Меч князя Буй-тура (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич - Страница 27

«Чудесное знамение», — понял охотник и стал созывать своих товарищей-охотников. Собравшись и выслушав рассказ побратима, те также пришли к выводу, что это чудо, которое надо сохранить. Они соорудили для иконы небольшую деревянную часовенку, а возвратившись в Рыльск, рассказали об этом чуде всему градскому населению. Кто-то поверил в чудо сразу, несмотря на то, что известие пришло из уст охотников, во все века известных сочинителей сказок и небылиц (как и рыбаки, кстати), а кто-то и нет: ведь во все времена были Фомы неверующие. Но тропка к часовенке с иконой и чудодейственным источником с каждым годом и веком становилась все заметней и известней.

С середины четырнадцатого века курские и рыльские земли из-под власти Золотой Орды и ордынского ига подпали под власть Литвы, а затем и Польши. И снова было иго, уже литовско-польское. А какое лучше, какое хуже, кто теперь знает… Впрочем, хрен редьки не слаще…

Как ни было литовско-польское государство сильно, расширившись за счет русских земель, но Московское государство, сбросившее с себя монголо-татарское иго, словно сказочный русский богатырь, тоже крепло на глазах. И великие московские князья уже не просто мечтали вернуть в лоно Московской Руси все прежние земли Руси, которые находились частично под Литвой, частично под Польшей, частично под Ногайской, Крымской и другими ордами — осколками некогда могущественной державы Чингиз-хана и Батыя — но и много делали для этого.

В 1500 году, при великом князе московском и государе всея Руси Иване Васильевиче III, в ходе русско-литовской войны к Московскому государству были присоединены некоторые города по Сейму, в том числе и Рыльск, в котором княжил Василий Иванович Шемячич, внук Дмитрия Шемяки. Что и было подтверждено мирным договором между Москвой и Литвой от 1503 года. К слову, в 1508 году, при великом князе и государе Василии Ивановиче к Московскому государству был присоединен и Курск, значительно утерявший свое прежнее могущество.

Возвращаясь же к легенде обретения иконы «Знамения», отметим, что рыльский удельный князь Василий Шемячич, прослышав о чудотворной иконе, повелел доставить ее из лесных дебрей в Рыльск. Сказано — сделано. Икона была доставлена до ворот града, куда встретить ее вышли все рыляне с песнопением церковных гимнов. Только сам князь не пожелал встретить, поддавшись гордыне. И, согласно легенде, ослеп!

Струхнув изрядно, князь Василий стал усиленно молиться, прося Божию Мать простить его. А еще дал обет построить для иконы храм. В результате, молитвы дошли до Богородицы: князь Василий Иванович был прощен и прозрел. Прозрев, тут же приказал строить в Рыльске храм во имя Рождества Пресвятой Богородицы. Но когда храм был построен, то Матерь Божия не пожелала, чтобы Ее образ пребывал в новом храме — икона чудесным образом телепартировалась обратно в лесную деревянную часовню.

В 1529 году по доносу недоброжелателей князь Василий Иванович Шемячич был казнен. Но остались храм во имя Рождества Пресвятой Богородицы, выстроенный по его указанию, и икона обретавшаяся в лесной часовне, получившая к этому времени название Курской Коренной. Осталась и народная тропа, проторенная многими поколениями рылян и курчан к этой иконе.

Однажды к часовне с иконой «Знамения» пришел рыльский священник по имени Боголюб. Пришел помолиться. А помолившись, уже не мог ее покинуть. Так и остался жить при часовне и иконе.

Времена были неспокойные. Впрочем, когда же на Руси они были спокойными?.. Московское порубежье то и дело беспокоили вороги: литовцы, поляки, крымские татары. Всем хотелось поживиться за счет русских людей. И вот во время одного из набегов на Русь крымских да ногайских татар, нашли они в лесу на берегу Тускари часовню, а в ней молящегося старика-священника Боголюба. То ли по дурости, присущей большинству людей, то ли по врожденной невежественности да враждебности решили сжечь часовню вместе со священником — чтобы, значит, русским духом тут не пахло, а пахло гарью, как из преисподней. Обложили хворостом, пучками сухой травы, сунули факелы — не загорается хворост, не загорается часовня.

