Ловчие (СИ) - Калинин Никита - Страница 40

Стало ясно, что задумал дед. И даже почему он это задумал. Я ведь Проводник, что бы это в действительности ни означало. Долгое пребывание ловчих без сущностей рядом со мной чревато если не новым выбросом, то наверняка какими-либо неприятностями поменьше.

Дед приблизился к Кате, и та чуть не шарахнулась, засмотревшись по сторонам. Она была похожа на тощую, голодную, больную голубку, которой теперь вдобавок ещё и крыло перебили.

— Я выну её для тебя, Екатерина, - произнёс хозяин дома и положил ладони себе на грудь. - Но просто передать её не могу. Уже нет. Ты должна схватить её, понимае? Цепко. Как за жизнь схватиться. Она для тебя и станет новой жизнью.

Та закивала так горячо, что аж капюшон спал. Да, сильно же ей лицо изуродовало… И наверняка не только лицо…

Дедовские ладони засветились, он сморщился, как от боли. И потянул. А за его руками, прямо из груди ярким свечением начал проступать силуэт. Сначала маленький, золотисто-зелёный, но чем дальше ладони оказывались, тем быстрее он рос и проявлялся. Это была берегиня, совершенно точно. Златокожая девица с листьями и хвоёй вместо ногтей и волос, которая, казалось, беспокойно спала, то и дело дёргая руками-ногами, словно бы от кого-то во сне убегая. Я даже не сомневался, что дед подарит Кате именно эту сущность.

— Я называю тебя, Екатерина, частью рода Велес. И дарую тебе эту сущность. Поглоти её!..

Берегиня вздрогнула, встрепенулась, глазки на миленьком, почти детском лице раскрылись - быстрые, неспокойные, как канарейка в клетке, - и она тут же попыталась улизнуть. Катя опомнилась запоздало. Выбросила руку, но как-то несмело. И ухватила золотисто-зелёное запястье буквально в самый последний момент.

— Покорись!.. - пискнула она так неуверенно, что берегиня поначалу её даже не расслышала. - Покорись!..

Дед не вмешивался. Стоял, сложив руки на груди, даже когда сущность дёрнула Катю так сильно, что та рюхнулась носом в землю, или что там у нас было под ногами. Гера отпрянул, я было шагнул на помощь, сам того от себя не ожидая, но дед остановил меня взглядом. Я понял. Катя должна сама сделать это.

— Покорись!

Золочёная девица вскинулась и замахнулась узенькой ладошкой, будто решила влепить невнятной ловчей оплеуху - окстись, мол. Но вдруг уставилась на неё завороженно. Быстрые глазки уже не скакали по всему, чему только можно, мечущийся в постоянном движении взгляд берегини оказался заперт в границах обезображенного лица Кати. Вместо пощёчины сущность коснулась её острого, некрасивого подбородка листиками ногтей, что вдруг стали мягкими, провела ими по бугристым от шрамов щеке и носу. И начала таять. Растворяться зелёным туманом, чтобы, намотавшись на руку призрачной шалью, исчезнуть в расширенных глазах перепуганной девушки.

— С этого момента Екатерина - хранительница родового очага! - дед обращался к нам. - Пусть каждый, кто ранен, кто нуждается в душевном тепле и утешительном слове, идёт к ней. Именно так и должно быть, - он вздохнул с натугой, словно ощутил на плечах всю тяжесть прожитых веков. - Так должен заново начаться мой род. С тепла. С хрупкой, надломленной женщины…

Это было что-то вроде ритуала. Я не был уверен до конца, но в родах ведь существовала иерархия, а значит, имелись и какие-то титулы, должности, что ли. Первый глашатай, второй глашатай или вот, хранительница. Даже Ганс упоминал об этом, но, правда, в контексте выращивания Духа. Чтобы Дух рода снова обрёл полную силу, нужен был “полный расклад” иерархии. И именно этим сейчас занялся дед.

Когда Катя попятилась, пискляво бормоча какие-то невнятные благодарности, вперёд сам выступил Гера. Взгляд деда ненадолго сделался тяжёлым и… полным грусти. Он нахмурился, как если бы в случившимся с семьёй пацана виноватым считал себя.

— Я готов! - выпалил Гера.

На мгновение показалось, что дед считает иначе. Пальцы его отпрянули от груди, он задумался, потемнел лицом, словно бы из памяти лезло что-то нехорошее, что-то настырное, но очень важное. В конце концов он всё же произнёс:

— Я называю тебя, Герман, частью рода Велес. И дарю тебе сущность. Поглоти её!

