Ловчие (СИ) - Калинин Никита - Страница 13

Мой храм постоянно менялся. И дело было даже не в том, что “небо” теперь сияло, будто живое. Постамента стало два. И, как глумление над реальностью, в половину дальней стены красовалась надпись: “ранг ловчего второй”. Дед доходчиво объяснил, что с этого момента я могу использовать таланты двух сущностей одновременно. Для чего, правда, следовало ещё изловить ту самую вторую сущность.

— Что-то буде меняться постоянно, Котенька. Храм ещё долго буде надстраиваться. Род-то наш почти сгинул, вот и… вот. Привыкнешь.

Голос его звучал прямо в храме. Я понимал, что просто-напросто слышу деда, что он сейчас за одним со мной столом, дует горьковатый чай, смешно вытянув губы. Но когда я воспринимал его тут, рядом с оцепеневшим одноглазым монстром, то никак не мог унять мелкую дрожь.

— И что мне теперь делать?

— Ничегошеньки. Тут как повернётся: може сама сущность к тебе приде, може ловить придётся. Всякое бывает. Но вот что скажу. Охота - самое увлекательное в нашем деле. Потому как тут ум надо иметь. Знать много. Думать. А думать не все хотят. И ещё одно. Не затягивай с охотой. Постамент нельзя долго держать пустым.

— Почему?

— Примета плохая.

— А если сущности будут разные? Из разных культур?

— О, ты прямо белке в глаз попал-то! Вот он, цимес! - смех деда казался озлобленным и полным давней боли. - Тут всё зависит от Колеса.

— Колеса? - не унимался я.

— Колесо определяе, кто нынче кому враг, малец. Его никто никогда не видел, но всякий ловчий его чувствует. И ты почувствуешь, со временем. Оно редко движется, но когда движется, мир лихорадит.

Как выяснилось, многое, если не всё в Извечной Игре сводилось к уничтожению. В том числе ранговый рост ловчего, или даже в особенности он. Мы могли отлавливать сущности хоть десятками, но это не значило, что все они станут нам служить. Для этого и существовали постаменты - центры концентрации. Только помещённая на постамент сущность дарила ловчему свои способности.

Также два постамента внутри храма не значили, что я мог поймать всего две сущности. Дед не любил это слово, но замену ему почему-то не искал, словно был вынужден произносить его как по рекламному контракту. “Бестиарий” - это некое место вне храма, этакий заповедник внутри воображения ловчего, где обитают незадействованные на данный момент сущности. Для его строительства нужно много знать о конкретной чуде-юде, ведь всякой твари необходим был свой заповедник.

— Ты може изловчиться и поймать кумихо где-нибудь в корейских трущобах, но если Колесо ставит наши культуры супротив… То ты никогда не используешь её чары в полную силу. А вот если решишь принести её в жертву, чтобы храм твой разросся новой точкой концентрации, вот тогда…

— Де!..

Я сморгнул колкое видение с храмом и увидел Иго. Девчушка влетела внутрь подстать прозвищу - одежда в разные стороны, многострадальная дверь настежь, пустая чашка, что дожидалась её, оказалась под столом, хоть и уцелела. Она запыхалась, ноздри раздувались, словно Иго неслась к нам через лес пару-тройку километров с важной-преважной вестью.

Примерно так и вышло.

— Де! Они здесь! Другие из Вотчины - Кеша видел двоих близнецов со стеклянными глазами! Я домой дунула, а Витька…

— Котя, - дед посмотрел на меня хмуро. - Пока ты тут, Иго в опасности. Во мне они не увидят никого, да и за тын не шагнут - не смогут. Но если тут будешь ты…

— Я выведу его околицей, к станции, де! - замахала руками Иго.

— Нет, ни шагу из пролеска. Дорогу на словах объяснишь, как деревню обойти - и мигом назад! - строго сказал дед и добавил, глядя на меня: - Постарайся вернуться, малец. Не дай лихо себя угробить.

Глава 8

— Ты точно в порядке? Ты какой-то… другой.

Он всё так же бубнил в “моржовые усы”, а из рук не выпускал протёртый уже до невозможности дежурный стакан, который никому и никогда не ставил на стол. Я видел Митрича всего несколько дней назад, но ощущение было, будто прошла целая жизнь.

— Да всё хорошо, Митрич. К врачу ходил. Вот, на обезболивающих, но без костылька. Медленно, коряво, зато сам.

