Покажи мне, зеркало… (СИ) - Нури Ирада - Страница 16

Послушно кивнув, я и не представляла на какие муки себя обрекаю. Сидеть не двигаясь оказалось невероятно трудно. Сначала у меня зачесался нос, потом зуд самым невероятным образом распространился по всему телу. Чихнув пару раз, я показала Эрдему язык, когда он в шутливой форме пригрозил меня приклеить к стулу. Никакие угрозы не могли успокоить внезапно разболевшийся зуб и глаз, косящий в сторону листка бумаги, на котором с завидной скоростью появлялись какие-то черточки, постепенно превращающиеся…

— Это я? — затаив дыхание, я с удивлением взирала на нарисованное лицо как две капли воды похожее на то, что ежедневно вижу в зеркале.

— Нет, это хромой Толга, мой садовник, похож? — расхохотался женишок, щелкнув меня по носу.

— А, как же то, что говорят? — я не знала радоваться мне или плакать такому неожиданному подарку.

— А что говорят?

— Ну, то, что наша религия запрещает изображать кого-либо. Разве портрет — это не грех?

Эрдем лишь легкомысленно отмахнулся:

— Не верь суевериям, малышка. Ничего плохого не случится, вот увидишь.

Мне очень хотелось в это верить, и несмотря на то, что все внутри меня так и кричало о том, чтобы я немедленно порвала и выбросила ни в чем неповинный кусок бумаги, я благодарно приняла рисунок, пообещав повесить его на самом видном месте.

А через неделю, Эрдем вновь навестил меня в доме тети, но в этот раз он был не один. Едва переступив порог главной комнаты, я едва не упала в обморок при виде гостя, что он привел с собой. Джабир… — это снова был он.

Глядя на то, как легко и непринужденно брат ведет себя за столом засыпав комплиментами Нилюфер-хатун и ее племянника, я вспоминала то, каким он был в последний день перед моим отъездом. Это были два абсолютно разных человека. Не обращая на меня особого внимания, он веселил собравшихся веселыми историями, что произошли в Гызылдаге после нашего отъезда. Дошло до того, что к концу ужина я стала убеждать себя в том, что ошиблась в нем тогда, приняв его благие предупреждения за нечто иное.

После ужина, Нилюфер хатун отправилась на кухню, чтобы собственноручно сварить для дорогого гостя свой знаменитый кофе, к отвратительно горькому вкусу которого, я так и не смогла привыкнуть, предпочитая ему душистый и ароматный чай. А Эрдем, который отчего-то решил, что нам с братом есть о чем поговорить с глазу на глаз, не обращая внимания на мой умоляющий взгляд, поспешил выйти следом за теткой.

Повисла неловкая тишина. Каждый думал о своем, не решаясь начать разговор первым. Наконец, Джабир не выдержал. Бросив взгляд на одну из стен, он встал и подошел ближе разглядывая висевший на ней портрет:

— Красиво. Кто художник? — без особых эмоций, скорее для поддержания разговора спросил он.

— Эрдем, — не считая нужным скрывать, просто ответила я, подняв подбородок повыше.

— Похоже, — скучающе протянул Джабир, и тут же позабыв о портрете обернулся ко мне, — Фарах, нам с тобой так и не удалось поговорить… — начал было он, но я не дала договорить:

— Не надо, брат, пожалуйста. Та жизнь, осталась в прошлом, и я уже начинаю забывать о ней. Мое настоящее и будущее здесь, в Стамбуле, рядом с моим мужем, который холит и лелеет меня не хуже батюшки. Возвращайся домой, Джабир. Негоже ханскому наследнику так бездумно рисковать собственной жизнью покидая родные границы. Передай родителям и сестрам, что я счастлива здесь, и каждый раз молюсь за их здоровье и благополучие.

— Тогда, в саду… ты неправильно меня поняла…

— Да, я знаю. Ты, как заботливый брат хотел предупредить меня об опасности таящейся в подобном союзе, но погляди, я живу здесь уже столько времени, а Эрдем-бей ни разу не проявил неуважения ко мне. Поэтому, говорю тебе, уезжай и не беспокойся ни о чем.

Он сделал шаг ко мне, и я невольно вжалась в стул, на котором сидела, но в этот самый миг в комнату вошли нагруженные сладостями слуги в обществе хозяйки дома самолично держащей в руках поднос с серебряным сервизом, источающим горьковатый аромат кофе.

