Анна (СИ) - Витли Ева - Страница 24

Приблизительно через час после разговора с Мариной Львовной открылась дверь палаты, и перед нами возникло Духовное Лицо, правда я сообразила, что это за мужик пришел навестить подругу, только после того, как он начал своё выступление. Лицо милостиво разрешило Эльке не вставать, а слушать его лежа, посетовав, что от таких как она ждать хороших манер всё равно не приходится. Он велеречиво завел свою лекцию об обязанностях жены, о том, что такая распутная женщина, как Элька, забирает энергию у его подопечного, оскорбляет нравственность порядочных людей и, если она не научится жить праведной жизнью, то гореть ей в Аду, тем более что она уже и сама видит, как бог её наказал. Со своим Тараканом он ей разрешит общаться только после того, как она очистится и раскается. Лицо несло монолог, упиваясь своим красноречием. Я перевела взгляд на подругу, слёзы её высохли, а глаза стали узкие и злые. Она медленно протянула руку к тумбочке и нащупала, стоявший на ней графин. Духовный наставник, увлекшись спасением Элькной души, не замечал её манипуляций, а я решила не препятствовать естественному ходу событий. Когда Лицо достигло апогея в своей витиеватой речи о наказании и страшных грехах и вознеслось на вершины красноречия: Элька крепко обхватила графин, прицелилась и запустила его изо всех сил, откуда они только взялись, Лицу в морду.

Как прыгало и визжало Лицо достойно описания мастера. Вода стекала на его «духовную» морду, а осколки обсыпали его голову «пеплом». Наставник заметался по палате, хотел было подскочить к Эльке, но увидев недоброжелательное выражение её лица, замер в выжидающей позе на полпути. Я тоже решила не отставать и внести свою лепту в перевоспитание Морды. Схватила стул, на котором секунду назад сидела, слушая речь наставника, и как следует стукнула его по спине стулом, вложив в свою силу все накопившиеся за время Элькиного замужества нехорошие эмоции, при этом представляя, что бью я не только наставника, но и самого Таракана. Удар получился знатным, потому что Лицо так приложился мордой об пол, что ему понадобилось немало времени, чтобы отодрать себя от линолеума. Поднялся он со звериным выражением своего духовного лица и возмущенно взвыл, на шум прибежал медперсонал больницы. Элька ни секунды не колеблясь, сообщила, что Лицо собирался её задушить. Я, естественно, всё видела, подтвердила, рассказала подробности, не забыла уточнить, как я героически спасала подругу от удушения. В палату зашла симпатичная медсестра, но самое смешное, что она тоже видела, как мужик душил Эльку, и еще в больших подробностях повторила наш рассказ.

Наставник счел за лучшее изобразить глубокий обморок. Кто-то вызвал милицию и наставника, после понюшки нашатыря, опроса свидетелей и лиц, непосредственно принимавших участие в потасовке, под белы ручки увели блюстители закона. Из коридоров больницы доносились угрозы наставника с обещаниями страшной кары. Палату прибрали, и мы с Элькой наконец-то остались одни. Элька начала тихонечко смеяться, потом присоединилась я, мы хохотали всё громче и громче, пока к нам не зашел молоденький врач и не сообщил, что у нас с ней шок. Нам вкололи что-то успокоительное, которое, правда, на нас совершенно не подействовало.

— Эль, как это ты решилась кинуть в него графином? — продолжая смеяться, спросила я.

— Знаешь, Аня, пока Морда держал речь, я вспомнила Надьку, которая ни в чем не виновата, а всё пыталась угодить своему придурку, вот и подумала, а чем я от неё отличаюсь! А после его слов, что меня бог наказал, меня вообще переклинило. А остальное ты знаешь!

И мы опять стали смеяться.

В палату постучали, и к нам зашла медсестра, которая «видела», как Лицо душило Элю. Это была приятная женщина лет под сорок. Она села на свободный стул. Мы познакомились. Симпатичную медсестру звали Леной. Она нам рассказала, что эта Духовная Морда разрушила жизнь её сестре, что он, похоже, психически больной. Но вот чем-то обладает, и ему некоторые верят. Он прекрасно умеет манипулировать людьми.

— Вы думаете, он просто так по домам ходит и глупостям учит? — с жаром спросила Лена. Посмотрите на его машины и квартиры, ему их покупают его так называемые ученики. И что примечательно, в учениках у него одни мужики, причем небедные. Так что вы можете на меня рассчитывать. Я в милиции все подтвержу, собственно с меня уже сняли показания.