За ладонями патриарха тенётами тянулся туман. Он скручивался и свивался невесомыми нитями, но только чтобы в следующую секунду вновь распасться на мельчайшие бессвязные капельки. Иногда в нём мелькала морда: глаза закрыты и за ненадобностью давно поросли серой шерстью, линия сомкнутой пасти гнутая, длинная - почти улыбка от уха до уха, и в центре морды дыра одной-единственной ноздри под обломком короткого носа. Уж не знаю почему, но хмарника я представлял себе иначе. Впрочем, как и лихо ведь.

Гера не медлил. Более того, он чуть ли не выхватил сущность из рук деда, хмарник не имел ни малейшего шанса на побег. Руки пацана вошли в туман, и тот окутал его. Сущность завилась вокруг поэта, то исчезающая, то появляющаяся морда возникала попеременно над его плечом, над головой, за спиной и прямо перед ним. А Гера смотрел на эту безобразие взглядом бывалого хирурга.

— Покорись.

Кружение прервалось, как и не было. Пацан втянул туман сущности, как дым за школьным углом при виде приближающегося директора. И запрокинул голову, будто тот самый дым сигаретным-то был лишь отчасти. Раскрыл глаза, уставился вверх и...

— Красиво… Какие же они все… красивые!.. Кто… кто они?..

Над нами не было ничего, лишь серость и непонятная мгла. Незастывший бетон низкого непроглядного неба. Но Гера видел там что-то ещё. Точнее кого-то. Он улыбался. Робко, но улыбался. Впервые за всё время, что я его знал.

Вдруг он посмотрел себе под ноги. И с криком отпрыгнул, словно бы из-под земли к нему тянулись полусгнившие руки. Но уже в следующий миг Гера упал на четвереньки и принялся с криком колотить в несуществующую землю.

— Исток, - громом грянул голос патриарха. - Проклятье в нём проявилось сразу. Другого и не ждал.

Гера вопил срывающимся голосом. И бил, бил, бил кулаком, будто надеялся разнести на части эту сферу мироздания. И у него это будто бы даже выходило. Призрачные деревья зашумели, с них слетели и вмиг смолкли крикливые птицы.

— Ма-а-а-ам!.. Па-а-а!..

Там, глубоко, в видимой им одним беспросветной пасти Ничто Гера разглядел родителей.

Глава 24

Я проснулся посреди ночи от света фар в окно. Вскочил, спросонья листая мысли, как костяшки чёток: нашли, сейчас что-то будет, пока дом не окружили, пусть Гера выводит Иго с Катей, а мы…

Но это была всего-то старенькая, увешанная галогеновыми фарами по верхней дуге “Нива”. Охотнички.

Снова уснуть не получилось. Я с час сидел на кровати, глядя на сопящего Геру, и даже всерьёз подумал уже посчитать баранов каких-нибудь. Потом и вовсе встал, прошёлся по комнате туда-сюда, скрипя дощатым полом. В окно поглядел, как горе-охотники пытались вытолкать из снежной каши посаженную на мосты “Ниву” под самым лесом. Луна била ярко даже сквозь остаточные тучи, что принесли в Малинов Ключ снег вперемешку с дождём.

Да и провалился от нечего делать в храм. Вот, где было-то сонное царство! Оцепеневшее без надобности лихо да свитая “колодцем” рыбина в плотоядных отростках по верхней части тела. И - тишина. Ни тебе дрянных мыслей, ни света тревожного по потолку, ни даже похабных песенок Жигуля, который наверняка сейчас скрёб кривыми когтями титьки, нарисованные прямо поверх заклёпок фюзеляжа. Зато на основном экране совершенно неожиданно появились новые надписи. Пора бы к этому привыкнуть…

“Род Велес. Младший род Вотчины.

Каста - отсутствует.

Титул - отсутствует.

Наследник рода”.

Будто до этого я не был членом рода Велес! Или стоп… Может, это мой род не был полноправной частью культуры?.. Но если так, то перемены связаны со вчерашним ритуалом, как пить дать. Да ещё касты какие-то, титулы…

По спине пробежали редкие, но оттого более колкие мурашки.

Вчера Гера увидел родителей. Мы насилу выдернули его, разошедшегося, в обыденность. Я не был уверен, но в какой-то момент показалось, что земля там трещала от ударов юношеского неокрепшего кулака. Поддавалась. Вот почему патриарх едва-едва вознёс нас над сферой спящих. Он вот это предвидел. Окажись мы выше, или вообще не дай бог в Роднике - Геру уже было бы не вернуть. Пропал бы пацан. Дед-то с ним совладал с горем пополам…