Детство 2 (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 26

— На то и надеялся, — Отозвался гость, — специально дома не пил после еды, таки надеялся на твой бесплатный чай! А если он будет самую немножечко с заваркой и сахаром, то таки совсем хорошо!

— Хоть целый чайник, — Буркнула негромко Фира, уткнувшись в свою чашку, — могу даже и опрокинуть на колени.

— Ты мине про тот случай? — Повернулся Бляйшман до неё всем телом, — До сих пор таишь нехорошие глупости? Таки очень зря, если хорошенько подумать! Сама-то хоть помнишь, какие гадости и при каких людях ты сказала этими нежными губами?

Фира покраснела и отвернулась.

— Извините, — После короткой паузы сказала она, повернувшись.

— Да всегда пожалуйста! — Замахал мужчина руками и поддёрнул штаны. Поёрзав, он с удобством устроился на стуле, и подвинул к себе поставленную тётей Песей новую чашку, — Ты таки всерьёз думаешь, што мине доставляет удовольствие процесс кручения грязных ух ляпнувшим што-то детям? Таки нет, и нет ещё два раза!

— Да! — Неожиданно перебил он сам себя, подняв палец вверх, — Но не то, о чём вы подумали, а совсем даже приятное! Шломо! Ах, как хорошо подходит тебе это имя!

Дядя Фима захихикал мелко, поглядывая странно на тётю Песю и внезапно раскрасневшуюся Фиру. Из кармана пиджака он извлёк конверт и подвинул ко мне по столу.

— Твоя доля за наше общее дело, два процента. Спешу тебя порадовать, что ту же схему мы нашли где применить и помимо предложенного, и это всё те же два процента за светлую голову и молчание промимо нас!

Не вскрывая конверт, сунул ево в карман штанов под любопытственным взглядом женщин, и всем стало почему-то неловко. Незадачливое молчание прервало шумное сёрбанье кипятка Санькой, и ево же кашлянье от попавшей не в то горло воды.

— Ой! — Удивился он, прокашлявшись, — Дядя Фима? Как вы так… здрасте!

— Заучился, — С ноткой гордости сказала тётя Песя, — Художник будет! Всё малюет и малюет… даже за столом, а?

— Врубель будет! — Отечески посмотрел дядя Фима на Саньку.

— Почему в рубель!? — Всплеснула руками тётя Песя, в корне не согласная с гостем, и готовая отстаивать высокую судьбу постояльца, — Я таки скажу за мальчика, шо за в рубель он может пойти рисовать людей на набережной уже прямо сейчас! Немножечко сильно постарается, особенно если барышня выгуливается с нежадным кавалером, и таки будет ему рубель! А когда выучиться, то будет таки и побольше!

— Да! — Поддержал я её, выпятив подбородок и разворотив плечи, — За больше будет рисовать!

Дядя Фима Бляйшман прокашлялся странно, и поднял руки над столом, зажав в каждой по разной обкусанной печеньке.

— Да я што? Только за! Буду ещё гордится может, шо за одним столом чай с ним пил!

— Таки да, — Согласилась надувшаяся от важности Фира, окончательно записавшая Саньку в младшие братья, хоть по возрасту строго наоборот, — Погодите! Ещё висеть будет на гвоздике в каждом доме!

После обеда и ухода гостя Чиж усвистал до своего художника, даже не поинтересовавшись суммой, и кажется, даже и не вспомнив о деньгах. Я вскрыл, пересчитал (сто восемьдесят рублей копеечка к копеечке!), да и отдал после короткого раздумья тёте Песе.

— Пусть у вас пока. Есть же наверное тайники?

Женщина кивнула как-то очень торжественно, и убрала конверт за объёмистую пазуху.

— Только штоб молчок! — Предупредила она нас с Фирой, — Не хватало ещё, штоб всякие босяки заинтересовались нашим што и где! Потому как репутация за нас, как за людей Фимы и кого повыше, это конечно да, но таки не до конца! Потом такой может и пожалеет три раза по сто, но што нам-то с его жалелки, если без денег!?

Одесский порт никогда не спит, но это в целом, а не так штоб везде и всюду. В летний полдень, когда воздух от жары идёт рябью, продолжаются только самые рассамые срочные по важности работы. Докеры и портовые рабочие прячутся часика на два в укромных местах, штоб переждать жару, и порт кажется вымершим. Даже портовые собаки ленятся гавкать, забившись в тень и прохладу.

