Покажи мне, зеркало… (СИ) - Нури Ирада - Страница 10

— Дети? — Зейнаб так резко вскочила с места, что в руках служанки остались несколько вырванных волосков, но из-за волнения, она не обратила на это никакого внимания, — Ты права. Как же я раньше об этом не подумала? Если ему так хочется с кем-то нянчиться, то пусть делает это с собственными детьми.

На утро следующего дня, во все концы ханства были отправлены гонцы с повелениями от самой Баш кадыны. Всем торговым караванам предписывалось уделить особое внимание не тканям и сладостям, а живому товару. Самые красивые невольницы со всех уголков света должны были в кратчайшие сроки заполнить гарем будущего хана, и каждый купец, надеясь на богатое вознаграждение, бросился в точности выполнять возложенное на него поручение.

ГЛАВА 7

Двухсотлетие правящей династии Шахин грозило перерасти из семейного празднества в нечто гораздо более масштабное. Правители соседних дружественных нам государств ежедневно присылали послов с поздравлениями и ценными подарками. Огромные разноцветные шатры, принадлежащие гостям, заполонили все свободное пространство на подступах к столице, заставляя местных жителей в страхе запирать покрепче двери по ночам и строже приглядывать за хорошенькими дочерями.

Особой честью нас почтила, и османская держава в лице визиря его величества Султана Ахмета-Ибрагима-паши, приехавшего в Гызылдаг вместе со старшим сыном Эрдемом, которому прочили блестящее будущее при дворе грозного повелителя.

Получив приглашение остановиться во дворце, они не переставая восхищались роскошью и убранством царящими тут. Еще бы, ведь в отличие от богатого золотыми рудниками Гызылдага, не каждый восточный правитель мог похвастаться такой, всякого гостя приводящей в восторг резиденцией.

Занимая площадь равную небольшому городку, ханский дворец носящий поэтическое название "Гюльбахче", что дословно означало — "Цветочный сад", был построен из дикого камня. Имея два этажа, дворец тем не менее был так высок, что возвышался над всеми остальными постройками столицы, причем со стороны обращенной к городу, на крыше была сооружена специальная галерея, поднявшись на которую, можно было бесконечно любоваться красотами города и его неприступных стен.

Как и другие восточные резиденции, Гюльбахче был поделен на две половины: официальную мужскую и женскую, все окна которой были украшены шебеке — витражами, состоящими и маленьких кусочков цветного стекла и дерева, сложенных в неповторимые композиции изображающие цветы и экзотических птиц.

В отличие от женской половины, стены которой были чисто оштукатурены и украшены коврами, стены и фасад мужской половины были расписаны живописью изображающей сцены охоты и войны, а также геометрическими и растительными узорами. Потолки всего дворца так же были расписаны розами, а полы выложены мраморными плитами. Огромный внутренний выложенный мозаикой двор украшали сказочной красоты фонтаны, заставляющие в палящий зной искать спасения в своей тени и прохладе.

Прогуливаясь не спеша по саду, не уступающему красотой внутреннему убранству дворца, вдали от лишних ушей, Ибрагим-паша вместе с Шахбаз-ханом вели неторопливые беседы на интересующие их темы.

Дворцовые сплетники, которым несмотря на предосторожности все же удалось уловить из их разговора пару-тройку фраз, поговаривали, что устраиваемый нами праздник был не единственным интересом османского посланца. Если верить слухам, Ибрагим-паша с целью укрепления собственной власти, собирался просить у Шахбаз-хана руку одной из его дочерей для своего сына, которого привез с собой специально с этой целью.

Узнав об этом, старшие дочери хана всполошились. Совершенно позабыв о наказании отца и запрете принимать участие в празднествах, каждая старалась любым способом перещеголять остальных, чтобы привлечь к себе внимание сына паши. Самые красивые ткани были в срочном порядке выужены из сундуков и отправлены к портнихам, которые должны были в максимально короткие сроки пошить из них наряды, способные свести с ума не одного мужчину.

