Зима была холодной (СИ) - Милоградская Галина - Страница 19

— Мэр, не уходи.

— Я никуда не уйду, — мягко ответила Алексис, гадая, кого же сейчас может видеть перед собой Киллиан. Давнюю подружку? Женщину, что была когда-то очень дорога? Судя по мольбе, с какой он смотрел сейчас на неё, даже слишком дорога.

— Прошу, — он прерывисто вздохнул, покорно разжимая цепкую хватку. — Мэр, ты правда здесь? Настоящая?

— Я здесь, — прошептала Алексис и отвернулась — будто он мог видеть её слёзы!

А он улыбался, неотрывно следя за ней, за светлыми волосами, рассыпавшимися по плечам, за уверенными движениями, когда она зажигала печку и ставила воду. Он тревожно не сводил с неё глаз, боясь, что сомкнёт их хоть на мгновение — и она исчезнет. Снова растворится в лабиринтах памяти, оставшись там бесплотным призраком.

Мэренн — «возлюбленная». Он часто шутил, что если бы родители не дали ей такое имя, он всё равно назвал бы её так. А она смеялась, смущённо опуская глаза.

— Я скучаю по тебе, — сказал Киллиан, удивляясь, как тяжело даются слова. В горле пересохло, словно он неделю не брал в рот ни капли воды. Мэр повернулась, склоняясь над ним, и он нахмурился — в слабом свете свечи черты её лица расплывались, смешиваясь с мягким полумраком. Попытался поднять руку, коснуться её губ, почувствовать, что она живая. Тёплая. Настоящая. И она не отшатнулась! Позволила, только выдохнула тихонько, опаляя дыханием кончики пальцев.

Мэр пропадала. Таяла под его руками, а сам он стремительно летел в бездну, без возможности ухватиться за ускользающий мир.

Алексис облегчённо вздохнула, заметив, что Киллиан потерял сознание, пока она разматывала бинты и мягкими движениями прощупывала края раны. Он напугал её, и непонятно было, чем сильнее: криками или лаской, предназначавшейся другой. Алексис чувствовала себя неловко, будто подсмотрела чужую тайну или заглянула в чужое письмо. Да, так и есть — разошёлся шов. Один, слава Богу, но его надо снова наложить.

Он выбирался из тьмы медленно, нехотя. Шёл на свет, но с каждым шагом понимал, что лучше не возвращаться. Не туда, только не туда!

Лужайка перед домом, пучки мёрзлой травы, успевшие схватиться инеем, и огромный цветок посреди неё, зелёный, переливчатый, нелепый. Он шёл вперёд, чувствуя, как подгибаются ноги, сжимая в руках бесполезное теперь ружьё. На земле — ярко-алые пятна, причудливая картина сумасшедшего художника.

Взгляд выхватил край туфли, и новый шаг дался через силу. Он уже знал, что увидит. И не верил, что это происходит с ним. На самом деле. Что это Мэренн лежит перед ним в неестественной, вывернутой позе, будто кто-то тащил её за волосы, а потом уронил на спину да так и оставил. Что это её платье пропиталось кровью, превратив золотые пряди, что он так любит перебирать, в спутанные сосульки. Что это происходит на самом деле — кровавое месиво вместо макушки, розовая слизь и осколки кости.

Он стоял и смотрел туда, не в силах отвести взгляд. Не в глаза, распахнутые, наполненные ужасом, не на губы с засохшей полоской крови в уголке. Нет. Он смотрел на то, что когда-то было её головой, пытаясь представить, что будет, если он найдёт её волосы и вернёт их на место. Останется ли она в его мыслях прежней, или на всю жизнь запомнится такой? И смогут ли дети помнить её та… Дети!

Ледяной стрелой от шеи по позвоночнику липкий страх окатил, заставил перехватить ружьё и оглянуться. Они должны сидеть в погребе. Много раз они прятались там, играя в нападение индейцев. Мэр спрятала их там. И сейчас мальчишки напуганы. А ему предстоит рассказать, что они только что лишились мамы.

Киллиан шёл уверенным, быстрым шагом, не глядя по сторонам, проговаривая про себя снова и снова фразу: «Всё будет хорошо. Я обещаю». Фразу, что скажет им, когда вытащит из темноты погреба. Он почти бежал, задыхаясь, эти несколько ярдов до дома, поэтому едва не пропустил, едва не прошёл мимо.

Выдох. Вдох. Он должен проснуться. Это всё кошмар, страшный сон, вчерашний виски был слишком крепким, это…

Ноги подкосились, он рухнул на колени перед маленьким телом, не замечая, что его трясёт. Крупной дрожью, так, что зубы начали отбивать дробь. Что-то рвалось изнутри. Что-то тёмное, огромное, душащее. В ушах шумело, билось, пульсировало, заглушая мысли. И в то же время было тихо. Вокруг. Так тихо, словно весь мир умер.

