Дочь императора - де Бре Альфред - Страница 21

И она повторила ему разговор свой с Герардом Бруком во время свидания их в гостинице «Золотого Солнца».

Слова баронессы Гейерсберг, казалось, совершенно успокоили Флориана.

– Итак, – сказал он, – отец Маргариты не может дать ей ни знаменитого имени, ни большого богатства.

– Увы, нет… Неужели это заставит тебя переменить свое намерение?

– Конечно нет, – ответил он поспешно. – Напротив, это освобождает меня от последних сомнений, которые еще меня беспокоили. Если бы Маргарита имела перед собой блестящую будущность, может быть я бы поколебался связать ее участь со своей. Но после ваших слов я уже не колеблюсь. Я чувствую, что кроме нее я не полюблю никого, и мысль о нашем союзе тем более делает меня счастливым, что в случае какого-нибудь несчастья со мной, вы будете иметь дочь, которая будет утешать вас.

– Несчастья? Что ты хочешь этим сказать? – спросила баронесса Гейерсберг, более испуганная тоном, которым были произнесены эти слова, чем самими словами. – Разве угрожает тебе какое несчастье?

– Нет, – возразил он с поспешностью. – Но воин каждую минуту во время сражения должен быть готов к смерти.

– Ах, не говори так, не сокрушай меня! Дай мне насладиться счастьем видеть тебя, не смущай меня этими зловещими словами. Я много страдала в моей жизни и мне необходима радость, которая бы сколько-нибудь освежила мое бедное сердце.

Тронутый слезами своей матери, Флориан привлек ее и нежно прижал к своей груди.

Таким образом провели они несколько времени, разговаривая о своих делах и между прочим о процессе который, может быть, решался в ту минуту, и окончание которого внушало некоторые опасения баронессе. Но она вскоре заметила, что мысли Флориана были чем-то заняты.

– Маргарита, может быть, не хочет своим присутствием мешать нашим разговорам, – проговорила она, как бы отвечая на мысли, которые она читала на лице своего сына. – Потом, в ее лета, когда любишь, чувствуешь какую-то стыдливость, которая мешает искать присутствия любимого человека… Я пошлю сказать, чтобы она пришла к нам… Я вас оставлю одних. Я хочу доставить тебе удовольствие читать в сердце ее и получить признание в чувстве, которое она питает к тебе.

– Я никогда не решусь говорить ей о моей любви, – прошептал смущенный Флорин.

Баронесса Гейерсберг, только что пославшая за Маргаритой, засмеялась.

– Я думала, что ты храбрее, – сказала она. – А между тем рассказывали, что в одной стычке ты один убил четырех неприятелей… А теперь ты дрожишь перед молодой девушкой!

– Да, признаюсь. Я даже желал бы оставить вас одних, чтобы вы поговорили за меня.

– Нет, нет, – возразила баронесса, которую, казалось, совершенно преобразила радость свидания с сыном. – Так как ты сомневался в том, что я тебе говорила насчет чувств Маргариты, то сам же и разубеждайся в своих сомнениях.

VI

Когда служанка пришла просить Маргариту спуститься в залу, молодая девушка, склонившись перед аналоем, проливала обильные слезы. Вот почему она отвечала служанке, не отворяя двери.

Сильные ощущения, которые только что вынесла молодая девушка, оставили слишком заметные следы на ее лице. Она всячески старалась уничтожить эти следы, омывала свежей водой свое лицо и особенно глаза, но, тем не менее, когда она вышла в комнату, где ее ожидал Флориан и его мать, было слишком заметно что она недавно плакала.

Флориан тотчас обратил на это внимание своей матери.

– Это от радости, что ты вернулся, – прошептала баронесса. – Немногие женщины не проливают слез испытывая столь радостное ощущение. Иди же и предложи ей руку.

Подойдя к Маргарите, совершенно смущенный Флориан подвел ее к баронессе.

Руки молодых людей дрожали.

Какое-то смутное предчувствие говорило Маргарите, что ее ожидает что-то необычайное. Опустив глаза она не решалась взглянуть на Флориана, даже на баронессу.

