Остров невиновных - Шевченко Ирина - Страница 58

— Да, я знаю статистику, — мрачно согласилась Эдна, делая шаг в его сторону. — И я знаю, как часто похищенные возвращались, когда условия не выполнялись. А еще я знаю, что моя внучка сейчас у человека, для которого убийство — не просто угроза. Он уже убил Кристин. И не только ее, так ведь? Но Крис он убил, потому что тебе очень хотелось разобраться со смертями бродяг… Разобрался? И до сих пор разбираешься, да? Поэтому теперь он забрал Джессику… Просто потому, что ты всюду суешь свой нос! А страдать должна моя семья, да, Фаулер? Моя? Потому что своей у тебя нет? Только бывшая жена и ее ребенок, который к тебе вообще не имеет отношения! В чем их вина, а? В том, что кто-то решил, что они для тебя что-то значат? А они значат, Кен? Или ты и дальше продолжишь играть в крутого сыщика?

Последний вопрос она проорала ему в лицо, приблизившись вплотную, вырвала у Фаулера из рук злосчастное письмо и смяла в кулаке. Кулак сунула ему под нос.

— Ты сделаешь так, как тут написано. Будешь сидеть тихо, как мышь под веником. А если я узнаю, что ты опять ищешь непонятно что, расспрашиваешь кого-то или делаешь еще что-нибудь, что может навредить моей внучке, я сама тебя пристрелю. Сама, понял? Возможно, это увеличит шансы на то, что Джесси вернется домой.

— Я тоже этого хочу.

— Докажи.

Он посмотрел на перекошенное лицо женщины, на хлипкий ее кулачок, из которого торчали уголки конверта, и молча кивнул. Просто кивнул, не обещая ничего конкретно. Дождался, чтобы Эдна отступила от него и злость погасла в ее глазах, и только потом спросил:

— А где щенок?

…Щенок бежал. Высокая трава хлестала по морде, липла к вывалившемуся от усталости языку. Лапы заплетались, и несколько раз он падал, но потом поднимался и снова бежал. Не за машиной, за которой стелился след дыма и пыли, — за своим человеком. Так велел старший, сказал идти за своим человеком, и щенок не мог ослушаться, ни старшего, ни собственного чутья, слабого пока еще, но сейчас вдруг обострившегося и вопившего отчаянно: его человек в беде!

Марти не понимала, зачем ей это — белый щенок, выехавшая за город машина, путаные мысли-ощущения — чужие, а оттого не во всем понятные, — но продолжала смотреть, слушать и чувствовать то вместе с запыхавшимся малышом, то будто наблюдая за ним со стороны. Но чаще вместе, и тогда казалось, что это ее бьет по носу разросшаяся трава, а во рту горчит от выхлопов автомобиля, который никак не получалось догнать. Хорошо, что ехала машина небыстро, иначе маленький преследователь давно уже отстал бы, однако силой он уступал упрятанным под капот лошадям, а бежать и одновременно прятаться в придорожных зарослях было сложнее, чем просто бежать.

«За кем мы гонимся?» — спрашивала Марти, но щенок ее не слышал. Она пыталась сама найти ответ на этот вопрос, рассмотреть машину его глазами, запомнить хотя бы цвет, а если повезет, то и номер, но маленький пес не разбирал цветов и не знал цифр…

Он был уже на пределе, когда автомобиль наконец остановился. Щенок обессиленно повалился на землю. Загнанное сердечко бешено колотилось, грудь и живот тяжело вздымались, но усталость не мешала помнить о поручении, которое дал ему старший, и, передохнув немного, щенок пополз туда, откуда доносились голоса людей.

Марти прислушалась, но оказалось, собаки понимают человеческую речь ничуть не лучше, чем люди — собачий лай. Лишь по интонациям ясно было, что говорившие — один из них, по крайней мере — чем-то взволнованы. Второй казался спокойным и, видимо, хотел успокоить и собеседника.

К чему ей видеть это и слышать, если даже догадаться невозможно, что происходит? К чему ей вообще все это?