Попробовав экзотический напиток, Джабир не стал задерживаться и ушел, пообещав зайти утром, чтобы попрощаться перед обратной дорогой.

Слово свое он сдержал, проведя на следующий день в доме госпожи Нилюфер не более пяти минут. Обняв меня на прощание, он дал мне торжественное обещание заботиться о родителях и больше не покидать пределы Гызылдага.

После его ухода, я испытала невероятное облегчение, словно огромная гора свалилась с моих плеч. Испытывая радостный подъем, я закружилась по комнате, когда внезапно осознала, что что-то не так. Остановившись возле стены напротив, я в ужасе замерла: портрет исчез.

ГЛАВА 12

Само собой разумеется, что пропажа не осталась незамеченной Эрдемом. Не увидев на прежнем месте рисунка, он удивленно приподнял брови:

— Фарах, что случилось? Почему, ты убрала мой подарок?

Милый, славный Эрдем. Как же мне не хотелось его обманывать, но разве у меня был выбор? Пришлось второпях сочинить историю о том, что я сама попросила Джабира передать портрет родителям, которые сильно тоскуют обо мне. Глядя на рисунок, где я улыбаюсь, им легче будет переносить разлуку зная, что я по-настоящему счастлива.

— Ты очень сердишься на меня? — задавая вопрос, я заранее страшилась ответа, ибо ни за что на свете не хотела огорчать человека, который всегда был очень добр ко мне.

— Нет, конечно, — чуть отрешенно ответил он, и несмотря на его слова, я заметила необычную грусть в его взгляде, — просто… Понимаешь, в тот день, в мастерской, ты была такая… — он замялся, пытаясь подобрать правильные слова, — одухотворенная, невероятно сияющая. Свет льющийся из окон, так удачно распределил на твоем личике тени, что не было необходимости что-либо домысливать, рука сама двигалась по листу вслед за тем, что видели мои глаза. Я мечтал запечатлеть тебя именно такой, чтобы спустя годы, когда ты и я превратимся в дряхлых стариков окруженных правнуками, твое сияние ни на минуту не давало мне забыть, как я счастлив.

Словно поняв, что сболтнул что-то лишнее, он замолчал, и больше не говоря ни слова направился к выходу.

Я стояла, как оглушенная. Мне было стыдно, а еще очень больно, потому что каждое его слово сильно ранило мое сердечко, которое сейчас билось как сумасшедшее. Чувствуя, что не могу отпустить его вот так, не поговорив, не успокоив, я ринулась было следом, но вспомнила, что мне нельзя появляться на улице с непокрытой головой. Молниеносно приняв решение, я сломя голову понеслась наверх, чтобы переодеться и постараться догнать его до того, как он успеет удалиться настолько далеко, что мне, плохо знающей эти места невозможно будет его найти.

Забежав в комнату, я бросилась к сундуку и подняла тяжелую крышку. Нужно было найти теплый плащ, так как в снегопад выходить на улицу в шелковых одеждах было самоубийством. Откинув в сторону пару платьев, я внезапно наткнулась на то, что было самым удобным — мужская одежда, которую я надевала всегда, когда выходила с Джабиром из дома. Будучи из плотной ткани, она гораздо больше подходила для нынешней погоды, чем что-либо другое.

Не раздумывая больше ни минуты, я в мгновение ока скинула с себя бесполезное тряпье и натянула на себя теплый, не сковывающий движения наряд. Обмотав несколько раз вокруг головы простой льняной шарф на подобие чалмы, я, накинув плащ из грубой овечьей шерсти, выскочила из дома.

С непривычки, ледяной воздух тут же обжег легкие и я закашлялась. Решимость несколько угасла, когда я увидела заснеженные улицы, на которых не было ни единой души. Услышав шаги приближающейся прислуги, я решилась: сейчас или никогда. Не дожидаясь, когда заметят мое отсутствие, я прикрыла дверь и побежала вперед.

Будь на дворе весна или лето, не сомневаюсь, что смогла бы выбрать верное направление с первого раза, но сейчас, когда узенькие, покрытые толстым слоем снега улочки были так похожи одна на другую, это оказалось почти невыполнимой задачей. Коротенькая дорожка, которая по моим предположениям должна было заворачивать влево, оказалась невероятно длинной и заканчивалась тупиком.