Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Жизнь вопреки - Михайлова Евгения - Страница 2


2
Изменить размер шрифта:

Стасик – сын врача-эндокринолога местной поликлиники Инны Сергеевны. Это высокая, некрасивая, сдержанная, молчаливая женщина, обладающая одним несомненным талантом: в нужный момент она умела оказать совершенно необходимую помощь. Иногда это был короткий совет вместо рецепта на слишком дорогое лекарство. Иногда телефон хорошего специалиста, который не откажет после ее рекомендации. Иногда Инна Сергеевна просто вовремя оказывалась рядом с людьми, которых сразило непоправимое горе. Так случилось, когда выяснилось, что непонятное заболевание бабушки Лары – все же онкология, во что никому так не хотелось верить. Тогда они и стали если не подругами, то очень приятными друг другу людьми – врач Инна и художник-иллюстратор Даша, мать Лары.

Лара очень хорошо помнит себя лет с трех. Так что в шесть, когда тетя Инна вышла замуж за полноватого, добродушного и симпатичного мужчину-математика, она уже сознательно и с интересом наблюдала за происходящим в жизни близких ей взрослых людей. Тетя Инна была неформальной родственницей. Когда Ларе было семь, тетя Инна родила своего единственного ребенка. Ей было больше сорока лет.

Дальше Лару больше интересовало собственное взросление: школа, ровесники. Ничего интересного в пухлом младенце с огромными синими глазами в черных ресницах она не находила.

А в то первое сентября как будто молния осветила и выхватила из заполненного людьми школьного двора одну яркую картинку. Лара и сейчас видит это, как кадр незабытого фильма. От ворот к школе идут полный кареглазый мужчина и мальчик. Они ни на кого не смотрят, серьезно о чем-то беседуют, а все расступаются перед ними и не могут оторвать глаз от ребенка. Такие лица пишут великие мастера. Такую внешность придумывают авторы романтических любовных историй. Но встретить еще хоть раз в жизни такое совершенство в банальной ситуации, среди обычных, нормальных, то есть ничем не выдающихся людей, – это невозможно, конечно. Лара никогда не видела никого, кто хоть отдаленно напоминал бы Стаса. Не отдельными чертами, а такой победной гармонией, которая поражает до состояния стресса.

Видимо, многие тогда этот стресс и испытали. Лара обостренным слухом ловила разговоры чужих мам. И прекрасно понимала, что это зависть.

– Ненормально красивый ребенок, – говорила одна. – Тут что-то не так.

– Точно не так, – авторитетно заявляла другая. – Я читала целую статью о том, что слишком правильная, красивая до нереальности внешность скрывает дефект мозга. Непоправимый, к сожалению.

– Да, – скорбно подтвердила третья. – Так выглядит жестокая месть природы. Закон компенсации. Мне их всех очень жаль. Вот и результат поздних родов.

Папа простился с сыном и ушел. А Стас впервые посмотрел вокруг себя, и в его глазах Лара уловила даже не растерянность, а недоумение. Он, видимо, ощутил холодок недоброжелательности. Другие дети его совсем не знали. Собственные родители его так оберегали, что он общался только с ними. Любой, наверное, побоялся бы выпускать из виду такого ребенка. Лара бросила своих подруг и подбежала к нему.

– Привет! Тебе, конечно, тут не нравится, но, знаешь, ничего страшного и плохого. Пошли, я тебе все покажу. И где мой класс, чтобы ты мог прийти, когда нужно. Обедать будем вместе, пусть твоя мама договорится.

Лара поставила на большой поднос свои кулинарные художества, сама с удовольствием полюбовалась натюрмортом, понюхала и понесла поднос в комнату.

– Помогай мне, Стасик. А ты помнишь свой первый день в школе? Я отлично помню. Ты такой отстраненный, даже немножко отверженный, как принц крови в изгнании, а все вокруг тебя обсуждают. Ты-то сам понял тогда, что о тебе говорили?

– Что? – с интересом спросил Стас. – Нет, я не знаю.

– Чужие мамаши говорили, что ты слишком красивый для нормального человека. И сошлись в диагнозе – точно дефективный олигофрен. Такая месть природы.

– Серьезно? – рассмеялся Стас. – Хорошее было время, и люди смешные. Но я в тот день видел только тебя.

