Логово ледяного червя - де Камп Лайон Спрэг - Страница 2

На третий раз человек, которого он поразил копьем, покатился в падении и обломал древко пики. Выехав на свободное пространство, Конан отбросил обломок пики и схватился за рукоятку топора, который висел у него на седле. Когда он въехал в гущу еще раз, он наклонился из седла. Стальное лезвие сверкало огнем в зареве заката, когда топор описал огромную восьмерку с одной петлей налево и одной направо. С каждой стороны на снег упал горный человек с расколотым пополам черепом. Багряные капли забрызгали снег. Третий горный человек, который недостаточно быстро двигался, был сбит с ног конем Конана.

С воплем ужаса сбитый человек, шатаясь, встал на ноги и, хромая, побежал. Через мгновение шестеро остальных присоединились к его паническому бегству через ледник. Конан натянул поводья, чтобы посмотреть на их уменьшающиеся косматые фигуры и вдруг вынужден был спрыгнуть с седла, потому что его конь зашатался и упал. Копье с кремневым наконечником глубоко засело в туловище животного, как раз за местом, где была левая нога Конана. Взглянув на животное, Конан понял, что оно мертво.

«Прокляни меня Кром за мою глупость!» — проворчал он про себя. В северных краях кони были редкостью и дорого стоили. Этого жеребца он привез из самой Заморы. Он держал его в конюшне, кормил и баловал всю долгую зиму. Он не взял его с собой в поход с асами, зная, что глубокий снег и ненадежный лед практически сделают его практически бесполезным. Он рассчитывал, что верное животное доставит его в теплые края, а теперь оно лежало мертвое, и все из-за того, что он, повинуясь импульсу, вмешался в ссору горных людей, к которой не имел никакого отношения.

Когда его тяжелое дыхание успокоилось и красный туман боевой ярости рассеялся из его глаз, он обернулся к девушке, из-за которой сражался. Она стояла в нескольких метрах, глядя на него широко раскрытыми глазами.

— С тобой все в порядке, милая? — промычал он. — Эти звери не ранили тебя? Не бойся, я не враг. Я Конан, киммериец.

Она ответила на диалекте, который он никогда раньше не слышал. Похоже, что это была одна из форм гиперборейского, в которой попадались слова из других языков — некоторые из немедийского, а некоторых он не знал вовсе. Он с трудом понимал половину из того, что она говорила.

— Ты сражаешься… как бог, — выдохнула она. — Я думала — сам Имир пришел спасти Илгу.

Когда она успокоилась, ему удалось из потока ее слов понять что произошло. Ее звали Илга, она была из племени вирунийцев — ветви гиперборейцев, которые перекочевали в Пограничное королевство. Ее народ жил в непрекращающейся войне с косматыми каннибалами, которые жили в пещерах в Эглофийских горах. В этой пустынной местности шла отчаянная борьба за выживание; если бы Конан не спас ее, каннибалы съели бы ее.

Два дня назад, объяснила она, она отправилась с небольшой группой вирунийцев, чтобы пройти перевал над ледником Снежного Дьявола. Отсюда они намеревались ехать верхом еще несколько дней на северо-восток до Сигтоны, ближайшей гиперборейской крепости. Там у них были соплеменники, с которыми вирунийцы собирались торговать на весенней ярмарке. Там же дядюшка Илги, который ехал с ними, думал подыскать ей хорошего жениха. Но они попали к косматым в засаду и только Илга уцелела в страшной схватке на скользких склонах. Последними словами дяди к ней перед тем, как ему раскроили череп каменным топором, были слова лететь домой как ветер.

До того как она скрылась из виду горных людей ее конь поскользнулся на льду и сломал ногу. Ей удалось вовремя соскочить и, хотя и в синяках, убежать. Но косматые видели ее падение и часть из них бросилась стремглав за ней по леднику чтобы схватить ее. Ей показалось, что она убегала от них много часов. Но, в конце концов они догнали и окружили ее, как видел сам Конан.

Конан промычал сочувственно; его глубокая неприязнь к гиперборейцам, основанная на его временном пребывании рабом на гиперборейских плантациях, не распространялась на их женщин. Это была суровая история, но и жизнь в суровых северных краях была жестокой. Он часто слышал о подобных вещах.

