Болтливой избы хозяйка 2 (СИ) - Шкот НатАша - Страница 30

— Может быть сразу пойдем? — спросила стыдливо стрельнув глазами из-под челки.

— Пошли…

Вот так, оставшись один на один, влюбленные позабыли обо всем, питая друг друга собственной любовью, отрешившись от проблем, забот и бед.

Однако они никуда не делись, а лишь множились, рослись и ждали своего часа, чтоб заявить о себе во весь голос.

Глава 9

«Первый звон — пропадай мой сон; другой звон — земной поклон;

третий звон — из дому вон!»

— Привет!

— Привет…

— Меня Мечом кличут, а ты кто?

— Меня волхв Нидарой нарек, но мне не любо это имя. Мамка, вот, кличет Нидкой.

— Ни-и-и-и-да, а что пригожее имя, подходит тебе!

— Благодарствую! Твое тоже красивое, непростяцкое.

— Мне имя сам Перун дал! Но оно длинное. Вот я его и сократил.

— А какое длинное?

— Ме-чи-слав! Означает, «славящий меч»!

— Громкое имя, гордое!

— Перун всем моим братья имена давал, как один — гордые!

— А сколько у тебя братьев?

— Много. Четверо нас сыновей у матери, да шестеро дочерей!

— Большая семья! А у меня лишь одна сестрица…

Парень и девушка, лет тринадцати от роду, в веке, когда чадом уже не кличут, сидели на обрыве и болтали босыми ногами в воздухе. Это было их первое знакомство, когда худой, взлохмаченный паренек, в дырявой рубахе, осмелился подойти к богато одетой девице с волосами цвета огня, волновавшей его молодое сердце уже второй год. Она не оттолкнула, не вздернула заносчиво свой аккуратный носик в веснушках, а с удовольствием беседовала с ним, ловля каждое слово, словно он сказитель былин какой, а не обычный отрок. И даже щеки краснели, когда искоса поглядывала на него, от чего Меч решил, что тоже люб ей.

Степка села на постели, пробудившись от диковинного сна.

— Панни, что случилось? — рука водяника, лежащая на ее голом животе дрогнула, прижимая к себе.

— Н-ничего, Мить, сон приснился…

— Плохой?

— Нет, странный какой-то…

— Тогда иди ко мне, ночь глупая! — сграбастал ее, развернул к себе спиной и оплел руками и ногами, — спи, Рыженькая, — поцеловав в шею тут же заснул. Степка улыбнулась и окунулась во второй сон.

— Я — твой суженый! Слышишь меня, Ни-и-и-и-да?! — звонкий голос сорвался на ее имени, произнеся его хрипло, протяжно, волнующее, — не слушай волхвов!

— Н-но… как же можно… они ведь… служат богам! — девичий голос выдавал недавние слезы.

— Да пошли они, знаешь куда? Ничего им не ведомо! Ты — моя, а я — твой!

— Упрямый ты, Меч! А ведь меня и наказать за непослушание могут!

— Пусть только попробуют!

— И что ты сделаешь? — спросила грустно, совершенно не веря в его защиту. Что он может сделать волхвам, служащим самому Числобогу?

— Повтори еще раз, как все было, а то я так рассердился, половину твоего рассказа прослушал! — парень сел перед ней на колени, взял прохладные ладошки в свои начал растирать, согревая.

— Вот всегда ты такой, Меч, — пожурила его красавица с огромными глазами разного цвета, — закипаешь, как вода в котелке.

— А я и есть вода, разве ты забыла? — сказал с улыбкой, приоткрывшей белоснежные зубы.

— Я помню о даре богов, — слезы вновь наполнили ее прекрасные очи, — от того и верю волхвам. Нельзя верить наполовину.

— Прости меня, — он спрятал лицо в ее ладонях, — расскажи еще раз, как все было?

— Хорошо… Меня с сестрой прямо посреди ночи вытащили из постели и поволокли к Длинной Горе…

— Прямо поволокли?

— Поволокли… вот, видишь синяки? — она развернула ладони внутренней стороной, где на запястьях красовались сине-черные кровоподтеки, — мы даже не сопротивлялись, но ты сам знаешь, как они любят показывать свою силу. Маре еще больше досталось, ее за волосы тащили.