Меня их приготовления нисколько не интересовали. Будучи самой младшей, еще не вступившей в пору зрелости, я не могла никого заинтересовать, да я и не пыталась. Меня волновали совсем иные проблемы, мало имеющие отношение к приезду гостей.

С недавних пор, Джабир несколько отдалился от меня, заставляя чувствовать себя одинокой и никому не нужной. Все чаще он уединялся с новыми наложницами, постоянно пополняющими его личный гарем и все меньше внимания проводил со мной, ограничиваясь лишь сухими ничего не значащими фразами. Он по-прежнему совершал прогулки за пределами дворца, но теперь предпочитал это делать в полном одиночестве, удаляясь на рассвете и возвращаясь поздно вечером, каждый раз все с более мрачнеющим выражением лица.

Его холодность удручала меня, заставляя чувствовать себя виноватой в том, что из-за меня у них с отцом произошел спор. И хотя, после нашего разговора отец призвал к себе Джабира и помирился с ним, что — то неуловимо изменилось в их отношениях, что не могло не беспокоить не только меня, но и Зейнаб ханым, которая после разговора с ханом предпочитала держаться от меня подальше, намеренно игнорируя мое присутствие.

Предоставленная сама себе, я вынуждена была развлекаться как могла: сбивала камешками установленные на высоком постаменте мишени; охотилась с силками на орущих павлинов из хвостов которых дергала перья для крестьянских ребятишек в обмен на маленьких ящерок и кузнечиков, которых затем подбрасывала в комнаты сестер доводя их до истерики; таскала из-под носа загруженного работой повара сладости, щедро делясь с евнухами и служанками которые в знак благодарности предпочитали закрывать глаза на мои шалости и не жаловались Баш кадыны и моей матери.

В один из таких дней, в очередной раз предоставленная сама себе, я переодетая мальчишкой и закрывшая часть лица платком оставив открытыми лишь глаза, развлекала себя тем, что вооруженная небольшим кухонным ножом, изображала короля воров Робин Гуда, о котором мне столько рассказывала матушка, и подкараулив прохаживающихся по дорожкам сада домочадцев и прислугу, всякий раз выпрыгивала из кустов с диким криком: " Кошелек или жизнь"

Кто-то изначально взвизгивал от страха, но уже в следующий момент принимался гоняться за мной, угрожая пожаловаться отцу, другие, весело хохоча бросали мне в ладошку мелкие монетки, подсказывая как получше спрятаться, чтобы меня не заметили раньше времени.

Сидя в очередной раз в засаде, я услышала приближающиеся шаги и довольно улыбнулась: мне удалось незаметно натянуть между деревьями веревку и сейчас, собираясь выскочить из засады и напугать прогуливающегося, я собиралась здорово повеселиться, когда все пошло совсем не так, как я планировала.

Шаги замерли совсем близко, но напрасно я прислушивалась в ожидании возгласа и проклятий, их так и не последовало. Потеряв терпение и решив проверить что случилось, я высунула голову из-за куста, под которым сидела, как кто-то грубо схватил меня за ухо:

— Попался, негодник, — пробасил надо мной голос с едва заметным акцентом, — я сейчас же отведу тебя на конюшню и велю выпороть как следует.

Как это выпороть? Меня? Да что эти гости о себе возомнили?

Всерьез опасаясь за сохранность своего уха, я, глотая выступившие от боли слезы пыталась вывернуться и убежать, но не тут-то было, хватка у незнакомца была очень крепкой. Изловчившись, я ткнула его в ногу ножом, немного, самую малость только для того, чтобы освободиться.

Вскрикнув, незнакомец выпустил меня и схватился за бедро. Очутившись на свободе, я бросилась домой, когда, не заметив натянутой веревки, о которой совершенно позабыла споткнулась и растянулась на земле. От сильного удара повязанная на голове чалма слетела с головы и длинные волосы плащом накрыли меня с головы до ног.

Было очень больно. Не дожидаясь пока меня схватят вновь, я вскочила и отбежав на несколько шагов обернулась, откинув волосы назад. Чувствуя себя в некоторой безопасности на таком расстоянии, я выкрикнула: