Время бусово (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 3

КНЯЗЬ ДАЖИН

В соседней комнате, так же ярко освещенной масляными факелами и восковыми свечами, находившимися в бронзовых трехрожковых све-тильниках, изготовленных в виде сплетшихся хвостами змей с задран-ными вверх головами и раскрытыми пастями, в которые и вставлялись свечи, и укрепленных на стенах, находился сам князь Дажин, мужчина лет тридцати, русоволосый, сероглазый, с курчавой бородкой, еще не ставшей из-за возраста окладистой, как у множества русичей, с тонкими чувственными крыльями носа, имевшего небольшую горбинку, что го-ворило о горской крови среди его предков.

Яркий свет горящих свечей, факелов и жировых плошек, подве-шенных в уголках комнаты на бронзовых цепочках, как и в светелке княгини Ладуни, позволял рассмотреть правителя Русколани.

Черты лица князя были благородны и аскетичны, чему способство-вали высокий, с несколькими горизонтальными морщинами, лоб и слег-ка выдающиеся из-под смуглой кожи скулы, а также известная воздер-жанность князя в пище и семейной неге. На нем была легкая льняная белого цвета рубаха для домашнего обихода с расшитым воротом и по-долом, подпоясанная кушаком, которая не то, чтобы скрывала, наобо-рот, подчеркивала крутой разворот могучих плеч, развитую грудь и впалый живот воина. Темно-синие порты из тонкого сукна и легкие сафьяновые, темно-красного цвета, на тонкой кожаной подошве с не-большим каблуком сапожки на ногах заканчивали его домашний наряд.

Он, снедаемый чувством неизвестности и своего бессилия как-либо повлиять на происходящее, сидел на широкой лавке за дубовым столом, покрытым белой скатертью, прислушиваясь к гомону в комнате княги-ни. Как и его супруга, он ждал первенца сына. Сына и только сына — наследника и продолжателя рода! Время от времени он вставал с лавки и начинал ходить по комнате, бесконечно меряя упругими шагами вы-ложенный цветной мозаикой, на греческий лад, пол.

Когда начались схватки у Ладуни и засуетились ее сенные девуш-ки, князь пожелал было остаться при родах, надеясь своим присутстви-ем смягчить боли любимой княгинюшки и первым взять на руки свое дитя — продолжателя рода Белояров. А в том, что родится сын, у него даже сомнений не было. Знал, что Ладуня не подведет его — их ребенок был зачат во взаимной любви и с благословения богов. Вот потому-то и ждал сына. Но тут пришла старая ведунья Родислава, которую не только простые русы побаивались за ее связи с духами и богами, но и он, Да-жин, могучий князь Русколани, и потребовала, чтобы он убирался вон из спальни роженицы. Потребовала так, что пришлось уступить и уда-литься в соседнюю комнату.

Несколько лет тому назад он гостил у князя словен и антов Щека в славном городе Киеве Русском, который раскинулся на днепровских крутоярах, и там впервые увидел свою суженую Ладушку, веселой ко-зочкой в светлом сарафанчике скакавшую по княжескому двору. Тогда все собирались на общеплеменной славянский совет-вече. Присутство-вал не только он, но и почти все старейшины, вожди и князья славных родов славян и русов из дальних и ближних земель. Из Олешья и Суро-жа, из Корсуни и Белой Вежи, из Любяча и Голуни, который почему-то хитромудрый грек Геродот, взявшийся рассказать людям историю их предков, называл Гелоном. Обсуждали вопрос мира и войны с греками, боспорцами и готами, которые вздумали теснить славянские роды на берегах Сурожского моря, где русичи проживали испокон веков. Уви-дел — и полюбил. А, полюбив, сознался в том князю Щеку, мужу силь-ному и мудрому.

Киевскому князю Щеку в ту пору было около пятидесяти лет, и Ладушка была его последней дочерью, которую Щек воспитывал один, так как его супруга и мать Лады вскоре после родов дочери заболела и умерла. Ладу же выкармливала грудью одна из служанок, к счастью, только что родившая ребенка. Ладушка росла без матери, поэтому была не только любима, но и обожаема отцом.

Узнав о таком деле, Щек благосклонно отнесся к его речам, лишь попросил обождать до времени, когда Ладушка войдет в пору зрелости. Видать, не хотелось князю Щеку расставаться с любимой дочерью.

