Саботаж - Перес-Реверте Артуро - Страница 13

– Да вы просто ходячий путеводитель, – сказала блондинка.

– Совершенно верно, – Фалько слегка поклонился, представляясь: – Луи Коломер, издатель «Гида Мишлена», к вашим услугам.

– Вот как… Бывают же такие совпадения!

– Это счастливый случай.

В дамах проснулся интерес к новому знакомому. Темноволосая повернулась к нему, и на довольно простеньком лице обнаружились очки в железной оправе, придающие ей вид провинциальной гувернантки. Одета она была в серую юбку и кашемировый джемпер. Быстрым и наметанным взглядом Фалько определил, что она рассматривает его руки, а блондинка – рот. Так что той и досталась вторая его улыбка.

– Меня зовут Нелли. А это Мэгги.

Фалько снова учтиво наклонил голову.

– Вы впервые в Европе?

– Ну, что-о вы, – все так же певуче прозвучало в ответ. – На этот раз мы за две недели объездили все побережье – от Бреста до Бордо. Теперь возвращаемся в Париж.

– Туризм, как я понимаю?

– Правильно понимаете. – Блондинка продолжала оценивающе рассматривать его и, кажется, осталась довольна. Затем открыла сумочку, подмазала губы и показала на свободный стул: – Не хотите ли кофе пить с нами?

– С большим удовольствием.

Он пересел, устроившись с ней рядом и лицом к лицу – рано увядшему или, может быть, утомленному – к темноволосой. За сорок, определил Фалько, вероятно, старше своей спутницы. Несомненно, в юности была очень недурна, пока годы и тяготы жизни не иссушили. Блондинка, гораздо более свежая и сочная, была говорлива и подвижна, вела себя самоуверенно и непринужденно до степени развязности, как порой свойственно путешествующим за границей американкам из хороших семей. «Старыми деньгами» пахло от нее явственней, чем духами «Макс Фактор», и за ними угадывались лето в Новой Англии, зима на Лазурном Берегу, а меж одним и другим – каюта первого класса на «Куин Мэри». В сопровождении подруги и компаньонки в амплуа «бедной родственницы». На скатерти перед ней лежала книга. Обручальных колец Фалько не заметил ни у той, ни у другой.

– Вы в самом деле издаете «Гид Мишлена»?

В улыбке Фалько было не меньше тридцати восьми градусов тепла по Фаренгейту.

– Нет… Я вам бессовестно солгал. На самом деле я испанский идальго. И на досуге – тореро.

– Тореро?

– Естественно, – отвечал он не моргнув глазом.

– И коммунист в придачу?

– Конечно. У нас в Испании все такие. То быков бьем, то друг дружку.

– Да вы сумасшедший! – залилась смехом Нелли.

Мэгги серьезно смотрела на него сквозь стекла очков. От темных кругов под глазами лицо ее казалось скорбным. Фалько не удивился бы, узнав, что втайне, наедине с собой она пишет стихи. Наверняка пишет, решил он. Ну, или весьма вероятно. Боковым зрением он заметил название книги – «Гранд-отель»[19].

– Какой там ужас в Испании творится… – печально заметила Мэгги.

Фалько, сделав знак официанту, достал портсигар и открыл его перед соседками.

– Да уж, – ответил он.

Он вернулся в свое купе, приятно скоротав часок в непритязательной болтовне и легком флирте с Нелли – чтобы инструменты не тупились, это средство было не хуже любого другого. Повесил пиджак на вешалку, отстегнул запонки, закатал рукава сорочки и умылся холодной водой, предварительно убедившись, что пистолет лежит в тайнике и все в порядке. Потом опустил откидной столик, выложил на него сигареты и зажигалку и погрузился в чтение досье на Лео Баярда.