– Мы говорили о вас, милое дитя, – сказала вдова, нежно удерживая руку Маргариты в своих руках. – Я рассказывала Флориану, как в его отсутствие вы были ангелом-хранителем его старой матери, и как он должен быть вам благодарен за это.

– Да благословит вас Бог! – сказал Флориан, взяв руку Маргариты и почтительно поднося ее к губам. – Мое сердце так переполнено благодарностью к вам, что я не нахожу слов, чтобы выразить вам ее за ту преданность, которую вы оказывали моей доброй матери.

– Это я должна благодарить вас обоих, – возразила растроганная Маргарита. – Что было бы с бедной сиротой, если она не была принята вами и воспитана с таким великодушием и нежностью? Чем могу я отблагодарить вас обоих?

– Чем? – вскричала баронесса. «Отдай руку свою Флориану», – готова она была прибавить.

Но она удержалась и удовольствовалась только тем, что, обняв Маргариту, поцеловала ее.

– В твоей власти, дитя мое, – возразила баронесса, – сторицей вознаградить меня за те немногие попечения, которыми ты обязана мне. Я делаюсь стара, да стара, – повторила она, отвечая на отрицательный жест Маргариты, – и чем старше становлюсь я, тем необходимее делается для меня твое присутствие. Мужчина, как справедливо сейчас сказал сын, должен служить своей стране и своему государю: я предвижу годы, которые должна буду проводить в одиночестве. Лишенная тебя и его, одна в этом огромном замке, который ты оживляла своей молодостью и красотой, твоим присутствием, я останусь совершенно одна и от печали, кажется, буду готова умереть. Я прошу у тебя единственного доказательства твоей любви, Маргарита, – никогда не покидай меня, мое милое дитя.

– О, от всего моего сердца! – восторженно воскликнула молодая девушка. – Где я найду такую любовь? Где я найду мать, более нежную, как вы, благородный друг моей матери, так великодушно заменивший мне ее. В свою очередь и я буду об одном умолять вас – позволить мне жить с вами, чтобы окружая старость вашу попечениями о вас, выразить вам этим нежность мою и благодарность.

– Благодарю тебя, милое дитя мое, – сказала, улыбаясь, сквозь слезы баронесса, целуя Маргариту. – Господь наградит тебя за твою любовь ко мне! Теперь я оставляю тебя с Флорианом, который, я полагаю, желает тебе сообщить нечто.

– Я пойду с вами, – поспешно сказала Маргарита, вставая.

– Останься, друг мой. Я должна написать несколько писем, причем ты будешь мне совершенно бесполезна. К тому же нелюбезно с твоей стороны оставлять этого бедного рыцаря, который приехал так издалека и который… может быть, желает многое сказать, – прибавила она, глядя на Флориана. – Да сохранит вас, Господь, дети мои!

Поцеловав снова Маргариту, она вышла, делая знак Флориану, что минута говорить наступила.

После ее ухода наступило непродолжительное молчание.

Смутно предчувствуя, что хочет ей сказать Флориан, мысль Маргариты невольно стремилась к графу Людвигу. Сама она была возле Флориана, но сердце и мысли ее были далеко от замка Гейерсберг.

Молчание же Флориана происходило от волнения и робости, над которыми так охотно посмеивается молодежь нашего времени.

Как бы то ни было, будут или нет смеяться над моим героем, но я должен признаться, что разговор начат был им голосом взволнованным и почти дрожащим. Он снова начал благодарить Маргариту за попечения, которые она оказывала во время его отсутствия его матери.

Маргарита, со своей стороны, была в том настроении духа, когда всякое выражение чувства производит двойное впечатление.

При первых же словах Флориана слезы заблестели на глазах девушки.

– Не благодарите меня так, Флориан, – прошептала она, прерывая его, – я уже вам сказала, что я, а не вы, должна быть благодарна всему вашему семейству.

– Вы очень добры, Маргарита, и я очень счастлив, что вы питаете подобные мысли, – возразил Флориан. – Дай Бог, чтобы вы всегда так думали!

– Всегда! – возразила она с твердостью. – Единственное мое желание, единственная моя мечта – провести всю жизнь мою в этом замке, чтобы окружить старость моей дорогой покровительницы такими же попечениями, какими она окружала мое детство.