Он дождался и заслал сватов. Год назад они на светлый праздник Купалы в священной роще после песнопений и плясок вокруг костра, после прыжков через этот костер, с благословения бога любви Леля на душистой от цветов и трав поляне познали друг друга, а через месяц и дитя зачали.

Тогда же от князя Щека он узнал историю города Киева Русского, раскинувшегося на холмах высокого берега Днепра, называемого элли-нами Борисфеном, известного не только среди русов и славян, но и во всем мире.

А дело было так. После веча, на котором все дружно решили дать отпор готам и грекам в Боспоре и Тавриде да возвратить себе тамошние города Сурож и Хорсунь, временно занятые хитроумными сынами Эл-лады, князь Щек, как хозяин дома, давал званый пир для участников совета.

На просторной поляне заповедного леса, в котором обитали лишь волхвы да жрецы, возносившие хвалу богам, вдали от шума и гама го-родского, плотниками-умельцами были сооружены длинные столы и лавки. Столешницы были накрыты белыми узорчатыми скатертями, лавки прикрыты разноцветными шерстяными попонами. Вокруг суети-лась княжеская челядь, расставляя на столах посуду с яствами, фрукта-ми и освежающими напитками. Чуть в стороне слуги князя на огромных вертелах зажаривали туши кабанов и благородных оленей, убитых во время охоты, организованной также гостеприимным Щеком.

Когда же гости вволю напились и досыта наелись, насмотрелись на молодецкие забавы молодых киевлян, показывающих свою удаль и сно-ровку в борьбе и упражнениях с оружием, в метании дротиков и копий в цель, в стрельбе из луков, в сражении на мечах, то киевский князь пред-ложил приглашенным гостям послушать певцов-сказителей.

Пришли два седовласых старца в белых холщовых рубашках, под-поясанных разноцветными кушаками. У одного в руках был рожок, у другого гусельки. Старцы по очереди нараспев поведали о предках-героях, заботившихся о роде славянском, а также о доблестях самого киевского князя Щека, мудрого вождя и волхва, стараниями которого город Киев стал самым прекрасным городом на земле, а киевляне — са-мыми могучими и храбрыми воинами.

Ничего удивительного в этом не было. У многих старшин и князей были свои сказители, которые не только вели сказы о делах этого рода или племени, но и передавали свои знания по наследству, чтобы их вну-ки могли порассказать далеким потомкам о славных делах их родичей, давно ушедших к пращурам. И тем самым как бы продолжалась связь поколений, связь между прошлым и настоящим, связь между Явью и Навью. Иногда в роли сказителей выступали волхвы, хранители старин-ных традиций и знаний, именуемые еще кудесниками.

Пока старцы пели свои сказы, каждый слушатель, в том числе и он, князь Русколани, слушая их, уносились в глубь прошедших веков, мыс-ленно участвуя с древними героями в походах и битвах, прославивших их имена.

— Как вам мои сказители? — поинтересовался Щек, явно гордясь своими певцами, когда те окончили свои песни-сказы. — Не притомили ли?.. Не наскучили ли?..

— Красно пели, — согласились, не покривив душой, слушатели. — Красно! Красно и лепо!

— Вот и хорошо. Продолжим пир! — Обрадовался киевский князь искренней похвале гостей.

И пир продолжился. Шумный и веселый, такой же разудалый и бесшабашный, как и сами русичи с их горячими и всегда открытыми сердцами. Так уж создал Сварог детей и внуков своих: работать — так работать, воевать — так воевать, а гулять — так гулять!

КИЕВСКИЙ КНЯЗЬ ЩЕК

Сказители спели и ушли, а за столом разгорелся спор о том, откуда началась земля русская, кто в роду был первым князем и кем построен город Киев и другие города славянские. Вот тут слово взял Щек и пове-дал:

«В незапамятные времена, о которых простые люди уже не помнят и только редкие волхвы-кудесники по воле богов о том знают, примерно 5 тысячи лет назад, пришла великая стужа на землю славян-огнищан. А жили они в ту пору в горах великих и высоких. В Пяндже, что в Краю Иньском, на конце земной тверди. Там и землю пахали, и стада овец пасли в травах сочных и высоких, там и род свой продолжали, блюдя законы и заповеди богов своих. Но наступили холода великие. И зароп-тали они, что надо уходить из этого края в иной, даже если придется за него биться. И перестали предки наши славить Рода, поскольку не виде-ли от него никакого заступничества.