— Твари! — процедил сквозь зубы Меч, — с мужиками они себя так не ведут! — осторожными поцелуями стал касаться синяков, пытаясь крохами подаренной магии унять боль любимой.

— А там, в самой большой пещере, костер разожгли, да такой, что вдесятером, взявшись за руки не обхватишь, — продолжала она, — и все они в черных одеждах были. Нет, не все, — исправилась, — один был в белом плаще…

— Светозар, я знаю его. Он всегда белые одежды носит.

— Да, Светозар. Он самым добрым оказался. Отругал тех, кто боль нам причинили и извинился за своих людей. И сказал, что нам с сестрой Числобог милость даровал, предначертание и велел выбрать…

— Что выбрать?

— Так, предначертание…

— А из чего выбрать?

— А ты не перебивай и узнаешь, — она ласково погладила большим пальцем его пухлую нижнюю губу, чувствуя, как кровь согревается в его присутствии и страхи понемногу отпускают.

— Говори… — прошептал еле слышно, чувствуя, что вновь «закипает» даже от такой простой ласки.

— У него на круглом блюде камешки были разбросаны. Много камешков разных форм и размеров. Он сунул то блюдо в костер, а когда вынул, камешки стали разноцветными.

— Сколько из было? Четыре?

— Камней? Нет, гораздо больше, штук двадцать.

— Хм…

— И велел нам выбрать и зажать в кулаке понравившийся. Мы испугались, ведь камни раскалились. Но Светозар улыбнулся доброй улыбкой и сказал, что божественные дары не обжигают. В общем мы выбрали с Марой.

— И… какой ты взяла?

— Я хотела взять самый неприметный и маленький, думая, чем больше и ярче камень, тем серьезнее божий промысел в отношении меня. А я бы так хотела быть незаметной для них, так хотела, — она снова всхлипнула.

— Я знаю, моя голубка, я знаю…

— Так вот, я протянула руку к самому маленькому, серому, он у края лежал… Светозар вдруг издал странный звук, словно его под зад пнули и блюдо дрогнуло… Сама не знаю как, в моей ладони оказался большой красный камень, — и она опять заплакала, вспомнив тот момент, когда случайно выбрала не то предначертание.

— Не плачь, пожалуйста, я не могу видеть, как ты плачешь!

— Я… не могу… я… почему так случилось, почему? Ведь всего через день мы должны были стать мужем и женой!

— Мы разберемся, Ни-и-и-и-да! — он всегда так протяжно выговаривал ее имя, лаская и голосом, — рассказывай дальше!

— Он… Светозар, забрал у меня камень, долго крутил в руках, а потом… всех прогнал. Остались только я, он и Мара… и она вдруг… сама не своя стала, Меч. Начала гадости мне разные говорить, будто ненавидит меня, что мне всегда лучшее доставалось, а ей остатки. Не знаю, что за демон в нее вселился. И сказала… что я ее камень забрала, что он… он ее должен был быть и предначертание тоже ее!

— Ого! — присвистнул парень, — чего это она?

— Не знаю! Я испугалась и стала просить Светозара, чтоб он отдал ей камень, что я не хочу его. Убеждала, что так случилось случайно и я хотела взять иной.

— А он?

— А он, ничего. Вздохнул и сказал, что предначертанным не меняются, — рыжеволосая девушка уронила голову ему на плечо и разрыдалась, — и… он предложил Маре еще раз выбрать… Меч, она, она… Она взяла… она…

— Ну, говори же, что она там такое страшное взяла?

— Черный. Он был черный и самый большой! Такой, что в кулаке не помещался!

— Ну и что здесь такого?

— Она… у нее глаза почернели. Были как у меня, а стали черными-черными…

— И что это значит?

— Светозар не объяснил, он просто покачал головой. А затем велел нам бросить камни в костер и глядеть в него пока тот не погаснет. Мы и глядели.

— И что ты видела, моя голубка? — Меч успокаивающе гладил любимую по худой спине, чувствуя, как черная тоска сжимает сердце в дурном предчувствии.

— Я видела… пары. Любовные пары. Мужчин и женщин. Их было очень много. Они обнимались, ласкали… друг друга… некоторые были без одежды…

— Ничего себе!

— Это, так странно. А я смотрела на них и понимала, что знаю их. Что это я их свела вместе и теперь они счастливы.

— Ну… тогда ничего плохого в твоем предначертании нет. Значит ты — сама Любовь.