Первая после бога (СИ) - Снежинская Катерина - Страница 34

Глава десятая

Глава десятая

Операция прошла успешно. Жаль, больной об этом не узнает

Дверь ординаторской распахнулась с таким энтузиазмом, что едва вешалку, за ней стоящую, не сбила. Металлическая стойка укоризненно покачала разлапистыми рогулинами, увешанными «гражданскими» врачебными шмотками, но упасть так и не решилась. И то верно, нехорошо это. Пол, обычно фанатичного отдраенный санитарками до праздничного блеска, сейчас больше вокзальный перрон напоминал – так затоптан. И, например, доктор Шеллер вряд ли бы оценил, окажись его белоснежный пижонский пиджак в грязи. Мог и осерчать красавец.

– Это!.. Это!.. – раненым лосем взревел тот самый Шеллер, в сердцах швырнув смятую шапочку на стол. – У меня просто слов нет приличных! Ещё пара дней и я точно с моста сигану!

– Ты разбиваешь мне сердце, – меланхолично сообщила доктор Кассел, отпивая из огромной почти пол-литровой кружки, и переворачивая журнальную страницу.

Дире было хорошо, благостно и спокойно. С тех самых пор, как она решила: трепать себе нервы из-за иллюзионистов, планомерно громящих отделение нейрохирургии, дело бессмысленное и бесполезное, доктор пребывала в полной гармонии с миром. Всё равно же изменить что-либо ни в её силах.

Видимо, до начальства нечто похожее дошло. Потому как с сегодняшнего утра отделение закрыли для приёма новых пациентов. Старых либо выписали, либо распихали по соседям. А в опустевших палатах устроили гримёрки, вернув ординаторскую законным владельцам. Только вот врачей по домам не распустили, на это у руководства человеколюбия не хватило. Мол: мы мучаемся и вы с нами, из солидарности! Вот Кассел и мучилась – с чашкой горячего кофе и свежим дамским журналом.

– Степень сочувствия я оценил, – скривился Шеллер, отбирая у Диры кружку. – Но это, действительно, уже ни в какие ворота не лезет.

– А куда лезет? – спросила Кассел, с интересом за коллегой наблюдая.

Дождавшись, когда красавец, сделав изрядный глоток, закашлялся-таки, размахивая перед собой рукой, словно дым отгоняя, доктор аккуратно забрала чашку с даже на вид густой, как топлёная смола, жидкостью.

– Как ты это пьёшь? – просипел Шеллер, по-лягушачьи пуча глаза.

– С удовольствием, – заверила его Дира. – Так что опять случилось? Добрались всё же до кабинета заведующего?

– По мне, так он там скоро ночевать будет! – рыжий картинно тряхнул волосами, с размаху плюхнувшись на диван.

И с мученической миной закрыл глаза.

– Да? В последний раз я его видела в операционной. Не уверена, но, по-моему, он пытался одновременно вскрыть череп и кесарево[1] провернуть.

– Варос? – вытаращился Иро, забыв про амплуа утомлённого героя. – Кесарево?

– Сто-оп, – Кассел закрыла журнал. – Мы, вообще, о ком говорим? Лично я про актёра.

– А я про Варосов! Кому твои актёры нужны?! Кстати, это что? Цветы?

– Нет, капуста, – поморщилась Дира, даже не обернувшись к столу, на котором, в банке из-под компота, нагло торчал лохматый веник белых роз.

– Цветы? В хирургии? При тебе?!

Со скепсисом Шеллер явно переборщил, потому Кассел до ответа не снизошла. Да и не объяснять же Ирошке, что розы притащил тот самый, доктора старательно изображающий. И торжественно, при свидетелях, вручил веник Дире. Вчера актёр такой же трюк провернуть попытался, но был отправлен вместе с букетом туда, откуда пришёл. А сегодня достойная причина отказаться от щедрого дара исчезла – больных-то в отделении нет[2]. Можно, конечно, сослаться на правила, которые необходимо соблюдать в любой ситуации. Но как-то неудобно.

– Так что там с Варосами? – напомнила Кассел. – Младшего же, вроде, неврология приняла.

– Вовсе и не вроде, нечего тут из себя интерна изображать, – арочкой выгнув золотистую бровь, иронично и тонко усмехнулся Иро. – А то я не знаю, что это ты красавцу книг натаскала. И вчера аж на час после смены задержалась. Рифмы искали?

