Золото гуннов (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 8

— Так не проще ли деньгами? — удивился Ваньша.

— Деньгами, конечно же, проще, — ласково погладил по нечесаным вихрам маленького собеседника учитель. — Беда лишь в том, что в древние времена не у всех народов деньги имелись. Вот и приходилось золотом, на вес, расчет вести… На Руси, например, монеты чеканить куда как позже начали… при князе Владимире Святославиче. Златники и сребряники… А уж бумажные купюры, привычные нам, так те совсем недавно… по историческим меркам.

— А до того где монеты брали на Руси?

— Ишь ты какой любознательный, — потеплел взглядом и голосом старый учитель, радуясь за своего ученика. — До появления златников и сребряников князя Владимира пользовались теми, что привозили арабские да византийские купцы — дирхемами, динарами и прочими. Только все они по сравнению с найденным вами кладом — ничто. Молодо да зелено…

— А как все это оказалось у нас… в балке? — поразмыслив над последними словами мудрого педагога, вновь спросил Ваньша, интерес которого только распалялся. — Клад кто-то зарыл что ли?

— Возможно, что и клад… — произнес задумчиво Афанасий Егорович. — Но еще вернее, здесь был похоронен какой-то древний вождь или знаменитый воин… со всем своим скарбом. Когда-нибудь при случае я вам расскажу о древних народах, их обычаях, традициях, в том числе погребальных. А пока… пока дождемся представителя советской власти и передадим ему находку на хранение. Оставлять при себе это опасно, ибо слаб и алчен человек… А золото, хоть и светло, и блестяще, но силу имеет черную да гибельную, окисляет да разъедает ржавчиной жадности да зависти души людей. С ним всякое может случиться… Потому от беды подальше…

За беседой время протекает незаметно. Не успел сельский учитель наговориться со смышленым односельчанином, как прибыл, попыхивая самокруткой да попахивая самогонным перегаром, представитель власти.

— Что тут за оказия приключилась? — спросил властно и всех сразу.

Чтобы понимали: перед ними начальство, а не пыль с бугра. Пусть и небольшое начальство, пусть маленькое, но все равно начальство.

— Да вот мальцы клад нашли, — поспешил с ответом Афанасий Егорович. — Древние золотые предметы… Требуется по закону все оприходовать…

— Если золото… да по закону, — теряя от блеска злата всю напыщенность и представительность, сдавленно икнул председатель, — то мы разом… Ёк мокарёк…

Золотая цепь и шейная гривна, виновница спотыкания Ваньши, тут же перекочевала в крепкие, по-крестьянски узловатые, пальцы Лукьяна Петровича.

— Тяжеловата будет, — встряхнул легонько, до тихого звона цепью. — Но ничего, трудовому народу послужит…

А уже через день-другой уполномоченный Льговского уездного исполкома черно-кожаный товарищ Федюкин в сопровождении двух сотрудников местной милиции, вооруженных «наганами» и винтовками, увозил на тряской «линейке» цепь и шейную гривну в славный город Льгов.

Вот такую повесть без лишних приукрас рассказал начальнику уголовного розыска области Андреевский, пока они шли по гулким коридорам здания областного УВД.

— И это все? — был явно разочарован незатейливой концовкой Бородкин.

— Это только середина! — подмигнул голубоглазо и по-заговорчески хитро да весело начальник следственного управления.

— Так чего же тянешь… кота за хвост? — жаждал продолжения заинтересовавшийся начальник угро.

— А для большего эффекта. Рассказ, как и месть, это такое блюдо, которое надо подавать холодным — вкус будет острее… — хохотнул покровительственно и назидательно шеф следаков.

— Я думал, что только опера на всякие штучки-дрючки мастера. Теперь вижу: и следователи — еще те хохмачи — не остался в долгу, подпустив шпильку, Бородкин.

— А то!.. — заискрился довольной улыбкой Андреевский.

Отправлением ценной находки во Льгов дело не закончилось. События только начали разворачиваться…

Весть о золотом кладе дошла не только до губернского начальства, что вполне понятно и объяснимо, но и до Москвы. Еще бы — ведь такое не часто случается.

