Тени прошлого (ЛП) - "Snapes_Goddess" - Страница 5

– Извините, но у работающей матери-одиночки остается не так много времени на домашние дела, как хотелось бы… – Гермиона скупо улыбнулась и жестом пригласила его присесть. – Итак, зачем вы пришли сюда?

– Я пришел, чтобы задать вам… один вопрос… Почему? – тихо произнес Малфой, глядя, как она, повернувшись к плите, что-то помешивает в сотейнике.

В воздухе разносился насыщенный и вкусный аромат чеснока, смешанного с итальянскими травами.

– Что – почему? – Гермиона изо всех сил пыталась успокоиться.

Она всегда знала, что в один прекрасный день, скорей всего, придется сообщить ему об Элиасе. Но почему-то надеялась, что это произойдет на ее условиях, не так… внезапно.

– Когда меня арестовали… почему вы не выдвинули обвинения? Почему не заявили аврорам, что я изнасиловал вас? – хрипло выдавил Люциус дрожащими губами.

Гермиона выключила плиту и медленно обернулась с выражением крайнего удивления на лице.

– Потому что вы этого не делали, – отчеканила она, слегка сузив глаза. – Неужели все эти годы вы считали, что изнасиловали меня?

– Конечно… именно так я и считал… Считал, что принудил вас, что украл вашу невинность, а теперь… убедился, что нанес ущерб гораздо больший, чем думал, – он взглянул на фотографию Элиаса, прикрепленную к холодильнику магнитом, и запнулся. – Я ехал сюда, чтобы выяснить – почему так и не был обвинен в содеянном. И вымолить у вас прощение. Но теперь не знаю, можно ли простить такое…

Бросив кухонное полотенце на разделочную поверхность, Гермиона подошла к столу и, вытащив стул, присела напротив Люциуса. С минуту она внимательно вглядывалась в его лицо, заставляя Малфоя еще больше нервничать под внимательным и испытующим взглядом. Да… Тюрьма, конечно, изменила этого красавца-аристократа – морщин на лице стало чуть больше, а на висках волосы уже серебрились не знаменитым платиновым блондом, а банальной сединой. И еще кое-что изменилось в облике Люциуса – он выглядел теперь гораздо мягче, чем раньше. Гораздо человечней. Хотя, конечно, прежнее малфоевское высокомерие нет-нет, да и продолжало сквозить в лице. Гермиона невольно улыбнулась и качнула головой.

– Вы не насиловали меня, мистер Малфой. Если бы это было так, то я, не колеблясь, остановила бы вас, поверьте. У меня хватило бы на это сил и умения, – она подняла руку, предупреждая его возражения. – Я могла бы остановить вас. Могла бы оттолкнуть. Я могла бы сказать «Нет»… Но не сделала ничего подобного. Не могу сказать, что хотела происшедшего или, что испытала от этого какое-то удовольствие… Но одно могу сказать точно – это не было изнасилованием.

– Но как же…

– Повторяю: то, что произошло между нами, не было изнасилованием. Я не знаю, что это было, до сих пор и по сей день не знаю, почему это случилось… – с нажимом произнесла Гермиона, качая головой. – Безусловно, и речи не идет о любви, страсти или даже банальной похоти. Как я поняла за эти годы, а думала я об этом много, скорей всего, произошедшее было какой-то потребностью. Обоюдной потребностью – моей и вашей. Мне в тот вечер нужно было ощутить себя необходимой кому-то. И нужно было о многом забыть. Вам же хотелось ощутить себя живым. Я не знаю, как назвать это, но только не изнасилование.

Гермиона видела, как все его тело расслабилось, когда, закрыв глаза, Малфой вдруг выдохнул с явным облегчением. Все эти годы она и понятия не имела, что Люциус Малфой думает о той ситуации именно так… И что казнит себя за преступление, которого не совершал.

– Но… Элиас? – он открыл глаза и напряженно уставился на Гермиону.

– Конечно, Элиас стал сюрпризом, которого я не ожидала… Не буду лукавить – я была более, чем потрясена, обнаружив, что беременна, – она снова сильно покраснела. – А узнала почти сразу, как они приговорили вас. Не зная, что делать с этой проблемой, сначала не думала о ней вовсе, сосредоточившись на поисках родителей. Но вскоре узнала, что они погибли в автомобильной катастрофе… незадолго до того, как начала искать их. И вот так, вдруг, я оказалась в этом мире совершенно одна. И единственным родным мне человеком оказался этот неожиданно случившийся ребенок. Поэтому решила сохранить его. А когда получила наследство и кое-какие деньги от Министерства магии, то смогла купить этот домик и пожить в полном уединении до рождения Элиаса… Уже потом, когда ему исполнился год, вышла на работу. Я работаю в книжном магазине в Лидсе.