Мы с подругой не знали, как и благодарить женщину. Проболтали минут тридцать, потом Лена оставила нам свои номера телефонов и ушла по делам.

Глава 16

Через три дня Элька выписалась домой к родителям. Тётя Оля знала всю правду, а отцу они придумали другую версию, не такую страшную. Вскоре объявился её Таракан. Он встретил нас, когда мы после прогулки подходили к Элькиному дому. Игорь умолял забрать заявление из милиции. Унижался перед нами и даже плакал. Потом вгорячах признался:

— Вы, как женщины, должны меня понять, люблю я своего наставника, ну в том смысле, — и он прямо по-девичьи смутился, — ну вы понимаете?! — У нас с Элькой отвисли челюсти. — Он же не будет со мной встречаться, если ему придется из-за меня понервничать, вы поймите, он человек тонкой натуры, его нельзя волновать. Это бабам легко познакомиться, у вас претензий мало, вам бы только деньги, а у нас чувства. Мне что опять другую жену искать. Эльвира, подумай, тебе же самой выгодно со мной жить. Для баб важен статус замужней и деньги, а любовь вам нужна меньше всего, — неожиданный вывод сделал Таракан. Мы с Элей растерялись от такого известия.

Да уж, женщин он совсем не знал, что, в общем-то, и немудрено с его пристрастиями. Наше молчание он, видимо, воспринял за сочувствие. Ох, как он ошибался!

Когда Таракан женился на Эльке, он хотел «убить двух зайцев», надеялся, что красавицей Элькой он заткнёт рот всем, кто сомневается в его ориентации, в первую очередь отцу, ну и наследника ему преподнесет, чтобы отвязался. Таракан настолько сильно хотел помириться с Элькой, что даже упал ей в колени, очень уж она ему нужна была для прикрытия. Клятвенно обещал больше к ней не прикасаться, но содержать, как положено, лишь бы отец не лишил его наследства. Наследство и могущество родителя было очень существенным, поэтому Таракан скрывал от отца свою «голубую» кровь. Папа Таракана крутой и быстрый на расправу и, к большому сожалению Игоря, не настолько широких взглядов, чтобы спокойно относиться к шалостям сыночка. Наконец сообразив, что мы не прониклись пониманием, он совсем погрустнел и как заклинание начал талдычить: «Что же я скажу папе?».

Таракан выглядел жалко, но нас это абсолютно не смущало. Мы дослушали его исповедь и отправили к… наставнику.

— Ты, когда меня бил, думал, что у меня чувств нет, что я не человек?! Мужика тебе жалко! Морда и в морду может дать, — скаламбурила Элька, — а со мной легко справиться было! Не надо меня теперь жалобить здесь. Даже если ты и гомосек, но порядочным человеком можно было оставаться. Всё, проваливай лучше.

— Слышь, ты, грязная тварь, знаешь, что народная мудрость гласит? «Курица — не птица, баба не человек!» Как ты можешь сравнивать мужчину и бабу? Если бы не грехопадение Евы, Адам по сей день вкушал бы райскую жизнь в садах Эдема! Вы низкие существа, развращающие и отравляющие жизнь мужчинам. Я тебе с твоей полоумной подругой сейчас быстро мозги вправлю! — Таракан принял свой истинный облик.

— Голубая луна, голубая луна, — в ответ громко пропела Элька, а Таракан шарахнулся от неё, как от чумной. Мы громко рассмеялись.

Лощеный Гей сел в машину и за секунду перед тем, как тронуться, крикнул в окно: «Мокрые курицы!», нажал на газ и был таков.

В свете так неожиданно открывшихся новых пикантных обстоятельств, мы решили позвонить нашей знакомой Елене и пригласить в кафе, так как считали себя просто обязанными поделиться с ней информацией. Тем более что Елена нам очень помогла, и мы просто не имели права хранить молчание и не ввести её в курс дела. Елена с радостью согласилась. Мы засели в нашем любимом кафе, как в лучшие дозамужние Элькины времена, заказали по томатному соку с «Цезарем», Лена сказала, что выпьет немного вина. Затем мы с Элькой принялись обстоятельно докладывать ей об «исповеди — проповеди» Таракана. Елена слушала нас очень внимательно, молча попивая вино. Только глаза её становились всё грустнее и грустнее. Когда мы закончили своё повествование, Елена минуту, другую продолжала молчать, затем сказала: