Путь в никуда (СИ) - Белов Дмитрий - Страница 21

— Что ты хочешь узнать?

— Ну, можешь начать сразу с детства. Наверняка, живя в обеспеченной семье, твой жизненный путь был светел и безоблачен.

— Самое раннее детство, пожалуй, да. Я единственный ребенок в семье. Отец очень хотел сына, но не вышло. Роды были тяжелые и еще раз беременеть маме врачи не рекомендовали. Отец сначала злился, даже видеть меня не хотел, но я была такой хорошенькой, что в итоге он смирился. И первые шесть лет жизни приносили мне в основном положительные эмоции. Моя няня была замечательным человеком, очень доброй. Она много времени общалась со мной, играла, читала книги. Мы много гуляли. Проблемы начались, когда я пошла в школу, отец выбрал для обучения платную частную школу, в которой было два класса, отдельно мальчики и девочки. И программа была разная, у нас еще были добавлены часы по этикету, иностранным языкам, танцам. А поскольку учебное время не резиновое, то все это было в ущерб остальным предметам. Из нас готовили явно не бизнес-вумен.

Девушка замолчала на мгновение, видимо собираясь с мыслями. А потом продолжила свой рассказ:

— Но самое ужасное — это были одноклассницы. Поскольку я не хотела поддерживать их сплетни, разговоры о шмотках, у кого родители богаче и круче, то быстро стала изгоем, белой вороной и меня начали травить всем классом. Сначала просто игнорировали. А я всегда была общительным ребенком, живым, подвижным, любознательным, потому бойкот со стороны одногодок воспринимался тяжело. Усугубляло ситуацию и то, что я стремилась учиться тому, на что забивали остальные: математике, физике и тому подобным предметам, игнорируя навязанные чисто женские, прослыв в классе заучкой-ботаничкой. С годами я стала пытаться казаться такой же, как все, натягивала чужую маску. Тупо хихикала над не менее тупыми шутками, поменяла манеру разговора. Люди привыкли к стереотипам, раз блондинка — значит глупая, так проще, так удобнее.

Какими обманчивыми бывают навязанные обществом клише и стереотипы, я ведь тоже считал ее недалекой избалованной неженкой, поверхностной и пустой. Просто за цвет волос. Как глупо. Купился на искусственно наведенный образ, маску, не желая разглядеть под этой наносной мишурой человека.

— От меня ненадолго отстали, но в старших классах появилась новая напасть, — продолжила повествование Алина. — Девочки начали встречаться с парнями, во всеуслышание хвастаясь своими "победами", а я и здесь умудрилась отличиться, оставаясь девственницей. Я хотела, чтобы все было красиво, по любви. У меня не было подруг, одни стервы-завистницы, пытающиеся уколоть при любом удобном случае. А виной тому моя внешность. Я повзрослела и расцвела, стала привлекать внимание мальчиков, хотя даже и не пыталась этого делать, не красилась, одевалась скромно. Но видя мое равнодушие к своему образу, мама в ультимативном порядке отвела меня в салон тату, сделав перманентный макияж на глаза и брови, от которого уже не избавиться просто так, умывшись.

Я продолжал слушать нелегкую исповедь девушки, не перебивая не нужными сейчас вопросами.

— Я вздохнула свободнее, когда оставила школьные стены позади, думала, вот сейчас начнется иная жизнь, студенчество, новые знакомства и друзья. Отец настоял, чтобы я пошла учиться в автомобильный институт, по его стопам. Я была единственной девушкой в группе, сначала меня это радовало, надеялась, что уж парни-то примут нормально. Но все оказалось еще хуже.

Слова так и лились из нее, мне оставалось лишь молча внимать, давая возможность выговориться.

— С первого же дня началась гонка: кто первый уложит меня в постель в угоду пари. До тех пор, пока на лекцию не пришел телохранитель отца Анатолий. О, это была весьма колоритная личность. Его, служащего в армии зеленого пацана, направили на войну вместе с такими же юнцами, как пушечное мясо. Они еще и автомат толком держать не научились, а их уже отправили убивать. Большая часть его друзей и знакомых полегла в этой бойне, а он выжил, прошел всю войну, но не смог вписаться в мирную жизнь. Какое-то время крутился с бандитами, но не захотел этой грязи и смог уйти. Выглядел мужчина внушительно, высокий рост, бугрящиеся мышцы, плавные движения хищного зверя и шрам через все лицо, делающий его еще более зловещим. Пацаны группы испуганно притихли, когда он занял место преподавателя, оттерев того в угол. А я сгорала от стыда, готовая провалиться под землю. Именно он просветил согруппников, чья я дочь, и расписал в красках, что будет с тем, кто посмеет не только пальцем тронуть, но и вообще подойти близко.

