Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Готика Белого Отребья (ЛП) - Ли Эдвард - Страница 8


8
Изменить размер шрифта:

Лампы в стиле "Carriage", торчащие из стен, освещали их продвижение, но не слишком эффективно.

- Это было действительно прекрасное, медитативное и расслабляющее путешествие, - ответил он. Eсли не брать в расчёт анальное изнасилование и поджог женщины, и последнее, но не менее важное - “Мертвого Дикинса”. Интересно, достаточно ли пришла в себя жертва, чтобы понять, что стало с его пенисом?

- Рад это слышать, сэр. И я надеюсь, что тоже самое будет и с вашим пребыванием у нас.

- Ну, мистер Портафой, у меня есть чувство неоспоримой уверенности, что так оно и будет.

Было бы преувеличением сказать, что это оптимистическое утверждение было совершенно точным.

* * *

Это был 6-й номер. У Писателя не было иного выбора, кроме как задуматься: “6”, библейское НЕСОВЕРШЕННОЕ число и обозначение зла и заблуждения... Oднако, это суеверие не могло быть более обоснованным, чем его предыдущие наблюдения о числе тринадцать, не так ли? Он не обратил на это внимание.

Однако по пути вниз по коридору, он заметил множество смутно интересных картин - в большинстве случаев таких, что большинство из них были настолько затемнены мраком, плесенью, пылью и возрастом, что были почти неразборчивы. Однако две из них - одна на лестнице, вторая ближе к его комнате в холле - содержали идентичный и гораздо более разборчивый центральный рисунок.

На них был изображён один и тот же мужчина выше пояса. В очках, с короткой стрижкой, в старомодном пиджаке и тонком галстуке. У него было бесстрастное лицо, смотрящее прямо перед собой. Самым примечательным было как раз его лицо; оно было очень длинным и узким, и у него был небольшой неправильный прикус челюсти, который приводил к выступающему подбородку.

Точно такому же, как у Сноуи и её матери, - понял Писатель. Очевидно, человек на картинах был их далёким родственником много лет назад. Картины не были ни картинами, ни фотографиями, но четкими рисунками или гравюрами. Писатель с нетерпением ждал возможности расспросить их об истории этих картин, и более того, он не мог избавиться от некоторого раздражающего знакомства лица на портретах…

Портафой провёл его в комнату, включил свет, поставил сумки и объявил:

- Bаша комната, сэр. Надеюсь, вам понравится, сэр. Жаль, что солнце село, в сумерках здесь открывается потрясающий вид.

- С нетерпением жду завтрашнего дня, мистер Портафой, - oн дал носильщику десять долларов. - Это вам. Благодарю вас.

- Вы слишком великодушны, сэр. Я к вашим услугам, сэр.

- А я - к вашим. Спокойной ночи.

- И вам, сэр, - кивнул пожилой камердинер и вышел из номера.

Какой приятный человек, - заключил Писатель. Комната, однако, была лишь чуть лучше лачуги. - Если это лучшая комната в мотеле, я бы не хотел…

Быстрый осмотр привёл его к ветхой кровати с балдахином, затянутой паутиной, маленькой кушетке цвета хмурого неба, туалетному столику и, как он был рад видеть, своего рода письменному столу. Щелчок света в ванной оставил его довольным тем, что тараканы не разбежались в разные стороны, хотя несколько мертвых плавало в унитазе. В общем, он нашёл здесь удовлетворение: идеальное пристанище для писателя-натуралиста и экзистенционального наблюдателя, - каковым он себя считал. На стене висела не очень хорошая пейзажная картина. На ней был изображён далекий горный хребет, и причём не слишком хорошо; он сказал бы, что это была покраска по номерам, но даже это не было бы таким дрянным. Затем он раздвинул вермикулированные шторы, которые, по всей видимости, когда-то были скатертями.

Захватывающий вид?

Правда, далекая линия гор обещала быть интересным зрелищем на закате, и он подозревал, что они послужили моделью для неумелого художника. Но это была просто неописуемая зазубренная громада в ночное время. Ещё более неопознаваемая громада заполнила равнину позади отеля, и что это была за громада, он разглядел практически сразу, там была большая металлическая вывеска:

ОКРУЖНАЯ СВАЛКА

ЗАКРЫТA

Какие тайны подстерегают нас в Пустоши, - подумал он чересчур позитивно, вспомнив монументальную поэму Т.С. Элиота.

Затем он повернулся, словно повинуясь какому-то невидимому влиянию…

Как все это странно!

У входной двери висел ещё один портрет, на котором был изображён тот же узколицый мужчина.

КТО этот человек? Писатель знал, что творческая сила внушения вполне может быть в игре, сочетающаяся с волнующими чувствами, вызванными пребыванием в новом и чужом месте. Но мысль не покидала его: я просто ЗНАЮ, что видел этого человека раньше, и это вовсе не связано со сходством лиц между ним, Сноуи и миссис Говард…

Это была пища для размышлений и, возможно, для нового романа… к чему он пока не испытывал желания приступать. Возможно, потом…

Выпивка поможет мне собраться с мыслями! Поэтому, освежившись в пустой ванной, он вышел из комнаты, запер её за собой и действительно отправился в таверну под названием «Перекрёсток».

* * *

Когда он зашёл в «Перекрёсток», его не поразила молния похороненных воспоминаний. Готов ли я к этому? - прозвучал странно нерешительный вопрос. Так и должно быть, но… Сейчас я готов только к пиву. Он пододвинул стул к барной стойке, за которой сидело всего несколько посетителей. Громкая музыка, громкие разговоры и шум в целом не способствовали творческому размышлению, хотя он где-то читал, что Джон Ирвинг[11]- или это был Том Роббинс?[12]- любил сидеть в шумных низкопробных барах и читать Шекспира, а когда какой-нибудь деревенщина начинал издеваться над ним, он быстро и умело “надирал ему задницу”. Но я не крутой парень, - напомнил себе Писатель, - и если я когда-либо и дрался с кем-то, то подозреваю, что чаще задницу надирали мне…

Вдоль одной стены стояли музыкальные автоматы, вдоль другой - кабинки для посетителей. Центр заведения занимали бильярдные столы и один “настольный футбол” без игроков. Однако топография бара не имела большего значения. Наконец подошёл бармен, но не с тем вопросом, который он хотел бы услышать…

- Что ты здесь делаешь, приятель? - cказал высокий, худощавый, с длинными седыми волосами и козлиной бородкой бармен. На нем была джинсовая куртка без рукавов и кожаная ковбойская шляпа. - У тебя есть яйца, скажу я тебе. Недавно один ублюдок, похожий на тебя, свалил, не заплатив…

Глаза Писателя в ужасе выпучились.

- Сэр, боюсь, вы ошибочно обознались. Я в городе всего час, только что сошёл с автоб…

Бармен схватил Писателя за горло и слегка сжал его.

- Эй, Рини! Разве это не тот же самый болотный подонок, лизатель свиных задниц, который съебался на прошлой неделе, не заплатив за выпивку и отсос!

Тощая женщина, со внешностью самой деловой проститутки, залпом “убрала” большой бокал пива, помолчала, прищурилась, нахмурилась и отрыгнула;

- Рэй, отпусти этого человека, чертов придурок! Это не тот! Ты чё, снова забыл одеть очки?

Хватка немного ослабла.

- Да у него же те же патлы, такая же бородень? А ну признавайся, это ты тот любитель халявы?

- Это не он, придурок! Cбежавший парень, был намного моложе и не такой толстый… без обид, мистер.

- Я не обижаюсь, - задыхаясь, выдавил Писатель.

Бармен отпустил его.

- Прости, друг. Это просто…- oн снова пристально вгляделся в лицо Писателя. - Могу поклясться…

- Он немного похож на него, но был лет на двадцать моложе, - вклинилась в разговор женщина. - Сэр, вы должны простить этого крутого засранца с холмов за мозги "крикера".

Южное гостеприимство давно ушло вместе с ветром. Писатель потёр горло, чувствуя, как к его покрасневшему лицу возвращается нормальный цвет. Неужели я такой толстый? - задумался он и, взглянув на свой живот, подавил ответ.

- Всё в порядке. Простое недоразумение, и можно сказать, что недоразумения доказывают самый очевидный элемент человеческого существования. Если интересно, исследуйте философские труды превосходного французского математика Рене Декарта.