Француз, сорок два года. На Первой мировой был офицером; успешный журналист и писатель – романы «Нечего рассказать» и «Забытый окоп», получивший Гонкуровскую премию, упрочили его репутацию левого интеллектуала. Сторонник и почитатель Советского Союза, посвятивший ему на съезде писателей пламенный панегирик. По мнению безвестного составителя досье, Баярд не столько разделяет коммунистическую идеологию, сколько увлечен практической стороной вопроса: этот деятельный, энергичный, страстный человек восхищается сталинским режимом, в котором, не замечая недостатков, видит одни достоинства – видит и воспевает. Первые бои в Испании подали ему идею создать авиачасть, сражающуюся на стороне Республики. И через полгода в состав Народной армии вошли двенадцать самолетов его эскадрильи, в которой числилось пятнадцать пилотов и восемь механиков – людей разных национальностей. Боевые вылеты совершал и сам Баярд, что весьма укрепляло его легенду. Сейчас в Париже он пожинал лавры, писал резонансные статьи в поддержку республиканцев и метил в кресло министра культуры в правительстве Леона Блюма.

В досье имелись фотографии, и Фалько принялся обстоятельно их рассматривать. На одной Баярд с трибуны произносит речь перед московскими писателями. На другой сидит в парижском кафе «Дё маго» в компании советского кинорежиссера Сергея Эйзенштейна. Третья сделана на авиабазе: высокий сухопарый Баярд снят во весь рост: руки в карманах, сигарета во рту, пилотская куртка на плечах, волосы взлохмачены ветром, глядит в объектив – и на весь мир – с аристократической надменностью. Фалько невольно улыбнулся, вспомнив, как аттестовал адмирал воздушного паладина Республики – «свиристелка самовлюбленная».

Досье содержало еще кое-какие полезные сведения, и Фалько тщательно изучил все. Потом часть сжег в унитазе и смыл пепел, а часть спрятал. За окном уже совсем стемнело; за окнами погромыхивающего состава пролетали тени, подрагивали на широкой черной ленте Луары далекие огни. Звон колокольчика пригласил первую смену на ужин, но Фалько есть не хотелось. Надев пиджак, он вышел размять ноги в коридор, покуда проводник, подняв диван, стелил постель.

Фалько покуривал у окна, прислонившись плечом к раме опущенного стекла, подставив лицо ветру, пропитанному мельчайшей угольной пылью, когда в коридоре показался какой-то человек. Он был среднего роста, с непокрытой головой, и в притушенном свете вагонных ламп заметны стали подстриженные усы и редеющие волосы, курчавые и черные. Фалько инстинктивно принял оборонительную позицию – напряг мышцы, втянул живот, уводя его от возможного удара ножа, высвободил правую руку: несколько лет назад, в экспрессе Париж – Бухарест, был у него неприятный опыт подобного рода, – однако незнакомец всего лишь по-французски попросил прикурить и, поймав кончиком самокрутки огонек зажигалки, прошел дальше.

Фалько уже собирался вернуться в свое купе, как появились американки. Болтая и пересмеиваясь, они шли из вагона-ресторана и обрадовались, увидев попутчика. Особенно Нелли.

– Без вас нам за ужином не елось, не пилось.

– Сожалею… Ну, простите – аппетита не было.

Он вытащил сигареты, и все трое закурили. Обе дамы дышали на него хорошим вином. Особенно Нелли. Глаза у нее так и сияли.

– Вы обмолвились, что везете бутылку настоящего бурбона из Кентукки…

При этих словах Фалько, не теряя самообладания, улыбнулся:

– И опять я вам солгал. Заманивал вас в ловушку.

– Мы обожаем ловушки… Правда, Мэгги?

Все трое переглянулись. Фалько смотрел весело, Нелли – выжидательно, подруга – серьезно.

– Но это дело поправимое… – сделал ход Фалько.

– Это было бы чудесно… Мы обожаем бурбон.

– Мы ведь в Европе, не забывайте… Скотчем удовольствуетесь?

– Сойдет!

Фалько поднял указательный палец в знак того, что просит подождать, открыл дверь в свое купе и нажал кнопку, вызывая проводника, который не замедлил явиться. Через десять минут возник снова, неся бутылку «Олд Ангус», сифон и три стакана. Когда он расставил все это на столике, Фалько сунул ему в карман тужурки двадцать франков и пригласил дам войти.

– Ах, да ведь вам уже постелили… – мягко запротестовала Нелли.

– Пусть вас это не беспокоит, – Фалько запер дверь на задвижку. – Уместимся как-нибудь…

– Боюсь, мы тут все изомнем.

Серо-стальные глаза Фалько сузились в пленительной волчьей улыбке. Он откупорил и разлил виски по стаканам. Потом коротко пшикнул в каждый из сифона.