Она горько усмехнулась, но придаваться унынию не стала, а продолжила рассказ:

— И в итоге тот же неприязненный вакуум, что и в школе. Меня начали игнорировать, не отвечали на вопросы. И я полностью ушла в учебу. Мне было сложно, поскольку объем знаний вложенных в мою голову был явно недостаточен, но я никого ни о чем не просила, сама просиживала за учебниками до поздней ночи, стараясь разобраться в сложных предметах. Я сдавала курсовые работы, слыша шепотки за спиной, что купила. Когда начались зачеты — это папочка денег заплатил, а после сданного экзамена, где провалилась треть группы, кто-то со злости бросил, что видимо я профессору отсосала перед сдачей. Блин, да этот профессор рассыпался от старости, но ведь поверили же, сволочи, начали обмусоливать новую шутку.

Кажется, ей с трудом удавалось сдержать рвущиеся наружу эмоции.

— А я просто хотела нормально жить, — тихо заговорила вновь. — Чтобы у меня были друзья, настоящие. Хотела встречаться с парнем, чтобы романтика, цветы, прогулки под луной, долгие разговоры. Но я сжала зубы, стараясь хотя бы внешне не реагировать на обидные слова и подколки. Я больше всего на свете желала получить образование и найти свое место в жизни, самой зарабатывать деньги, не завися ни от кого. Самой выбирать, с кем мне общаться, а с кем нет. Чтобы меня начали воспринимать серьезно. И ладно, если бы дома все было хорошо. Но там мне тоже постоянно диктовали условия, ставили в жесткие рамки, заставляя общаться с прессой, нужными папе людьми и их дочками. Посещать дурацкие приемы, где все эти жирные боровы-толстосумы сально пялились на мои ноги и грудь, лапали в танце, а то и делали непристойные намеки, пользуясь своим положением.

Я слушал и тихо офигевал. Совсем не так я представлял себе жизнь богатеньких… ее жизнь. Мне было искренне жаль эту потерянную в хитросплетениях интриг девушку, лишившуюся нормальной юности, видевшей от окружающих только презрение или желание нажиться на ее семье. И нужно было срочно вытаскивать ее из того депресснячного настроения, куда она постепенно скатывалась, следуя за своими воспоминаниями.

— Алин, прости, я затронул тему детства и юности, поскольку реально полагал, что у тебя нет в этом негатива, да и не может быть.

— Это ты меня извини, гружу тебя своими проблемами. Как будто у нас и без того их мало.

— Да нет, я сам попросил тебя рассказать. Да и нужно тебе, видимо, было выговориться.

Блондинка неопределенно пожала плечами, то ли соглашаясь с моими словами, то ли просто давала понять, что слышала.

— Давай лучше поговорим о чем-то позитивном, — предложил я, чтобы разорвать тягостное молчание.

— Расскажи теперь ты мне о себе.

В другое время я бы отшутился или перевел тему, не люблю рассказывать о своей жизни. Да и о чем бы я ей рассказал? Про свои похождения на интимном фронте? Про гулянки с друзьями и пьянки с однокурсниками? Но сейчас я просто не имел на это права, после того как она мне открылась. Оказывается, мне тоже есть о чем рассказать, разные курьезные случаи, лихо вписанные в общее повествование, заставляли ее улыбаться, грусть постепенно уходила из голубых глаз. И когда я дошел от детского сада до второго курса института, от былой грусти не осталось и следа. Я умел интересно рассказывать, увлекая слушателей повествованием.

А потом мы просто сидели у костра, наблюдая за трепещущими лепестками пламени, рядом успокаивающе журчала река и весь мир у ног. Романтика, блин. Я притянул девушку за плечи, не хотелось портить эти мгновения единения с природой чем-то еще, разбавлять ничего не значащими словами.