— М, - стакан издавал жалобное “гжм-гжм-гжм”. - Я думал. Тебя эта. Ну. Помнишь?.. - я кивнул. - Странная она, Кость. Ты б с ней того. Не надо.

— А я и не собираюсь, - заверил я, а сам посмотрел на Митрича красноречивым взглядом, напоминая о цели моего визита.

— А. Да. Это легко. Сколько надо-то?

— Сколько сможешь. Только я не скажу точно, когда отдам. Но, Митрич, ты ж меня знаешь…

— Знаю. Что с квартирой думаешь? - спросил он, а сам исчез где-то в подсобке. Он что-то бубнил оттуда, я не слушал. Моё внимание вдруг привлекла плазма на стене.

“…экологи продолжают работать под Литейным мостом, в то время как сообщения приходят практически со всех концов города, и всюду явление наблюдается под мостами. Большие чёрные пятна на льду похожи на розлив мазута, но как уверяют в МЧС, недавнее падение в Неву автомобиля не при чём. В местах бурения для взятия проб специалисты отмечают массовую гибель рыбы…”

— Во. Кость. Я могу занять тебе тысяч… - появившийся из подсобки Митрич пошевелил усами, держа в руках банковскую карту. - Сто. Сойдёт? Не помню точно, сколько здесь. Я ремонт хотел. Начать. Да тебе нужнее. Ремонт-то. Только ты это…

— Не-не, ты ж меня знаешь, Митрич. Если сказал не пью, значит не пью больше. Спасибо тебе. Была б Лена, поцеловала б тебя. А так…

Я перегнулся через стойку и обнял старого друга. Тот, как всегда, засмущался.

— Видел, чего натворили? - указал он в телевизор, пытаясь перевести тему.

Я-то как раз видел. Взгляда отвести не мог, потому как прекрасно помнил и лысого, и что Литейный в его плевковом турне был первым и последним мостом одновременно.

— Кость.

— Да, Митрич, ты не переживай… - немного рассеянно говорил я, убирая карту во внутренний карман.

— Наркоман этот. Который тогда тебя искал.

— Да их теперь таких… - я не договорил, поняв наконец, что Митрич усиленно показывает мне на кого-то взглядом.

— Константин Родин?

Сногсшибательным бывает запах - перегара, например, или духов. Внешность бывает такой, это дело обычное. Но вот чтобы акцент… Немец был в чёрном длинном пальто, которое, судя по всему, отобрал у самого Нео, и в лёгкой чёрной же шляпе с серой полосой. На улице вовсю валил снег, и он прошёл вглубь пустующего бара даже не отряхнувшись, прямо в верхней одежде.

— Он самый, - кивнул я и развернулся, готовый ко всякому. Если и этот руки отрастить надумает, Митрич в стороне не останется. У него под стойкой бита.

— Прелестно! - просиял немец и, протянув пятерню, каркнул: - Рихтер. Ганс Рихтер.

Рука его была сухая, холодная, точно из могилы торчащая. Я поёжился и неосознанно обтёр свою ладонь о штанину. Лицо гостя было вытянутым и неподвижным, как маска, а когда он говорил, создавалось впечатление, что передо мной чревовещатель - губы едва размыкались.

— Будет позволено? - указал он на ближайший столик, и Митрич вяло кивнул.

Мы сели. Ганс, не прекращая тянуть улыбку-ниточку, снял заснеженную шляпу и аккуратненько устроил её на углу стола. Едва он сделал это, белые кристаллики на ней начали медленно таять.

— Я хочу сделать вам предложение, Константин, от которого вы не откажетесь, - самонадеянно начал он. - Какова ваша информированность относительно Игры Извечной?

Я раскрыл было рот, но Ганс остановил меня жестом - всё, мол, этого достаточно.

— Прелестно! Тогда это сократило нам время. Время, знаете ли, единственный невосполнимый ресурс!

Боковым зрением я видел Митрича. Старый бармен пялился в телевизор, у которого вдруг пропал звук и замедлилось изображение. Он вёл себя так, будто нас не было в баре. Или даже не так. Он вдруг превратился в механизм, в заводную куклу: взгляд погас, широкие плечи поникли, а лицо приобрело глуповатый вид, к тому же он почти не моргал.

— Он нас не видит, - дружески заверил Ганс. - Можете говорить любые непристойности!