– Кстати, об интернах, – невозмутимо сообщила Хэлс, выплывая из стены и зачем-то тоже заглядывая в чашку хирурга. – Свежая байка из приёмной, ночного разлива. Доставили СЭПовцы мужика. Ну, мужик как мужик, из темечка топор торчит.

– Вот прямо так и торчит? – усомнилась Дира, разглядывая картинку с рекламой нижнего дамского белья.

Картинка была чудо как хорошо. А вот белья удручающе не хватало. За недостатком кружев рисовальщик прикрыл модель розами. И непонятно: то ли цветочки в комплекте идут, то ли отдельно продаются. Но ясно, что без них не обойтись.

– Ну, не торчит, – не смутилась бессменная дежурная. – Но рубленая рана, море крови – всё как полагается. Перегаром от бедолаги за версту разит. Да и сам весь такой… не слишком стерильный. Лежит, глазами лупает.

– В сознании?

– Говорю же, пьяный в дым. И, кажется, не первую неделю, – странное замечание странным никому не показалось. У пьяных и детей свои боги. – Так вот, пока врач этого рубленного осматривает, подкрадываются к мужику два интерна. Из хирургии они, что ли? Неважно! Попрактиковаться решили. Один серьёзно очёчки поправил и спрашивает: «Пациент, вам больно?». А второй другана локтем в бок пихает и шипит: «Ты что, дурак? У него же башка разрублена! Не так осмотр начинать надо». Тут СЭПовец, который болезного привёз, возьми и спроси, мол: «А как надо?». Ну этот, который второй умник, ресничками похлопал, эдак бочком к мужику подобрался – испачкаться, наверное, боялся – да и выдал сочувственно-сочувственно: «Мужчина, укажите локализацию болей».

– А что мужик? – хмыкнула Дира.

– А что мужик? – пожала внушительными, хоть и полупрозрачными плечами Хэлс, – Лежит себе, дальше глазьями лупает.

– Это им ещё повезло, – усмехнулась Кассел, откладывая журнал и с чувством зевая. – Когда я примерно в такой же ситуации оказалась, мне пациент подробно объяснил, где у него болит и куда мне идти. Тоже опыт: много новых слов узнала. Правда, у того топора в голове не было. Всего лишь ящер три пальца отхватил.

– Ну-ну, – фыркнул Шеллер, всем своим видом демонстрируя, что с ним таких глупостей не случалось.

Дира покосилась на красавца, но припоминать ему, как Ирошка поинтересовался у шестидесятилетнего дяденьки, когда у того последняя менструация случилась, не стала. Во-первых, все люди, и ничто человеческое не чуждо: какие графы в карте есть, те и заполняем. Во-вторых, рыжий в ответ мог тоже припомнить что-нибудь эдакое. А, в-третьих, лениво.

– Так, чем же тебя всё-таки Варосы допекли?

Кассел закинула руки за голову, всем телом сладко потягиваясь.

– Да идиоты они! – отозвался Иро, послушно уставившись на халат, натянувшийся в стратегически важных местах. – Старший требует, чтобы младшего в имперский госпиталь перевели. Говорит, будто у нас тут бардак, неразбериха и драконьи стойла.

– Ну так и переводи, – равнодушно посоветовала Дира, опять за журнал берясь.

Равнодушно-то равнодушно, а в грудине что-то ёкнуло. Невралгия, наверное. С чего бы ей по имперской гордости скучать? Нет, младшенький, конечно, парень милый и забавный. Но лучше уж пусть он милым и забавным издалека побудет. Всё проще.

– Ага, переводи, – проскулил Шеллер. – А то ты не знаешь, как это бывает? Он у них долечится и все лавры им. А мы, получается, за просто так трудились, выхаживали. Ведь даже спасибо не скажет никто. А потом…

Что там потом случиться должно, Кассел узнать так не довелось. На этот раз многострадальная дверь не распахивалась, призраки без эмоциональных жестов обходились. Но эвакуатору из приёмника спецэффекты не понадобились – и так общее внимание привлечь сумел.

– Всех свободных врачей в приёмный покой! – с виду тщедушный, за швабру способный спрятаться парнишка заголосил не хуже пожарной сирены. – Массовая травма!

***

Термин «массовая травма» в разъяснении вроде и не нуждается: много народа разом покалечилось. Но раз на раз тоже не приходится и «много» – это понятие относительное. Драка в баре, столкнувшиеся омнибусы и пожар на фабрике – всё массовая травма. Ясно, что и число пострадавших разное, и степень повреждений. Но самое противное в данной ситуации, что никто предсказать не может, какая помощь понадобиться.