Мститель (СИ) - Рейн Карина - Страница 25

Ненамного лучше.

Может, даже хуже.

Наверно, я бы её попросту сожрал, в чём ещё недавно упрекал Макса.

Вообще очень легко обвинять человека в чём-то, не прочувствовав это «что-то» на собственной шкуре.

Внутри привычно растекается глухая боль, как если бы я прошёлся по полу, усыпанному детальками от лего. Хотя нет… Я бы с радостью согласился попрыгать по чёртовому конструктору, если это помогло бы унять эту ноющую хрень в груди.

Я ненавидел себя и злился одновременно.

Я же мужик, чёрт возьми! Какого хера я вообще сижу в кругу друзей и думаю о девушке как какой-то сопливый пятнадцатилетний пацан, вместо того, чтобы наслаждаться обстановкой?!

Ах, да, я же упиваюсь собственным мазохизмом…

Хмыкаю своим мыслям и делаю первый глоток горьковатого напитка, который уже успел нагреться в моих ладонях. Пользуясь тем, что Шастинский и Матвеев продолжают с повышенным интересом изучать окружающее пространство, хотя я знаю, что им знаком здесь каждый сантиметр, я продолжаю прибавлять себе баллы за наклонности маньяка и наблюдаю, как парни бережно обращаются со своими жёнами.

Чёрт, это… невыносимо больно.

Настолько больно, что хочется выдрать собственное сердце из груди и скормить его кому-нибудь. По-моему, лучше быть бессердечным сукиным сыном и не страдать от того, к чему не привык, чем ненавидеть самого себя за то, чего раньше не заметил бы.

Ну, или как-то исправлять ситуацию и возвращать Олю обратно и приклеивать её к своему долбанному бедру.

Вот только в голове было ноль идей, как сделать так, чтобы она хотя бы начала смотреть в мою сторону. Я примерял ей в голове обе фамилии, которые каждый день крутились в моей голове, и поймал себя на мысли, что ей не подходит ни одна из них. Ей бы пошло быть Корсаковой, вот только она, скорее, расцарапает мне рожу, чем возьмёт мою фамилию.

«Моя фамилия Озерковская, а не Измайлова!» — новой вспышкой боли взрывается мысль в голове, и я вскакиваю на ноги.

— Твою же мать! — вырывается у меня, пока я швыряю бутылку на стол и прихватываю куртку.

Парни изумлённо переглядываются, кажется, решив, что я окончательно двинулся, а девчонок я вроде и вовсе напугал.

— Ты как будто привидение увидел, — фыркает Лёха.

Сомнительная альтернатива.

Правда была в том, что все эти несколько дней я прекрасно знал, что надо сделать для того, чтобы понять, почему Оля и не_Оля — на одно лицо.

— Ты куда рванул, малахольный? — несётся мне в спину голос Костяна, но я оставляю его вопрос без ответа, потому что слишком зол на себя за то, что тормозил последние пару дней.

Только бы Сергей Николаевич не был в отпуске.

Уже на ходу набираю номер отца, который наверняка занят, потому что приходится звонить ещё целых четыре раза подряд, пока он наконец не ответил.

— Мне нужна твоя помощь, — вместо приветствия рычу в трубку — сейчас мне не до условностей, пусть даже с собственным отцом. — Мне нужен номер телефона Калинина.

— И тебе привет, сын, — усмехается отец. — Зачем? Опять что-то натворил?

Собираюсь закатить глаза, но вовремя спохватываюсь: что ещё может подумать родитель, когда ты просишь у него телефон следователя?

Хотя какая-то доля правды в его словах есть.

— В некотором роде, — бурчу в ответ. — Ты можешь сбросить его смс-кой?

Трубка вздыхает.

— Не знаю, что ты сделал, но надеюсь, что однажды ты всё же возьмёшься за ум.

— Неужели недостаточно того, что я сам разгребаю то дерьмо, в которое вляпываюсь? — оскаливаюсь в ответ.

— Тебе почти двадцать три, — хмыкает гаджет. — Было бы смешно, если бы за тобой твоё дерьмо разгребали родители.

Теперь фыркаю уже я — отец никогда не гнушался молодёжного сленга и вполне себе мог поддержать разговор в моём же духе.

Это была одна из миллиона причин, по которой я его чертовски уважал.

— Ну так что, мне на тебя рассчитывать?