И вот в феврале 1928 года из Москвы в богом забытый Большой Каменец, к удивлению всего местного населения, по зимнику на лошадках прибывают ученые археологи, профессора Городцов и Мацулевич, с командой не столь именитых исследователей древностей. Добротно, по-столичному одетые, они вызывают завистливые взгляды крестьян: «Живут же люди»!

Красные профессора и археологи, видя деревенскую нищету и неустроенность, со своей стороны, размышляли: «И как они тут живут?! Не дай бог…»

Нищета и кондовая деревенская неустроенность пугали.

Однако думы — думами, а дело — делом. Москвичи, готовясь к весенним и летним археологическим изысканиям, беседуя с жителями деревни, потихоньку, помаленьку выяснили некоторые позабытые уже сведения о первом кладе. Кладе, найденном в 1918 году и бесследно «растворившемся» среди большекаменевцев в силу различных обстоятельств.

Во-первых, в послереволюционной России, в том числе и в деревне Большой Каменец, происходили такие социальные протуберанцы, что находка, блеснув на день-другой, просто померкла в них. Во-вторых, оккупация части губернии кайзеровскими войсками, гайдаматчина и начавшаяся Гражданская война смешали все карты и планы. И тут было не до каких-то кладов и находок, а тем более, памяти о них. В-третьих, — бескультурье самый надежный тайник, в котором бесследно могут кануть не только клады, но и судьбы. А в-четвертых, русский мужик за века крепостничества научился помалкивать, особенно про клады, чтобы барин не отобрал. Ради поучения и назидания даже сказку придумали про болтливую жену, алчного барина, умного мужика и найденный им клад. Это когда блинный дождь с неба шел, а черти барина драли так, что тот истошно орал всю ночь…

Случилось же следующее. Крестьянин и бывший солдат Федот Пустобрюхов, вволю покормивший вшей в окопах империалистической, не раз легкораненый, но все же хранимый Богом, по возвращении в родной Каменец надумал заняться строительством. За годы его отсутствия домишко покосился, баз, то есть двор, без мужских рук повыбился — всему требовался хозяйский пригляд и сноровистые руки. А тут свобода — делай что хочешь. Живи — радуйся. Стройся да хозяйством обзаводись, если не дурак, конечно, и не лодырь.

Федот от рождения дураком не был, спиртное употреблял в меру, большей частью по престольным праздникам. Да и в лодырях никогда не значился. А война, хоть и не мать родна, но тоже кой чему научила. Вот Федот и решил, пока силенки в теле есть, пока у новых властей неразбериха, хозяйство свое поправить.

Перво-наперво надумал двор камнем выложить — при маршах по Польше видел подобное у тамошних крестьян да мещан. А чем он хуже? Да ничем. На плечах, чай, не кочан капусты и не тыква зеленая, а головушка буйная, правда, коротко стриженая! Но ничего, кудри отрастут… Так почему же он должен в сапогах грязь на собственном подворье месить, когда можно даже и в ненастье в штиблетах пройтись. К тому же дно речонки Каменки, что через всю деревню весело журчит, усыпано камнями. Потому и Каменка, а ручей, что в нее впадает — Каменец. Да и по берегам камней — бери, не хочу! Так почему же ими, ничейными, не воспользоваться?

«Воспользуемся, — с чувством достоинства и уважения к собственной персоне, решил бывший рядовой защитник Отечества. — Разве я мужик не тот? Еще какой тот — Федот! Даже поп сказывал, что имя мое не простое, а божественное. То ли божий дар, то ли подарок бога… Вон оно как».

Ни поп, ни сам Федот в переводе имени с греческого не ошибались. Оно действительно означало «дарованный богом». А вот насколько соответствовала истине, то только Богу и известно…

И вот во вторник, ибо в воскресенье работать грех, а понедельник, как известно, день тяжелый и тоже непригодный для работ, майским солнечным днем, воспользовавшись перерывом в полевых работах, подзапряг Федот кобылку Сивку в дроги с малой бестаркой, да и направился к Каменке. Надо же мечту воплощать в явь.