Дротнинг (СИ) - Федорова Екатерина - Страница 35

— Зато теперь самое время. И ты дары примешь, и дарить уже есть за что. Видно, что ждала. Хотела моих ласк, только не признаешься в этом даже себе!

Голос его прозвучал так довольно, что Неждана, поддавшись порыву, выдохнула:

— Это я с перепугу, Свальд. Как глянула на конунга, так сразу ноги подкосились. Вот и начала искать, к кому бы прислониться. Кого бы обнять…

— Врешь, — перебил Свальд, уже почти касаясь ее губ. — С перепугу ты в нос бьешь. А обнимаешь лишь тогда, когда сама захочешь!

А следом он поцеловал Неждану. Затем вскинул голову, сожалеюще скривился — и рывком встал. Зашагал по опочивальне, на ходу подбирая вещи и одеваясь.

Неждана, не отводя от него взгляда, перекатилась на бок. Натянула на себя край покрывала, прикусила нижнюю губу, чтобы не расплыться в глуповатой, счастливой улыбке…

— Но штаны можешь носить, — вдруг бросил Свальд.

И застегнул ремень. Добавил строго:

— Только чтобы из шелка были. Не как у мужиков!

Неждана мигом представила себя в шелковых штанах, расшитых цветами — чтоб не как у мужиков. И, не выдержав, засмеялась. Свальд сверкнул в ответ улыбкой, потом вышел. Заложил наружный засов и торопливо зашагал по проходу.

А Неждана, оставшись одна, снова вспомнила про Забаву. Подумала смущено — я здесь со Свальдом тешусь, пока она сидит там в коптильне. В темноте, в холоде…

Лишь бы у нее все было хорошо, тут же промелькнуло у Нежданы. Только бы конунг не озверел окончательно, не найдя Забаву до заката!

Ей вдруг стало страшно. И Неждана, вскочив, кинулась одеваться. Решила, уже натягивая сапоги — надо уговорить Свальда, чтобы не сидел в опочивальне до вечера. Пусть лучше приглядит за конунгом.

Может, Свальд хоть словом, да сумеет успокоить Харальда?

В бочке было холодно. Ноги у Забавы быстро затекли, и она, как могла, их разминала. Потом снова замирала, обняв колени и сжавшись в комок.

Скорей бы закат, стучало у Забавы в уме. Плохо, что в эту пору, в этих краях — он долгий. Все тянется и тянется, а следом приходит ночь, сотканная из сумерек вместо ночной мглы…

Забава не знала, сколько времени просидела так, ежась от холода и перебирая ногами в тесном чреве бочки. Рот у нее давно пересох, живот подвело от голода — до тошноты, до сосущей пустоты внутри.

Потом пришла новая напасть. Голова внезапно закружилась. Да так сильно, что Забаве показалось, будто бочка покачивается — неспешно, мягко, как на волнах. И вместо легкого душка копченостей, витавшего в коптильне, ей вдруг почудился кисловатый дух перегретых камней. Такой, какой идет от каменки в бане.

Но прошло все разом, вмиг. Исчезло зыбкое ощущение того, что бочка раскачивается. Тут же перестало сосать под ложечкой, пропала сухость во рту — и тошнота отступила. Даже зябкий озноб внезапно прошел. Забаве стало тепло…

А следом по бочке постучали. Коротко, громко. И дыхание у Забавы осеклось.

Ведь тихо было, всполошено подумала она. Дверь в коптильню не скрипела, внутрь никто не заходил. Даже свет из щелей над головой, из-под неплотно прикрытой бочковой крышки — не пробивался.

Неужто Харальд все-таки выследил ее? Он, конечно, мог подлететь по воздуху, в темноте, не касаясь земляного пола…

Но даже Харальду пришлось бы сначала открыть дверь!

— Вылезай, Кейлевсдоттир, — сказал кто-то за стенкой бочки.

И Забава вздрогнула. Голос был грудной, женский. Вроде незнакомый, но будивший что- то в памяти.

— Ты меня знаешь, Кейлевсдоттир, — заявила невидимая баба. — Мы с тобой уже встречались — на берегу замерзшего Россваттена, перед тем, как ты разрушила мост Биврест. Я пришла, чтобы помочь тебе.

Это же Сигюн, с изумлением подумала Забава.

Но почему жена Локи здесь? Может, боги опять вернулись? Или с Харальдом что-то случилось?

От последней мысли Забава обмерла. Тут же резко встала, отбросив тряпье, которым укрывалась. Скинула с бочки крышку — та упала с грохотом, слишком громким для земляного пола…

И в глаза Забаве сразу же блеснул свет. Только что вспыхнувший, блеклый, желтоватый.

Вокруг был камень. Нависал сверху неровными, заглаженными сосульками, бугрился внизу россыпью валунов. Один из камней в стороне неярко светился…

А в шаге от бочки стояла Сигюн.

Сияние, текшее от камня, высвечивало ее лишь с одной стороны. Лицо оставалось в тени. Волосы у Сигюн были по-прежнему снежно-белыми. И как прежде, струились длинным плащом до пят.

— Я тебе многим обязана, Кейлевсдоттир, — ровно проговорила Сигюн.

Смотрела она прямо на Забаву. Так, словно видела ее, несмотря на цепь.

— Ты как-то ночью разрушила Биврест — а к утру мой муж освободился. До рассвета Тор должен был влить новую силу в змею, что висела над лицом Локи. Но Тор не пришел. И мне больше не надо держать чашу для яда…

Голос Сигюн переменился. Стал мягче, породив под сводами пещеры шелестящее эхо.

— Но за мое добро Локи пообещал мне великую верность. Не будет у него других баб, пока я дышу. Не всем достается такая награда. Бывает, что жена многое вытерпит ради мужа — а он в благодарность заводит себе новую жену. Так поступили с тобой…

— Там было колдовство, — едва слышно прошептала Забава.

— Верно, колдовство, — мягко согласилась Сигюн. — Но верно и то, что Харальд засмотрелся на Труди, как только ее увидел. Зазевался в первое мгновенье — и в следующий миг Фрейя его околдовала. А ведь ты тоже держала чашу над мужем. Только берегла Харальда не от яда, а от бед, что несла ему кровь отца и деда.

Забава безмолвно шевельнула губами. Подумала вдруг беспомощно — до чего ж больно. Уж сколько времени прошло, а все равно режет…

Она вскинула брови, заморгала, отгоняя слезы. Следом пробормотала:

— Что это за место? Как… Кто меня сюда притащил?

Голос ее прозвучал хрипловато, даже сурово — из-за того, что в носу уже хлюпало.

— Ты в пещере под землей, — уронила Сигюн. — Сюда тебя перенесли бергризеры. По моей просьбе.

И Забава тут же вспомнила рассказ Асвейг. После Йорингарда ведьм тоже утащили под землю и держали в пещере…

— Харальд уже шел к коптильне, когда бергризеры уволокли твою бочку под землю, — продолжала Сигюн. — И ты простила бы его, Кейлевсдоттир. Рано или поздно. Ты уже столько всего прощала Харальду — то, что тебя украли ради него, то, что досталась ему не по своей воле, баб всяких… простила бы и Труди. Но что будет лет через двадцать?

Сигюн сделала паузу. Забава стояла молча, вцепившись в края бочки.

— К тому времени твое лицо покроется морщинами, — уверенно предрекла Сигюн. — Однако Харальд, в отличие от тебя, не постареет. Он не человек, в нем течет кровь Ёрмунгарда. А через двадцать лет подрастут новые Труди. Которые будут мелькать перед Харальдом на пирах, на торжищах… и он будет знать, что ты его все равно простишь. Как прощала всегда!

Забава моргнула, ощутив, как к глазам снова подступают злые слезы. Потом сбивчиво выдохнула:

— Наклони бочку… прошу тебя. Вылезти хочу.

Сигюн быстро ухватилась за кадку. Потянула, опрокидывая ее на камни. Забава, присев, дождалась, пока бочка коснется валунов. Затем вылезла наружу и выпрямилась в полный рост.

— Ты все правильно задумала, Сванхильд, — тихо сказала Сигюн, подходя поближе. — С самого начала. Если ты проучишь Харальда, он и через двадцать лет будет об этом помнить. Будет знать, что ты не простишь ему измену. Но Харальд дракон — и без моей помощи тебе от него не скрыться. Поэтому я здесь. Пойдем со мной. Поживешь гостьей в моем доме, в Йотунхейме, где я приму тебя с почетом. А Харальд пусть пока подумает, как тебя вернуть. Пусть поймет, как плохо ему без тебя!

Сигюн смолкла. Тут же улыбнулась, показав ряд белых зубов, и протянула руку.

— Пойдем, Сванхильд! За жену ярла Свальда не беспокойся, Локи приведет ее в Йотунхейм вслед за тобой. Твоего отца с братом мы тоже заберем, этим же вечером.

Пойдем!

Снова бегство, как-то отстраненно подумала Забава, глядя в лицо Сигюн. И вроде все правильно сказано — нельзя прощать бесконечно. Даже Харальда — нельзя. Он и за столом в Хааленсваге сидел хозяином. Посмеивался, вместо того, чтобы за Труди повиниться. Но…