В целом мире нет места для тебя (СИ) - Лещенко Ирина - Страница 16

— Ну да, альфа-самец из меня так себе. — в коридоре что-то грохочет, стучат дверцы шкафа. — У меня даже есть тапки — представляешь, позор какой? Сейчас я тебя в эти тапки засуну.

— Ужасно. — честно отвечаю я, влезая в вышеназванную обувь — мои ноги закончились примерно на середине монструозных клетчатых стелек. — Я же убьюсь.

— Ковер мягкий. Главное, на стены не падай. — советует парень и исчезает на кухне.

Я бреду в зал, шаркая подошвами по тому самому мягкому ковру. Комната обставлена исключительно функционально — никаких тебе безделушек, полочек, вазочек и подушечек; мягкий низкий диван, кресло, стол, все в теплых бежевых тонах, светло-серые стены, узкий деревянный шкаф у окна, темно-серые плотные шторы.

Прямо над диваном изгибался белый торшер. Взгляду зацепиться не за что…

Я с ногами влезаю на диван.

— Вот. — с одобрением говорит Паша, выглядывая из кухни. — Почти похожа на человека. Чем тебя можно кормить?

— А что у тебя есть? — я оглядываю фигуру парня, украшенную длинным фартуком в лимончиках. — Красота какая.

— У меня много чего есть. И я вполне способен закормить человека до смерти. — объявляет Паша, оглаживая лимонное полотно.

Глава 9

Глава 9.

О том, что это были не пустые угрозы, я поняла спустя две тарелки.

— Больше не могу. — пожаловалась я, боком падая на диван. — Вообще нельзя столько жрать. И приличные парни так себя не ведут!

— Тебе виднее. — пожал плечами Паша, удобно устроившись в кресле напротив меня. — Я как-то не уточнял у приличных парней. Не уверен, что я с ними вообще знаком. А что они обычно делают?

Я неуверенно пожала плечами. Глаза начинали слипаться.

— Ну, девушку зовут домой не для того, чтобы накормить ее до состояния шарика с ногами. — я с сомнением покосилась на заметно выпирающий живот. — Тем более просто неприлично так вкусно готовить.

Паша иронично поднял бровь. Вообще чудесные брови — изгибаются под совершенно дикими углами, мне б такие. Никаких слов не надо с такими красноречивыми полосками волос над глазами.

— И часто ты ревешь посреди подъезда? — внезапно спросил он. Я отвела глаза.

— Последнее время случается. Просто время такое, трудное.

— Я же говорил тебе, что мне не все равно, что с тобой происходит? Так вот, мне до сих пор не все равно. Так что я жду более развернутого ответа, чем общие фразы про время и черные полосы.

— Прости, но это дикость. — сонливость слетела. Отличное время для того, чтобы окончательно разобраться в происходящем. — Ты решил возиться со мной, как с больной зверюшкой? Кормить и гладить по голове? Или что? Я помню твои слова про дружбу, но все равно не понимаю, хоть убей.

Паша наклонил голову к плечу.

— Все? — уточнил он. — Точно все?

— Ты красивый парень с машиной, и вообще, зачем тебе такая, как я? — вместе с последним словом из меня как будто воздух выпустили, как из шарика. — Я же…ну, я это я. Не о чем тут говорить…

— Вот теперь уже настоящие причины вылезают. — Паша обошел стол и сел рядом со мной. Я испуганно скрутилась в углу.

— Да не дергайся ты так, я помню, что трогать тебя без особой надобности не рекомендуется. — он сел, скрестив ноги, не касаясь меня. — Давай по пунктам. Оставим в покое мою внешность, хотя приятно, конечно. С твоей-то что не так?

Я уже трижды прокляла тот момент, когда решила подняться.

— Я рыжая. — мрачно сообщила я, подтягивая колени к подбородку.

— А я русый. — вежливо сообщил Паша, разглядывая позу «калачик» в моем исполнении. — А с внешностью-то что не так? Тебя цветовая гамма не устраивает? Рыжий — это что-то ужасное?

— Ты издеваешься. — я спрятала нос в коленки.

— Издеваюсь. — спокойно согласился парень. — Сейчас еще раз поиздеваюсь. Чего ты в подъезде ревела?

— С мужем поругалась. — буркнула я.

— Его тоже не устраивает твой цвет волос?