Поэтому слабый стон Киллиан расслышал не сразу. Дёрнулся на звук, споткнулся, пополз на коленях к крыльцу, поднялся, чтобы снова упасть рядом со вторым сыном. Маленькое личико залито кровью, по лбу, от уха до уха — порез, в котором виднеется нежно-розовое нечто. К горлу подкатила тошнота. Что-то помешало снять с него скальп. Или кто-то. Может, даже и он сам.

Дэвин дышал коротко, прерывисто, и с каждым вдохом по виску стекала новая тонкая, блестящая струйка.

Киллиан осторожно приподнял сына, и тот открыл глаза. Вспышка узнавания, доверчивая улыбка. Он умирал. Но агония могла длиться часы. Он слышал про это — не все люди, которым снимали скальп, умирали сразу. И допустить, чтобы сын страдал, Киллиан не мог. Рука, липкая от крови, потянулась к поясу. Он осторожно положил Дэвина на деревянный пол и достал кольт, взводя курок.

— Всё будет хорошо. Я обещаю.

Выстрел прогремел, спугнув сидящих на яблоне за домом ворон. А следом — крик. Нечеловеческий, громкий. Переходящий в вой.

Алексис со страхом смотрела на Киллиана, боясь, что он снова начнёт дергаться, но он молчал. Только дышал тяжело, и глаза под тонкой кожей непрерывно вращались, словно сны, что видел их владелец, были слишком яркими и насыщенными. Вдруг он затих. Резко, словно из лёгких выбили весь воздух. А потом заплакал. Тихо и страшно. Алексис поёжилась — даже задумываться о причинах не хотелось. Что бы там ему ни снилось, лучше целебный сон, чем тревожное, полное боли бодрствование. Поэтому Алексис накрыла его одеялом и вернулась в кровать, не спеша в этот раз гасить свечу. В её дрожащем свете очертания лежащего на полу Киллиана едва угадывались. Вскоре его дыхание успокоилось, и он, кажется, погрузился в крепкий сон без сновидений. Алексис же, дунув на свет, не сразу смогла уснуть, долго ворочаясь и размышляя над тем, что сегодня увидела и услышала.

Утро встретило лёгкой головной болью и тяжёлой, после недосыпа, головой. Алексис нехотя открыла глаза и сладко потянулась. Одеяло сползло с плеч, и по коже скользнул сквозняк из приоткрытой ставни. Испуганно ахнув, она поспешно вернула его обратно, с опаской глядя на пол. Но Киллиан крепко спал и, кажется, в ближайшее время просыпаться не собирался. Выскользнув из кровати и подхватив платье и нижние юбки, Алексис на носочках вышла из дома и пошла в амбар, сетуя про себя на то, что из-за непрошенного гостя приходится терпеть такие неудобства. Сегодня же найдёт в городе отца Колума, расскажет ему о том, что случилось с братом, и попросит забрать его.

___________

*Даиди на Ноллаиг — ирландский дед Мороз

========== Глава 9 ==========

Не так хотела Алексис провести свой первый выходной! Она достала ведро из колодца и тяжело вздохнула: скорее бы отвезти Киллиана к отцу МакРайану и лечь спать! И проспать весь оставшийся день и всю ночь. Вернувшись в дом, первым делом посмотрела на своего невольного подопечного, потом перевела взгляд на груду тряпья, вчера бывшую его одеждой.

— Вам надо найти одежду, — обречённо вздохнула она. Киллиан поморщился, промолчав. Потом ответил тихо, еле слышно:

— Там, наверху, сундук.

Если Алексис и была удивлена, то не подала виду. Она обошла весь дом, заглянула в каждый угол, пытаясь найти хоть какое-то упоминание о владельце дома, но дом молчал. И теперь так просто — загляни в сундук. Лестница наверх нашлась за домом — видимо, Джон Каннинг оставил её, когда помогал перекрывать крышу. Подобрав юбки, Алексис полезла наверх, снедаемая любопытством пополам с желанием избавиться поскорее от нежелательного постояльца.

Наверху было пыльно. Махровые комочки кружились у ног, вызывая желание чихнуть. Чердак был полон ерунды вроде обломков кресла, старых бочек и колес от повозки. Но сундук, стоявший посреди чердака, приковывал взгляд — было видно, что его водрузили сюда не так давно. Алексис осторожно шагнула вперёд и, присев на колени, распахнула крышку. Отчего-то посмотреть на прошлое Киллиана МакРайана очень хотелось.