Теперь, однако, у них появилась другая проблема. Наступала ночь и ни у нее, ни у Конана не было коня. Поднимался ветер и у них было мало шансов пережить ночь на поверхности ледника. Они должны найти убежище и развести костер, или к дани Снежному Дьяволу добавятся еще две жертвы.

3

Конан уснул глубокой ночью. Они нашли углубление под нависшей скалой сбоку от ледника, где растаяло достаточно льда, чтобы они могли втиснуться. Если повернуться спиной к гранитной поверхности утеса, усеянной глубокими бороздами и следами от трения ледника, было достаточно места чтобы вытянуться. Перед углублением поднимался край ледника — чистый, прозрачный лед, изборожденный полостями расщелин и туннелями. И хотя холод от льда пробирал их до костей, им все же было теплее, чем если бы они были на поверхности, где завывающий ветер толкал перед собой плотные снежные облака.

Илга не хотела идти с Конаном, хотя он дал ей ясно понять, что не причинит ей вреда. Она пыталась вырвать у него свою руку, выкрикивая непонятное слово, которое звучало примерно как «яхмар». Наконец, потеряв терпение, он слегка стукнул ее по голове и принес ее, потерявшую сознание, в сырое убежище пещеры.

Потом он ушел, чтобы подобрать свою медвежью накидку, оружие и припасы, привязанные к седлу. На скалистом склоне, возвышавшемся над ледником, он насобирал две охапки веток, листьев и поленьев, которые принес в пещеру. Там с помощью кремня и стали он развел небольшой костер. Он больше создавал иллюзию тепла, чем давал настоящее тепло, потому что Конан не осмеливался позволить ему разгореться, чтобы он не растопил находящуюся рядом стену ледника, вынудив их покинуть их убежище из-за воды.

Оранжевые отблески огня глубоко освещали трещины и туннели, которые уходили в тело ледника, пока их извилины и ответвления не терялись в смутной дали. Негромкое журчание текущей воды достигало ушей Конана, то и дело прерываемое скрипом и хрустом медленно двигающегося льда.

Конан снова вышел на обжигающий ветер, чтобы отрубить от окоченевшего трупа коня несколько толстых ломтей мяса. Он принес их в пещеру, чтобы поджарить на концах заостренных палок. Жаркое из конины и ломти черного хлеба из переметной сумы, залитые горьковатым асгардским пивом из бурдюка составили грубую, но питательную трапезу.

Казалось, что Илга пришла в себя, когда поела. Сначала Конан подумал, что она все еще сердится на него за то, что он ее ударил. Но постепенно он увидел, что она вовсе не думает об этом происшествии. Напротив, она была охвачена страшным ужасом. Это был не тот обычный страх, который она испытывала к банде косматых зверей, которые преследовали ее, но глубокий, суеверный ужас каким-то образом связанный с ледником. Когда он попытался расспросить ее, она не смогла сказать ничего, кроме одного слова: «Яхмар! Яхмар!» и ее прекрасное лицо стало бледным и исказилось от ужаса. Когда он попытался узнать у нее значение этого слова, она сделала только какие-то мало понятные жесты, которые ему ничего не объяснили.

После еды, согревшиеся и уставшие, они завернулись вдвоем в медвежью накидку. Ее близость навела Конана на мысль, что если с ней разок хорошо заняться любовью, ее мозг успокоится и она сможет поспать. Его первые пробные ласки показали, что она вовсе не против. Не осталась она безответной к его юношескому пылу; как он вскоре обнаружил, она не была новичком в этой игре. После часа любовных утех она тяжело дышала и вскрикивала от страсти. Потом, подумав, что она теперь расслабилась, киммериец свернулся и заснул как убитый.

Девушка, однако, не спала. Она лежала, напрягшись, всматриваясь в черноту, которая зияла в ледяных полостях за слабым светом кучки тлеющих углей. И вот, перед рассветом, пришло то, чего она боялась.

Это был слабый свист — тонкая завывающая нить музыки, которая обвила ее мозг пока она не стала беспомощной как попавшая в сеть птичка. Сердце трепетало у нее в груди. Она не могла ни пошевелиться, ни произнести звук, даже чтобы разбудить похрапывающего рядом с ней юношу.