Промелькнёт иногда портовый работник, вышедший на улицу по великому надо, да изредка мальчишки стайками и поодиночке, ищут себе интересное. Когда просто приключений от весёлости, а порой и таково, што нужно озираться и бояться, но на выходе получается што-то прибыточное.

Одного из таких изображаю я, переодевшись в почти рваньё в условленном месте. Такой себе немного подозрительный по жизни, но очень естественный для порта мальчишка.

«— Он!» — Бьёт набатом в голове, и я делаю отмашку Бене. Обезьян проходит в полусотне метров левее, и за ним никого. Вторая отмашка!

«— Ну што же ты!»

Беня как сидел, так и сидит на своей повозке старьёвщика, тщетно пытаясь раскурить трубочку. А потом раз! И в затылок Обезьяну влетает мешочек с дробью. Такая приспособа глушит на раз, но не проламывает костей черепа.

Подскочив к Обезьяну, Канцельсон вскидывает ево на плечо одним рывком, будто бы даже без усилий. Короткая пробежка, и бессознательная массивная туша исчезает в повозке, скрытая всяким хламом.

Долго не задерживаюсь, и ухожу из порта. Сейчас моя задача — присматривать издали за повозкой. Мало ли! Но нет, влекомая осликом повозка всё так же неторопливо едет из города, поскрипывая колёсами и не встречая препятствий.

Волнуюсь так, што и не передать! А ну как што! Очнётся да заворочается, а?!

А Бене хоть бы хны — идёт, трубочкой пыхтит. Ещё и на поговорить остановился с каким-то знакомцем! Смеётся!

Чуть не целый час двигалась повозка, отъехав наконец от людных мест до берега моря.

Барахло из повозки перегрузили в лодку, и где-то среди етого барахла скрылся и Обезьян.

Только мелькнуло што-то, вроде мотка старых верёвок, и всё, лодка отчалила.

Пришло сперва облегчение, а потом и восхищение — как самой операцией, так и силищей Бени и Косты. Здоровы до чево! В Обезьяне поболе семи пудов, а они ево будто мешок с тряпьём!

Даже не сбились, когда с иным барахлом в лодку перекидывали, ну вот ей-ей! Ни малейшей натужинки!

— Очнулся, мой хороший? — Проворковал ласково красивый женский голос с лёгкой чарующей хрипотцей, и с лица Марка сняли повязку, — Напугал нас, зайка! Так долго в сознание не приходил, что мы уже и волноваться начали!

Марк шевельнул было затёкшей рукой, но с ужасом понял, что прикован и лежит на неструганых досках… голым?! Он окинул взглядом пещеру с низко нависающим потолком, и взвыл от ярости и ужаса.

— Ну что ты, мой хороший, — Женское лицо, закрытое наполовину полумаской, склонилось над ним, — тс! Не шуми! Лежи себе спокойно, набирайся сил. Они тебе понадобятся!

— Ты! — Выдохнул он бешено, — Кто такая? Назовись!

— Тс! — Незнакомка скальпелем коснулась губ и закрыла их, ощутимо порезав, — Не шуми, зайка! Потом покричишь, немножечко попозже.

Увидев вблизи аномально расширенные глаза, Марк рванул изо всех сил, пытаясь освободиться, но тщетно. Рывок, ещё рывок… отчаянно заболела содранная кожа на запястьях и лодыжках, да в спину вошли крупные занозы, добавив впечатлений. Тщетно.

Женщина с интересом наблюдала за рывками, облизывая скальпель. Одетая дорого и безвкусно, она выглядела удивительно неуместно в катакомбах, и от этого становилось ещё страшней.

— Котя, — Пожаловалась она, повернувшись в сторону, — он меня не слушает!

— Скоро угомонится, — Ответил мужской голос, и на свет вышел рослый мужчина с фигурой циркового атлета, одетый как заурядный горожанин, — а пока пусть! Видишь, какую большую мышку я принёс для своей кошечки? Несколько дней играться сможешь!

— Несколько дней? — Голос женщины стал рокочущим от плохо скрываемой страсти.

— Если моя кошечка не переусердствует, как в прошлый раз, — Нежно ответил мужчина, приобняв свою подругу за талию и потянул за собой с недвусмысленными намерениями.

— Писюльку, — Тоном маленькой девочки, выпрашивающей конфету и любящей бабушки, сказала женщина, — чуть-чуть!