Время бусово (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 31

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

КНЯЗЬ КУР

Князь одного из северских племен, размножившихся от прародите-лей Сева и Руса, сыновей пращура легендарного Богумира, несколько поколений уже проживавшего на берегу полноводной Семи, точнее, в устье небольшого ручья, называемого Куром в честь пращура Кура, имя которого передавалось также из рода в род и которое в настоящее вре-мя носил и сам князь, и Тускаря, впадавшего в Семь недалече от града, в этот зимний день проснулся рано. Не то что сон на ум не шел, а ждали дела. Большие дела, если, вообще, не великие.

Княжеский титул и княжеская власть у северцев, как и у остальных славян, не были наследственными и потомственными. По древнему обычаю князей избирали на вече всем племенем или родом. Избирали из самых достойных сородичей, которые обладали силой и умом и ко-торые пользовались уважением среди соплеменников. Так было в древ-ности. Однако в последнее время вековые традиции претерпели некото-рое изменение, так как более подготовленными на княжество станови-лись дети прежних князей, которые обладали и большими знаниями и большим опытом, в том числе в военном и судном делах. И почти все-гда вече избирало их в случае смерти старого князя от дряхлости или на поле брани, если, конечно, они достигали определенного возраста и вышли из отроческих лет. Так было и с князем Куром. После смерти отца Сарта в последнем походе русколанцев на боспорцев и готов, жи-тели града и окрестные огнищане на совместном вече, проходившем шумно и горланисто, а не чинно и торжественно, как того требовал за-кон дедов и прадедов, избрали его князем. С тех пор прошло уже не од-но лето. И не одна зима минула с тех самых пор. Время от времени случались веча, на них решались разные вопросы, но речи о смене князя никто не поднимал. Вот и княжил Кур на славу сородичам, стараясь всегда поступать по совести, по справедливости, по заветам, получен-ным предками от Отца Ария, а тем — от самих богов.

Года три назад, осенью, после уборки с полей жита, он водил своих воев, набранных как в граде, так и в его окрестностях из ремесленного люда, в поход на кочевников, просочившихся в пределы Русколани. По-ход тот был организован русколанским князем Дажиным, заславшим к Куру гонцов с призывом на участие в общей славянской борьбе с врага-ми, посягающими на Землю Русскую. Князь Кур не был в вассальном подчинении русколанского князя, был независим, сам себе голова, и мог отклонить просьбу Дажина, но не отклонил, а принял, поблагодарив послов, а через них и князя Русколани, от имени всех курян за оказан-ную честь. Тогда куряне, придерживаясь традиций отцов и дедов, тяже-лых броней с собой не брали, уповая на удаль свою да на Перуна, и вы-глядели довольно легкомысленно на фоне кольчужных воев из дружин не только князя Дажина, но и иных. Поход был удачным, почти все кур-ские воины возвратились домой. И не только возвратились подобру-поздорову, но и добычу, какую никакую, с собой привезли. Казалось бы, радоваться такому исходу дела надо, но Кур особой радости не про-являл. Пока находился в походе, всячески отговаривался по поводу лег-кой защиты своих воинов, отшучивался. Однако чужой опыт в воору-жении воев на ус мотал. Когда же восвояси возвратился, то учел урок и стал понемногу одевать в кольчужную бронь своих ближайших воев да и горожан постоянно подталкивал к тому, чтобы обзаводились панци-рями, кольчугами и шеломами. Те поначалу противились, мол, и тяже-ло, и неловко, и тяготно… Но потом, когда увидели первые десятки во-ев в полном вооружении, в железных кольчужных бронях, в светлых остроконечных шлемах, при мечах и копьях — глаза задором полыхнули, сами наперегонки друг против друга о вооружении таком думать стали. И про тягость семейную забыли.

Почесывая пятерней волосатую грудь, Кур выбрался из-под мед-вежьей шкуры, служившей ему и его супруге одеялом. Присел на край постели, пытаясь привыкнуть к темноте и прохладе: как не топили печь в соседней комнате, к утру от былого тепла оставались одни воспоми-нания, вместе с дымом тепло уходило в специальное отверстие, проде-ланное в стене под потолком. В полутьме, так как свет почти не прони-кал через маленькие окошки, затянутые бычьим пузырем, натянул на себя теплые, сшитые из толстого сукна портки. Ногами отыскал на зем-ляном полу сбитые из овечьей шерсти постопы, теплую просторную обувь, с коротким голенищем, обул на босы ноги. Встал и скорым ша-гом направился в сени.

