцее.

— Нормально. На мне все быстро заживает.

— То есть она… часто тебя мучает?

— Не чаще, чем я ее, — весело отговорился Айхе.

— А зачем ты вообще подался к ней в ученики?

— Выбора не было, — он посерьезнел и задумался, будто решая, рассказывать о себе или сменить тему. — С колдовством не шутят — оно не прощает ни дилетантства, ни халатности. Малейшая неосторожность оборачивается трагедией, если не умеешь с ним обращаться, не говоря уже об отравленной жизни: ходишь по струнке, собственной тени пугаешься, не имеешь права на оплошность, на срыв. Когда я в детстве злился, вокруг вспыхивали деревья и сверкали молнии. Когда обижался, невесть откуда брались тучи насекомых: ос, москитов, даже шершней. Неудивительно, что меня обходили за версту. Как мама ни старалась вырастить из меня «обычного ребенка», ничего путного не вышло.