— …отвезу в дом, там никто ее не найдет, — вдруг расслышала она. — До утра она не проснется, а после Джек о ней позаботится…

Это говорил тот, спокойный… Или спокойная? Марти с удивлением обнаружила, что не может определить, принадлежит этот голос мужчине или женщине, как и второй, отвечавший по-прежнему нервно. Но ответа она уже не поняла. Щенок отвлекся: прошмыгнул мимо машины, за которой гнался последний час, и подкрался к другой. Он чувствовал, что его человек теперь там, в новом автомобиле, и совсем не хотел опять запыхаться от бега, пыли и выхлопов. Задняя дверца была приоткрыта, и малыш, с трудом вскарабкавшись в салон, нырнул в полумрак. Лизнул свесившуюся с сиденья руку своего человека, даже прикусил несильно, но ответа не дождался. А голос подавать было нельзя — это он знал. Наверное, старший отдал ему частичку своих сил и чутья тогда же, когда дал человека. И сейчас человек нуждался в помощи и защите. Или хотя бы в маленьком комочке тепла.

Щенок нашарил на полу под сиденьем скомканное покрывало — то, в которое завернули его человека прежде, чем спрятать в первую машину, и, помогая себе зубами, спрятался под хранившую знакомый запах ткань. Так его не заметят и он останется рядом… Старший будет им доволен…

— Какой старший? — открыв глаза, спросила Марти у потолка. К снам, показывавшим ей прошлое, она уже привыкла, но к снам, в которых щенки гоняются за машинами и размышляют о долге, оказалась, мягко говоря, не готова. — Что это было?

«Было», — эхом повторилось в голове.

— Было, значит…

Она села на кровати и постаралась вспомнить странный сон в подробностях. Щенка, безлюдные улицы, пыльную дорогу… Кажется, был вечер… Или уже ночь? И тот человек, которого везли в какой-то дом, — «она»… Рука, в которую щенок тыкался носом, была небольшой, определенно женской… девичьей…

— Что я должна понять? Нет, естественно, что, когда кого-то куда-то везут против его воли, усыпленного, ничего хорошего в этом нет… Но кого? И куда? И что я должна делать?

Если бы ей ответили, было бы замечательно. Но — увы.

Остров мог говорить с ней только в башне, но сейчас туда нельзя. Марти не понимала почему, но чувствовала — нельзя. Да и Джо сегодня на похоронах. Скверно выйдет, если, вернувшись, она снова найдет в архиве незваную гостью, придется давать объяснения, а это тоже нежелательно до поры — острову нежелательно и ей, Марти, по крайней мере, пока она не знала всех правил этой игры…

Но ведь разговор — не единственное решение. Однажды у нее был пациент… Он не выжил в итоге, невзирая на ее усилия, но сейчас не об этом. Тот солдат продержался неделю — обожженное мясо на переломанных костях, — неспособный пошевелиться или издать какой-нибудь звук. Самым здоровым в его теле оказался единственный уцелевший глаз, и Марти, заглядывая в этот глаз, видела, когда ввести новую дозу обезболивающего или влить в рот несколько капель воды… До последнего надеялась спасти его, хоть умом и понимала, что лишь продлевает его страдания. Но он так хотел жить, и желание это не угасало в блеклом глазу… Впрочем, сейчас действительно не об этом.

— Прогуляюсь, — сказала она, обращаясь к невидимому наблюдателю. — Может быть, позавтракаю у Бернис… Если не окажусь где-нибудь еще…

Разве не так они общались в первые дни? Остров водил ее по городу, выбирая дорогу. Вдруг и теперь подскажет верный путь или устроит встречу с нужным человеком?

Адам уже уехал. Возможно. Марти не стала проверять. Ей не нужна была компания для прогулки. И от Беллы, с которой столкнулась в холле, сбежала, отделавшись беглым приветствием. Ведьма хотела сказать что-то или спросить, но ее слова лишь отвлекли бы.

День обещал быть солнечным, но уже не таким жарким, как вчерашний. Ветерок чуть резче и прохладнее, небо не голубое, а насыщенно-синее, чуть плотнее облака у горизонта. Подкрадывающийся к острову шторм загодя предупреждал о себе, словно в той детской игре: «Кто не спрятался, я не виноват».

— Попробуем? — Марти нерешительно остановилась на перекрестке. Налево? Направо? Прямо? На мгновение она почувствовала себя донельзя глупо. Стоит ли доверять снам, голосам и странным видениям? Всему этому может быть иное объяснение. Например: она сошла с ума.

Но подобное объяснение самой не нравилось.

— Предположим, что налево, — пробормотала она себе под нос.