Охота на Ботаника! (СИ) - Логвин Янина - Страница 20

Я хотела еще написать Морозову – и о чувствах, и о характере, и о том, что «Глубже в корень надо зреть, Тоша!», но не смогла. Попрощалась коротко, непослушными руками отправляя ответ.

В тот вечер мне хотелось, чтобы он говорил со мной, а не с виртуальной Нюшей. Это все напоминало пытку.

Следующие два дня я почти не запомнила. Я бегала по три часа на дорожке, пропадала в «Скале» и без спроса брала отцовский мотоцикл – один из двух, чтобы погонять по загородной трассе. И нет, в университет не ходила – не могла.

Если бы могла напиться – наверное, лучше бы напилась.

- Добрый день, Ольга Павловна, - я поздоровалась с домработницей, возвращая бокал на широкий обеденный стол. – Да, я сегодня дома.

- Что-то случилось? Неужели заболела? – всполошилась женщина, и я поспешила ее успокоить, убирая спутанные волосы от лица. – Нет, все хорошо.

Учебу в университете я пропускала редко – многолетние часы с репетиторами и занятия танцами с детства приучили меня быть пунктуальной и все планировать заранее, поэтому я нормально восприняла ее беспокойство. А вот на мать взглянула с тревогой. Она в два счета могла раздуть из мухи слона.

Мы не виделись почти неделю – утром мама не вставала раньше обеда, по вечерам пропадала в театре, но вот сегодня наши дороги сошлись.

Так же, как для меня, утро для нее только наступило. Виола Корсак сидела на барном стуле в домашнем шелковом пеньюаре, без грамма косметики на лице, и держала тонкую незажженную сигарету у своих все еще идеальных губ.

Две затяжки. Она сделает две затяжки и погасит ее в пепельнице из тонкого китайского фарфора. Так продолжается уже год. Кто знает, может быть, когда-нибудь у нее и получится бросить. Во всяком случае, мы с отцом этого очень хотели.

Я подошла и поцеловала нежную щеку, пахнущую парфюмом. Эта женщина сама была цветком – дорогим и свежим.

- Привет, мам. Наконец-то увиделись. Как дела?

Голубые глаза взглянули с беспокойством. Мать потянулась и обняла меня в ответ. Скользнула рукой по длинным волосам.

- Привет, Огонёк. У меня хорошо, а вот у тебя, похоже, не очень. Что с тобой, Агнешка? Такое впечатление, что ты два дня спала на сеновале, и не одна.

- Если бы…

Настроение было таким же собачьим, как хвост Гретты, щекотавший ногу, и я вздохнула. Опустившись на стул, схватила из вазы пару орешков кешью и отправила в рот. Не знаю, зачем я сюда пришла, но есть не хотелось. Скорее всего заглянула за передышкой. Я потерялась и не могла себя найти.

Мать вопросительно вскинула брови и в раздумье задержала на мне взгляд. Родители у меня, конечно, люди прогрессивные и свободные от условностей, но тему личных отношений, особенно за дверьми спальни, мы не касались никогда.

- А… что там Эрик? – мать чиркнула зажигалкой и затянулась. Выпустила дым тонкой струйкой, приподняв подбородок. – Такой красивый, фактурный мальчик. И к тебе не ровно дышит, - заметила между прочим. - Не приезжал? Мне казалось, что вам хорошо вместе.

Я пожала плечами – нож Ольги Павловны все так же ровно отстукивал «тук-тук-тук-тук», не отпуская из мыслей Антона.

- Не знаю. Нормально, наверно.

- Что, так и не помирились?

- Да мы и не ссорились. Надоел, и все. Скучно стало, не хочу его держать – зачем? Мне от его фактуры ни холодно, ни жарко.

Нож застучал медленнее и тише. Я вспомнила, что Миленка рассказала об Ирке – о том, что у них с Эриком что-то там было, и покосилась на домработницу. Ира была дочерью Ольги Павловны, и кто знает, что она рассказала матери о своих отношениях с Покровским.

Мать перехватила взгляд и затянулась сигаретой во второй раз. Выпустив дым, затушила ее в пепельнице и перевела тему.

- Так, может, скажешь, в чем дело? – сложила перед собой руки. - Пропуски занятий, отцу не звонишь, внешний вид… Агния, ты меня расстраиваешь, и твоя прическа тоже. Вацлав огорчится, если увидит тебя в таком виде. Ты – наше лучшее произведение, помни об этом в следующий раз, когда решишь обойтись без шампуня.