— Куда ты, Кур, сладкий мой петушок? — зевнув, потянулась на по-стели белотелая супруга, не открывая глаз.

— На кудыкину гору, — огрызнулся беспричинно, по-видимому, от холода, открывая дверь в сени. — Спи. Не твоего ума это дело. — И как был в одной нательной рубахе, так и нырнул в темные сени, не набра-сывая на плечи шубы, мягкой горой свисавшей с железного крюка, вби-того рядом с дверью.

Княгиня Яровита была женщиной тихой и доброй, а ещё и покла-дистой. Мужу ни в чем не перечила, за что была уважаема и любима им. Просто сегодня, в неудачный момент, по-видимому, со сна, стала «ку-дыкать», что, известно, является плохой приметой. Вот и получила со-ответствующую моменту отповедь.

Поеживаясь от холода, проскочил на ощупь и по памяти сени, от-крыл двери и оказался на крыльце, припорошенном ночным снежком, хотя к утру поземка прекратилась. Опрометью метнулся за угол хлева — только поскрипывало и похрустывало под подошвами постопов. Стал справлять малую нужду.

Утро только занималось. Безоблачный восход розовел, ожидая по-явления солнца. Небольшой морозец говорил о том, что день будет ти-хий и ясный. Над многими избами городища вились дымки, явно указы-вавшие на то, что хозяйки уже встали и стряпают у печей, приготавли-вая пищу. По всей округе горланили петухи, напоминая нерадивым хо-зяевам, что день уже начался, и пора вставать из теплых постелей.

Справив малую нужду, Кур удовлетворенно хмыкнул и, отойдя к крыльцу, снял с себя нательную рубаху, оголив до пояса торс. Крякнув, наклонился, схватил пригоршню снега, выпавшего за ночь, а потому чистого, рассыпчатого, искристого, почти невесомого, и принялся омы-вать лицо и тело. Потом еще, еще одну…

Через несколько мгновений его тело стало красным от энергично-го растирания. И уже мороз и снег, которым он растирался, не пугали и не казались колюче-холодными, а их покалывание по коже только горя-чило кровь.

— Ух! — выдохнул с удовольствием Кур, окончив процесс омовения, и побежал в дом, неся рубаху в руке. — Ух, как хорошо! Словно Бог Сварог своими босыми ноженьками по душе прошелся. Лепота!

От сна даже воспоминаний не осталось.

Пока он находился на улице, в доме произошли значительные из-менения. Встали и хлопотали у печи женщины, дальние родственницы как самого Кура, так и его супруги. Комнаты медленно наполнялись дымом, который не успевал уходить в дыру под потолком.

«Всегда так, — подумал Кур, одевая рубаху, — тепла большого нет, зато дыма — хоть отбавляй!»

В горле запершило.

«Кгы, кгы», — попытался откашляться он.

— Опять дыма напустили — не продохнуть, — недовольно буркнул на прислугу, — сколько раз говорил, чтобы дрова выбирали те, что посуше, да березовых побольше. Они быстрее горят, и дыма от них меньше.

— Дак мы и так, батюшка, березовыми поленцами, самыми что ни на есть сухими… — засуетилась, оправдываясь, пожилая и полногрудая стряпуха Малка, — а то как же: помним твой наказ…

— Помним… — передразнил зачем-то, осерчав, стряпуху, — а дыма как было полный дом, так и остается — полный дом! — И пока та безус-пешно оправдывалась, подумал про себя: «С дымом надо что-то делать, сколько можно им питаться, не хлеб же, на самом деле…»

Впрочем, он уже не раз такое думал, но поделать ничего не мог. Хотя однажды какие-то мысли о том, как избавиться от дыма в голову к нему приходили. Но смутные, еле осязаемые, и потому, возможно, пока не воплотившиеся в жизнь. Дело было так. Как-то, зайдя в кузницу к кузнецам, увидел, что их печь имеет не только горн, в котором они ка-лили куски железа, собранного в окрестных болотах, но и меха для про-дувания горна, и высокую глиняную трубу над ним.