– Но… вы могли бы написать мне… или даже увидеться, настоять на свидании. Я бы дал согласие на ваш визит, – Люциус чувствовал, как балансирует на грани гнева и вины.

– И что бы я вам сказала? «Мистер Малфой, у вас как, достаточно проблем? Не хотите ли еще одну в лице незапланированного незаконнорожденного ребенка-полукровки?» Собственно, я даже сейчас несколько удивлена, что вы так спокойно реагируете на все, – усмехнулась Гермиона и снова взглянула на него с легкой опаской.

– Да какое там спокойно… Я в шоке, поверьте. Приехать, чтобы вымолить прощение и обнаружить, что у тебя есть еще один ребенок… Боюсь, что и рассуждать-то сейчас здраво не могу, – в голосе Малфоя звучала неподдельная искренность. Он качнул головой. – Не знаю, что сказать… и что делать теперь – не знаю…

– Ну, пять лет назад вы бы прокляли меня, угрожали или пытались бы купить мое молчание, – Гермиона внимательно наблюдала за его реакцией, размышляя, не зря ли она пустила сегодня этого человека на их порог.

– Пять лет назад все мое существование переменилось, – тихо отозвался Люциус. – И гораздо сильнее, чем можно предположить. А сейчас… Простите, но сейчас меня просто разрывает от гнева и вины одновременно. Я злюсь, потому что у меня есть ребенок, о котором я ничего не знал еще пять минут назад; злюсь, что даже не знаю его полное имя и дату рождения; злюсь, что был лишен возможности стать частью его жизни, как только он появился на свет. Но… Еще и чувствую себя бесконечно виноватым, что, принудив отдаться молоденькую девушку, наградил ее нежеланным младенцем, исковеркав тем самым судьбу.

– Неправда! Вы не принуждали меня и не коверкали мне судьбу. Прекратите… – в глазах Гермионы сверкнуло возмущение. – Да… моя жизнь, конечно, осложнилась из-за его появления, но никак не разрушилась. И никогда! Слышите? Никогда я не думала так об Элиасе… – Люциус заметил, как счастливо она улыбнулась при упоминании сына… его сына.

«Мерлин всемогущий, у меня есть еще один сын!»

– Мистер Малфой… Мне очень жаль, что не рассказала вам о нем, но… Поймите, вы не смогли бы стать частью его жизни, так или иначе… вы были в заключении.

– Да, но я мог бы писать ему, заботиться о нем… и о вас, кстати, тоже, – Малфой вдруг ощутил, как сердце снова начинает колотиться в груди, будто поднимаясь к горлу. Реальность предстала перед ним во всей своей неприглядности: он был отцом ребенка Золотой девочки Волшебной Британии… ребенка-полукровки, зачатого, когда его погибшая жена даже не была еще предана земле. – Мисс Грейнджер… можно ли мне… воды?

Гермиона увидела, как его лицо страшно побледнело, и бросилась к раковине, чтобы наполнить стакан. Люциус с жадностью опустошил предложенное, и кадык его судорожно дергался с каждым глотком, пока он не поставил стакан на стол и не сделал несколько глубоких мучительных вдохов.

– С вами все в порядке? – слегка испуганно задала вопрос Гермиона.

Люциус расстегнул мантию и невнятно пожал плечами, с силой дернув следом верхнюю пуговицу рубашки. Этот жест казался просто шокирующим для человека, который всегда относился к своему внешнему виду так, как относился Люциус Малфой.

– Мистер Малфой… – переспросила уже с тревогой.

– Люциус. Думаю, будет гораздо естественней называть меня по имени. Учитывая все наши… обстоятельства, – хрипло поправил Малфой, невольно прикрывая глаза, чтобы прийти в себя.

– Я понимаю… Сегодня на вас обрушилось слишком многое, – успокаивающе заметила Гермиона, чувствуя, что не в силах на него сердиться.

Нет, на протяжении многих лет она пыталась злиться и ненавидеть его. Пыталась даже обвинять в произошедшем. Но… Не получалось. Потому что знала правду – Люциус Малфой не ставил себе цель причинить ей боль и, тем более, наградить ребенком. Гермиона даже не могла сердиться на него за то, что забыл об осторожности вовремя их близости, потому что никто из них не хотел и не планировал того спонтанного и необъяснимого секса. И было бы странно, если б в том состоянии кого-то из них посетила мысль о контрацепции. Тем не менее, Гермиона никогда не чувствовала себя виноватой, что не рассказала ему об Элиасе. Никогда.