— А разве когда-то было по-другому?

Резонно.

Отец сбрасывает вызов, и буквально через считанные секунды мой телефон пиликает звуком входящего сообщения, которое я тут же открываю, чтобы набрать очередной номер.

На этот раз трубку снимают после второго гудка.

— Алло?

Я думал услышать что-то вроде «Следователь Калинин» или «Калинин слушает», а потом вспомнил, что звоню на его личный номер, где он вряд ли ждёт рабочих звонков.

— Валерий Андреевич? — на всякий случай уточняю и получаю в ответ лаконичное «да». — Это Егор Корсаков, может, вы помните…

На том конце провода раздаётся глубокий грудной смех.

— Как же, как же, Егор! Ты по делам звонишь или как?

Беззвучно хмыкаю: с тех самых памятных времён, как я чудом избежал тюрьмы, Валерий Андреевич и мой отец по непонятным причинам сошлись в тесном знакомстве. Иногда отец даже приглашал Калинина и его жену в гости; правда, вторая половинка следователя была настолько пафосной, что уже после первого их визита я перестал появляться за ужином.

— Вообще-то, я хотел узнать кое-какие детали своего дела четырёхлетней давности, если можно.

Калинин крякнул что-то невразумительное и прикрыл трубку ладонью, разговаривая с кем-то.

— Зачем тебе это? — устало спрашивает он. — Столько лет прошло; просто радуйся, что ты на свободе.

Где-то внутри начинает разгораться глухое раздражение: если бы мне был нужен жизненный совет, я бы нормально добухал с друзьями, и после четвёртой бутылки даже Шастинский переквалифицировался бы в годного психолога.

— Боюсь, я вынужден настаивать, — с нажимом отвечаю, потому что моя жизнь зависит от грёбаного клочка информации, а этот…

— Хорошо, Егор, я позволю тебе заглянуть туда краем глаза, — неохотно роняет Калинин. — Но это должно остаться в стенах моего кабинета.

— Да знаю, не маленький, — уже с облегчением выдыхаю. — Спасибо.

До участка доезжаю за пятнадцать минут, и чем ближе оказываюсь, тем чаще ловлю себя на том, что внутренне надеюсь на непричастность Оли.

На пропускном пункте охранник спросил вместе с паспортом, к кому я приехал, а также причину моего визита, и подозрительно хмыкнул, услышав избитую фразу «по личному вопросу». Очевидно, как и мой отец, решил, что я где-то накосячил и пришёл выкупать свои грешки; уже за одно только это я ненавидел наши органы правопорядка. У меня были бы все основания полагать, что Калинин продажный, если бы я наверняка не знал, что до моей с родителями поездки в участок отец уже пытался сунуть ему взятку, которую буквально получило обратно в лицо.

Говорю же, нормальный мужик.

Ещё бы свои советы при себе держал — вообще бы цены не было.

Хотя в кабинет мне хочется ворваться, потому что под кожей уже зудит от неопределённости, всё же поднимаю деревеневшую руку для стука: в конце концов, это отделение полиции, а не квартира того же Лёхи, куда я частенько вваливался в полнейшем неадеквате как к себе домой.

Калинин в кабинете был один; согнувшись в три погибели, он корпел над каким-то толстенным делом, клеенном-переклееном дополнительными листами разных форматов, делая пометки в блокноте.

Вот уж кто реально накосячил, так это блондин, чья фотка была налеплена на корке.

Калинин вскинул голову с густыми волосами цвета мокрого песка и растянул губы в улыбке, в то время как его серо-голубые глаза оставались серьёзными. Готов поклясться, что видел, как перед ними мелькали материалы только что прочитанного дела.

— Проходи, садись, Корсаков, — кивает он на стул напротив. — Чай, кофе?

— Потанцуем? — саркастично добавляю: я сюда не чаи гонять приехал.

Следователь фыркает и, кажется, слегка расслабляется, а после выуживает из сейфа за спиной безликую серую папку, которая по толщине даже на реферат не тянет.

В каком-то мазохистском смысле — хотя мне теперь к этому не привыкать — становиться немного обидно за своё хилое криминальное прошлое.

— Должен ли я предупреждать тебя о том, чем грозит разглашение конфиденциальной информации? Я уже молчу о том, что этой папки в принципе не должно было быть в твоих руках.