«Месть природы» за красоту выразилась в случае Стаса в том, что он всегда был первым учеником, отличником и неизменным победителем олимпиад. В семнадцать лет поступил в МФТИ, в двадцать восемь стал профессором Университета Флориды.

– Ты в отпуске? – спросила Лара.

– Да, взял большой, творческий для завершения проекта. Дали на год. Есть идея.

– Неужели вам такой отпуск дают? Вот бы мне сейчас.

– И дают, и оплачивают. Идея заинтересовала. Но я в Россию прилетел на симпозиум в Питере. Утром самолет. Так за что выпьем? Тупо за встречу?

– Да. И за тот школьный двор, когда мы с тобой рассмотрели друг друга. За то, что наша дружба такая необычная, похожая на родство. И за то, что для нее не нужны частые встречи, потому что время и расстояния ничего не меняют.

– Я бы не сумел так сказать, но я, конечно, именно так и думаю.

Стас был в таком восторге от омлета и оладий, как будто, кроме кильки в томате, ничего до сих пор не пробовал. Если притворялся, то очень умело. Но Ларе казалось, что ему на самом деле все так нравится. Что ему уютно и хорошо в этой ее конуре, столь постылой для нее самой. Да и ей стало гораздо теплее, светлее и спокойнее, что ли. Если бы только мысль о больной ночи и ненужном завтрашнем дне не резала сознание холодным лезвием. Стас уйдет, а на нее сразу нападут ядовитые горести, перед которыми она оказалась совершенно бессильной. И никак она не дождется хотя бы отупения. А ей бы просто войти в будничный порядок, как солдату в привычный строй…

Как так получилось, что она стала обо всем рассказывать Стасу, Лара и сама не знала. Ни с кем об этом не говорила. Хотя приятельницы и друзья у нее имеются. Есть и просто люди, которые рады с ней пообщаться, с удовольствием поддержат. И она бы, наверное, к кому-то из них побежала или поползла из последних сил, если бы речь шла о том, что достойно приличного слова «трагедия». Но у нее так – просто обидная, обыденная, даже пошлая реальность, состоящая из некрасивых, мутных, невидимых миру событий, которые втягивают ее в унизительную беспросветность, как в болотную тину. Никому даже не объяснишь, почему так парализована воля, почему умирают, не родившись, слова. Это не горе, это скорее стыд и сознание собственной неполноценности, что, конечно, нужно скрывать, чтобы не вызвать презрительную жалость… А для Стаса слова нашлись. Простые, как детские кубики.

Развелась с неумным и недобрым мужем. Ответила на влюбленность приятного, обаятельного и талантливого человека. Сняла эту квартиру: потом, когда поделят с мужем их общую, что-то купит. Возлюбленный Толя тоже развелся с женой, хочет в принципе на Ларе жениться. Только он очень слабый и болтается между брошенной женой и обретенной любовью, как щепка в дождевом потоке. Толя – не добытчик, не защитник, не, не. Не… Но ведь это такая редкость – взаимное притяжение, человеческая близость и настоящая страсть. Так бы все и шло – в чем-то хуже, в чем-то лучше, чем у других. Но произошло даже не несчастье. Наверное, всего лишь большая неприятность.

Лара ушла из редакции поздно вечером. Была в тот день без машины, поехала на метро. Толе даже не стала звонить: если в такое время он не звонит сам, значит, выпивает с коллегами после рабочего дня, оттягивает момент выбора: куда ехать. К Ларе или к бывшей семье, где его по привычке ждет дочка, как ему кажется.

Лара вышла из метро и пошла короткой дорогой – через небольшой пустырь. Был он безлюдный и неосвещенный. Ее чем-то оглушили сзади, стали душить. То ли маньяк, то ли просто сумасшедший. Когда Лара смогла видеть, она рассмотрела только совершенно белое пятно вместо лица да услышала треск разрываемого пальто и юбки. Наверное, то был все же ненормальный: он не искал застежки, а разрывал плотную ткань почти легко, с нечеловеческой силой. О сопротивлении не могло быть речи. Лара думала только об одном: убьет или нет. И ничего не чувствовала, даже боли. Когда у него что-то получилось, он стал бормотать какие-то нежности, мерзко дышать в лицо, а потом вообще заныл, как тоскующее животное.