- Мам, перестань, - я скривилась. - То, что работало в девять лет – больше не работает.

- И не подумаю. Я вчера звонила Игорьку в салон – он жаловался, что ты отменила маникюр и не назначила новое время для процедуры. – Мама протянула руку и погладила мое плечо. Улыбнулась так, как умела только она – эту улыбку знали тысячи. - Огонёк, убивать в себе женщину – это преступление, - произнесла с ласковым укором. - А отказать такому мастеру – преступление вдвойне! Не знаю, что тебя так расстроило, но не существует причины, по которой ты можешь отказаться от этого священного ритуала и ходить лохматой, особенно возле своего мужчины.

И снова перед глазами встал проклятый Морозко – злой и гордый, как неприступная крепость. В очках и с рюкзаком за спиной. Где-то над головой засмеялся Купидон. Провернул стрелу в сердце, так, что оно в тоске заныло. Но хоть мозги не отключил, и на том спасибо.

Вот снять бы этот рюкзак, да как шарахнуть им хорошенько по светло-русому затылку, чтобы очки слетели, а глаза прозрели – видишь ли, видит он меня насквозь! Нострадамус очкастый!

И сама не ожидала, что признаюсь. Ольга Павловна как раз опускала на стол тарелки с завтраком, когда я неожиданно вполголоса заявила:

- А моему мужчине плевать, мам. На все плевать. Он мне не верит – я для него лишь красивая обертка с ужасным характером. Он мечтает выселить меня в соседнюю Галактику и никогда не видеть.

- То есть… как это? – мать застыла с салфеткой в руке, так и не дотянувшись до приборов. – Это что, шутка? – растерянно спросила.

- Нет, правда. Он физик, измеряет расстояние угловыми секундами и парсеками. «У черта на куличках» - для него недостаточно далеко.

- Агния, он что, взрослый?

Я встала. Пора было собираться, но прежде стоило успокоить маму. Это я у нее достаточно взрослая, чтобы решить свои проблемы самостоятельно.

- Да нет, младше меня на целый день, но упертый. И самый лучший, хоть и дурак!

- Спасибо, Ольга Павловна, - я обернулась к присутствующей в кухне женщине. – Чудесная брускетта, но мне пора в «Скалу».

- Агнешка, а как же…

- Я в «Макдональдсе» что-нибудь перекушу!

Уже выходя из дому, подумала о том, что теперь, когда о Кудряшке знают Дита и мама, похоже, моя семья готова к встрече с Морозовым.

Осталось только придумать, как его с ними познакомить.

 Антон

- Антон, а какие девушки тебе больше нравятся – светленькие или темненькие?

- Умные.

- Ну, Тошка! Я же серьезно спрашиваю!

Я сидел дома в кухне, поглядывал на часы и пил чай. Кристина сидела за столом напротив, барабанила пальцами по задранной к подбородку коленке и рассматривала меня сквозь румяную сушку.

После того, как она надела сушку на нос, я у нее ее отобрал и вернул на тарелку.

- А я серьезно отвечаю. Зачем это тебе понадобилось знать, интересно?

- Да так. Мы тут с девчонками в школе поспорили, кто Денису больше нравится– я или Вика. Хотим понять закономерность. Ведь по логике вещей, если парень светленький, значит, ему должны нравится темненькие девчонки, и наоборот. Так?

Я уже давно перестал удивляться тому, чем забита голова у моей сестры.

- Нет, не так. Если судить по твоей логике, тогда рыжим нравятся исключительно рыжие и никто другой.

Кристина удивлённо ахнула:

- А тебе что, рыжие нравятся?! – Протянула задумчиво: - Как-то я не подумала…

Я откусил бутерброд и запил его горячим чаем. Сунул в рот кусок сыра.

- Да причем тут я? – пожал плечами. - Я же тебе уже ответил, какие.

- Ну да! А если девушка похожа на двойной чизбургер? А если она феминистка или у нее уши лопоухие? Что, все равно, лишь бы умная? - сестра подозрительно прищурилась и подперла подбородок кулачком, не желая во мне разочаровываться.

- Да хоть с кольцом в носу!

- Ой, Тошка, а тебе что, нравится пирсинг? – к мелкой тут же вернулось настроение и глаза заблестели.  – Ой, а мне тоже! А еще татуировки! – она воодушевленно защебетала, помахивая руками: - Череп там, дракон, символы всякие кельтские – особенно у парней! Антон, а давай тебе сделаем одну, а? – сложила ладони вместе  у груди и заныла: - Совсем малюсенькую! Ну, пожалуйста!