Святослав, князь курский (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 35

Когда подошли к Дубровне, то от перехваченных купцов, двигав-шихся по саннику в Новгород, узнали, что псковичи не дремлют, они также выступили из города под стягами Всеволода.

— Их там тьма-тьмущая! — заверяли, словно сговорившись, в один голос купцы. — Еще и литва с ними, и немцы… К тому же и похваляют-ся, что стоит им столкнуться с вашей дружиной, как большинство нов-городцев на их сторону перейдет.

«Вполне возможно, — мысленно согласился с купцами Святослав, не очень-то уверенный в новгородских ратниках. — Вполне возможно».

Прослышав о «тьме-тьмущей», новгородцы, подстрекаемые тай-ными приверженцами Всеволода Мстиславича, откровенно заволнова-лись, стали требовать от Святослава возвращения домой.

«Дома и стены помогут!» — твердили они как попки.

— Это уже не рать, это стадо трусов и предателей, — хмурился Глеб, наблюдая эту возню и кутерьму в новгородской дружине. — Разворачи-вай, брат, пока до откровенного неповиновения и противостояния дело не дошло. Мои пятьсот дружинников вряд ли сладят с пятью тысячами твоих горлопанов. А если новгородцы столкуются с псковитянами, то-гда, вообще, беда…

С князем Глебом согласны были и воевода Петр, и сотник Якун, и еще десяток верных новгородских бояр, которые также твердо заявили: «Поворачивай! Иначе не миновать беды».

Пришлось развернуться и, не солоно хлебавши, возвращаться в Новгород. Глеб с курянами ушел, а новгородцы затихли в тревожном ожидании. Однако вскоре до князя Святослава дошли слухи, что и Все-волод Мстиславич, сильно простудившись, возвратился в Псков, где в тот же день и скончался от горячки.

«Слава Богу, все само собой разрешилось, без кровопролития, — обрадовался Святослав, полагая присоединить псковскую вотчину к своему Новгородскому княжеству. — Псков, как спелое яблочко, упал ко мне в длань». И велел в храме святой Софии поставить пудовую свечу.

Однако радость новгородского князя была преждевременной: псковитяне не пожелали быть под Святославом. Они, сославшись с Киевом, выпросили себе на княжение Святополка Мстиславича, и когда тот, не мешкав, прибыл к ним, послали вскоре сообщать о том в Новго-род. Святослав злился, но сделать ничего не мог, а потому искал утеше-ние у новой жены Марии, в ее жарких и крепких объятьях. Всколыхнул-ся было и Новгород: как же так, попрана его честь — но, побурлив на вечах и не видя стремления князя Святослава, уже раз ученого, к ново-му походу, поостыл. Впрочем, не надолго. Уже 28 апреля состоялось очередное вече, на котором новгородцы объявили Святославу, что ли-шают его своего стола, а чтобы замириться с Юрием Владимировичем Ростовским и Суздальским, будут просить у него сына Ростислава.

— Спасибо и на том, люди новгородские, — заявил с явной обидой и нескрываемым сарказмом Святослав. — Впрочем, скажу вам по правде, я и сам не рад такому княжению. Потому и покидаю вас и ваш стол без особого сожаления.

— Вот ты как, княже, запел, — тут же возмутились новгородцы. — Обиды надумал нам выговаривать, срамить нас. А еще, видать, гро-зишься нам… тогда уж не обессудь, мы побережемся: возьмем у тебя в качестве залога жену и детей.

— Вы, братцы-новгородцы, совсем очумели, — попытался вступить-ся за князя бывший новгородский сотник Якун, который при поддержке князя и собственного ума не так давно стал тысяцким.

Но новгородцы, которые совсем недавно оставляли у себя в залож-никах самого митрополита, слушать Якуна и других доброжелателей Святослава не захотели, пригрозив, если те не умолкнут, сбросить их в Волхов с моста, и все настойчивее и настойчивее требовали от Свято-слава, чтобы он оставил семью в залог.

— Что мне делать? — призвав к себе Елену и Марию и поведав им требования новгородцев, спрашивал князь хмуро. — Как поступить?

— Мне оставаться никак нельзя, — затряслась всем телом в беззвуч-ном плаче Мария, — точно лютой смерти предадут. Тут уж сродники бывшего мужа Иванко постараются, чтобы душу свою порадовать! Спят и видят меня в Волхове мертвой, среди русалок…

— Меня оставь, Святослав Ольгович, — промолвила тихо, но твердо Елена. — Думаю, не посмеют тронуть законную супругу и деток малых. Только сынка с собой, Олега-свет Святославича, ненаглядного возьми, не оставляй на поругание… А Марию они без деток и не возьмут. Ведь этим сорвиголовам не так княгиня, как княжеские детки нужны…

— Прости! — опускаясь на колено перед первой супругой, взволно-ванно и искренне произнес князь, поражаясь не только ее готовности к самопожертвованию, но и мудрости, не покинувшей княгиню в столь тяжкую минуту. — Ты моя спасительница. А о сыне не беспокойся — сбе-регу.

— Верю, князь. Верю, — пряча слезы, невольно набегавшие в уголки миндалевидных глаз, все так же тихо произнесла Елена. Потом, обра-щаясь уже к Марии, добавила: — Люби и расти моего сына, как своего собственного, иначе не видать тебе счастья, Мария. Поверь моему сло-ву, не видать!

— Не оставлю Олега Святославича, милая Елена, ни своей любо-вью, ни своими заботами, — молвила в расстройстве чувств, сквозь на-бежавшие слезы новгородка. — Христом Богом клянусь! — Истово пере-крестилась она. — И прости ты меня, не держи зла… если можешь…

Видя, что в качестве добровольных заложников остается княгиня Елена с детьми и слугами, новгородцы немного притихли. Однако когда из бояр к ним вызвался идти старый воевода Петр, то от него отказа-лись, прося кого-нибудь помоложе. «Не нужна нам старая развалина, которая и так уже на ладан дышит, давай, князь, молодого да здорового, — потребовали они. — Этот и так дорогой помрет, так к чему нам живой мертвец? Ни к чему». Вызвался остаться в заложниках у новгородцев боярский сын Константин, румянощекий витязь. «Этот сгодится, — со-гласились новгородцы, — его хоть вместо коня в воз впрягай — на гору потащит», — и повезли заложников в монастырь святой Варвары, где оставили только княгиню с дочерьми и служанками, так как монастырь был женский, а всех мужчин перевели на двор епископа. Святослав, в одночасье лишившись половины семьи, обескураженный таким поведе-нием новгородцев, а потому обозленный на себя и весь мир, стал соби-раться в Чернигов к брату Всеволоду. С ним уходила и его черниговская дружина, не пожелавшая остаться в неспокойном и бурливом, непред-сказуемом своими последствиями, городе новгородской вольницы. Лишь только несколько старых воев попросили:

— Дозволь княже при княгине Елене и детках остаться. Какая ника-кая, а все ж поддержка им будет.

Пришлось позволить. И поблагодарить.

СМОЛЕНСКАЯ ЗАМЯТНЯ

Девятого мая, как раз на Николу травного или вешнего, как чаще величали его русские люди, в честь которого был крещен Святослав и носил христианское имя Николай, обоз бывшего новгородского князя, с его располовиненной семьей, скарбом, слугами и челядинцами, сопро-вождаемый тремя сотнями верных ему дружинников, покинул Новго-род, оставив в нем княгиню Елену с дочерьми. А уже 25 мая, на Русаль-ей неделе, туда вошел юный князь Ростислав Юрьевич с немногочис-ленной дружиной из ростовцев и суздальцев, которую для него выделил отец его Юрий Владимирович.

«Вот и окончилось мое новгородское княжение, — покачиваясь в седле в такт иноходи гнедого коня, грустно размышлял Святослав. — Двух лет не минуло, как снова без стола, без первой супруги и доче-рей… Зато какая жена у тебя! — сквозь серость недовольства и обиды скользнула паутинкой радостная мысль. — Всем князьям на зависть. И не только жена, а еще и сын, — мелькнуло в голове, заставив князя улыбнуться. — Значит, не все пропало. Значит, жизнь продолжается. А Елену и дочерей я как-нибудь выручу…»

От такого поворота дум на душе князя как-то посветлело, отчего дальнейшая жизнь уже не казалась такой сумрачной и безрадостной. К тому же в высоком безоблачном небе светило улыбчивое солнышко, зеленела вокруг нежная травка-муравка, ласково шелестела листва на придорожных деревьях, радостно щебетали птицы, нежно кланялись матери-земле первые, пахнущие медом цветы, а над ними жужжали пчелки. Жизнь продолжалась!