«Колдовство, — решили нечестивые крымцы и ногайцы. — Видать, старик не только священник, но еще и колдун-чародей. Долой его из часовни! Сразу загорится, лишившись ворожбы».

Двое спешившихся степняков быстренько вытащили Боголюба из часовни, скрутили руки веревьем, чтобы не мог креститься — и опять зажженные факелы в хворост-сушняк. Но не загорается хворост, а факелы, словно их водой окатили, зашипев жалобно, погасли один за другим. Только чад от них тонкой струйкой идет, да и тот недолго.

— Чародейство? — спрашивают на ломаном русском священника.

— Нет, не чародейство, — отвечает тот. — Просто Владычица Небесная образ свой, запечатленный на иконе, хранит, а заодно с ним, значит, и часовенку.

И стал растолковывать про чудодейственную икону, надеясь вразумить иноверцев оставить его и часовню с иконой Пресвятой Богоматери с младенцем Иисусом в покое. Только зря растолковывал. Не в коня, как говорится, корм. Те, подверженные диким инстинктам, голосу разума не вняли, а решили изрубить икону, чтобы не мешала осуществляться злу. И изрубили, расколов доску с изображением Богоматери пополам. Одну половину бросили тут же в лесу, а вторую решили отвезти подальше от этого места и там выбросить тоже. Часовню, лишившуюся чудодейственного образа, подожгли, а священника, как повествует легенда, увели с собой рабство, пасти скот.

Точь-в-точь поступили, как в наше время чеченцы-сепаратисты: спустятся с гор, изловят какого-нибудь горемыку — и к себе в зиндан, рабом. Тоже овец пасти да дерьмо за ними убирать.

Но не оставила, как повествует далее легенда, Божия Матерь своим попечением Боголюба — выкупили его послы русские. Вновь пришел он на берега Тускари. Отыскал половинки разрубленной иконы, сложил вместе — те и срослись, словно и не были врозь. Оставив иконку под деревом возле источника, поспешил Боголюб в Рыльск, чтобы поведать рылянам о новом чуде, сотворенном у него на глазах иконкой.

Поверили рыляне священнику. И, посоветовавшись, решили перенести чудодейственную икону в рыльский храм: жаль было оставлять ее под открытым небом на потеху ветрам, дождям, снегам, морозам. Но не успели рыляне установить ее в храме, как она вновь оказалась в лесу на своем месте. И так несколько раз: рыляне ее — во храм, она — на берег Тускари, рыляне — во храм, она — на берег Тускари.

«Видно, ей дано быть там, где она есть», — пришли к выводу рыляне и построили новую часовню на берегу Тускари. Лучше прежней.

В царствование Ивана Васильевича Грозного об иконе этой знали, но о чудесах, совершаемых ею, слухов что-то не было. По-видимому, вполне хватало тех «чудес», которые создавал с избытком сам Грозный.

В 1597 году в царствование Федора Иоановича, сына Ивана Грозного, икона Знамения Божией Матери была перевезена в Москву, где обрела новый оклад из серебра и золота, украшенный драгоценными каменьями. Царица Ирина с благословения патриарха Иова собственноручно изготовила для иконы богато украшенную ризу из красного атласа.

В это же время, по-видимому, московские иконописцы сняли с иконы несколько списков-копий, один из которых, как сообщают некоторые источники, позднее находился у князя Дмитрия Пожарского — полководца и освободителя земли Русской от иноземных захватчиков.

Сама же икона вновь была возвращена в часовню на берегу Тускари. А на пожертвования царя Федора и царицы Ирины в месте обитания иконы была основана Коренная Пустынь, в которой находились два главных храма: в честь Рождества Богородицы и Живоносного Источника, возведенного русскими зодчими над целебным источником.

В 1599 году по указанию царя Бориса Годунова, из-за приближения крымских татар, уже напавших на Белгород, икона с берегов Тускари была перевезена в Курск, в церковь Воскресения, и поставлена там в пределе Рождества Богородицы. Перед самой кончиной Годунова началась на Руси Великая Смута — порождение злого умысла русского боярства. Боярами-изменниками, приверженцами Лжедмитрия I был убит сын Бориса — Федор, процарствовавший всего лишь месяц после смерти своего родителя. Набежали самозванцы, нахлынули завоеватели-иностранцы — поляки, литовцы, шведы. Пошел брат на брата.