— Нет, его не устраиваю я вся, целиком, но насчет внешности разговора не было. — подумав, решила я. Села и принялась загибать пальцы:

— Слишком правильная, раз. Скучная, два. Чересчур высокомерная, слишком много о себе возомнила, постоянно извиняюсь, неэмоциональная, холодная, глаза, как там…рыбьи, ага. Корчу из себя идеальную, слишком честная…все, у меня пальцы кончились, давай твои загибать.

— Я примерно уловил суть претензий. — усмехнулся Паша. — Что же он, несчастный такой, с тобой мучается?

— Уже не мучается. — вздохнула я. — Приз ушел в другие руки.

— Бедные руки. — пробормотал Паша. — Главное, на возврат не соглашайся.

— Будешь издеваться, начну звать тебя Паоло. — пригрозила я. Паша скорчил зверскую физиономию и прижал ладони к груди.

— Вот так впервые откроешься, а тебя в самое больное бьют. Не ожидал я от тебя такой подлости, между прочим. Вернемся к мужу. В смысле, к беседе.

— Да чего к ней возвращаться. — я пожала плечами. — Прекрасная, живая и эмоциональная принцесса украла принца у флегматичного и несчастного дракона. Конец сказки.

— Дракон. — фыркнул Паша. — Где твои зубы, дракон? Загрызла бы этого бракованного принца, и дело с концом. Как вообще человек с веснушками может считать себя некрасивым?

— И может, и считает. И веснушки регулярно замазывает. — я с подозрительным прищуром оглядела парня. — Ты фетишист, да? Веснушкофил?

Паша честно пытался удержать серьезное выражение лица. Секунды три у него даже получалось. Потом, конечно, не выдержал.

— Слушай. — внезапно посерьезнев, Паша оперся локтями на колени и испытующе посмотрел на меня снизу вверх. — Он ведь тебя обидел, верно? Сильно обидел. Но я совсем не вижу в тебе…

Паша пощелкал пальцами, вспоминая слово.

— Не мстительности даже, а просто желания взять реванш. — наконец определился он. Я задумалась.

— А его и нет. — неуверенно проговорила я. — Не очень-то я хочу лезть во все это и что-то доказывать. Дальше мы отдельно, не надо больше никаких пересечений. Пусть живет как хочет и меня не трогает. А то бывшие мужья имеют противную привычку плестись за тобой еще много лет.

— А, так мужей больше, чем один? — ехидно протянул Паша. — Какая ты женщина горячая.

— Молчали бы вы, Паоло. — я сделала глаза котика из Шрека. — Просто ошиблась…два раза. С кем не бывает.

— Еще хоть раз меня так назовешь, и я за себя не отвечаю. — пригрозил Паша.

— Просто я никогда и ни для кого так не старалась. — внезапно я поняла, что хочу не столько рассказать, сколько сформулировать самой. — И он не плохой и не был никогда, понимаешь? Он старался ради меня, я — ради него. Мы всегда могли обсудить все, что нас волновало, а самое главное, выходит, не смогли? Я была уверена в нем как в себе самой, даже немного больше, ведь он вот он, тут, а что я сама выкину — большой вопрос. Я так старалась стать для него уютной, удобной, необходимой, что успела забыть, какой я хотела стать для себя. А в детстве надеялась, что стану великим писателем, буду жить одна, просыпаться с закатом, всю ночь писать истории людей, которых никогда не существовало, рассказывать о разном, создавать целые миры. И никто мне не нужен будет. А оказалось, что кто-то все равно, только вот кто? Одиночество — это совсем не так уж и плохо, просто иногда тоскливо очень. Слишком тоскливо. Такое ощущение, что жизнь уходит без толку, когда ее разделить не с кем.

Помолчали. Я — слегка шокированная своей нежданной откровенностью, а Паша…не знаю, просто молчал.

— Это не отменяет того факта, что он тебя выбрал, а удержать то, за что взялся — не смог. — наконец заговорил он. — И это даже не обман, а самообман — считать, что отношения никогда не изменятся, что люди останутся прежними, и все сложится само собой. Так не бывает. Ты хотя бы пыталась, не знаю, хорошо или плохо — но ты делала. А он сдался. Именно поэтому ты лучше, чем он.

— Может, он просто не сразу понял, что я не совсем такая, какой кажусь ему? Какой пытаюсь казаться? Ведь я тоже вру, хотя нет, не вру, одеваю маску, и она прирастает ко мне, да так крепко, что уже не оторвешь. Надо было как-то по-другому. Честнее, что ли.