Никому не скажем (СИ) - Резник Юлия - Страница 12

— Всего лишь, — тихонько фыркает она и спотыкается, прежде чем я успеваю предупредить её быть осторожной.

— Тут ступеньки, — запоздало поясняю я и беру ее за руку. Несмотря на то, что Ева наверняка продрогла, ее ладонь удивительно горячая.

— Не надо мне было идти с тобой, — вздыхает она.

— Да брось. Сейчас я дам тебе вещи переодеться, согреешься у камина и пойдешь…

— У вас есть камин? — в голосе Евы впервые слышится живейший интерес.

— Угу. Если задержишься — растоплю. Это быстро.

Она ничего не говорит, видимо, прикидывая в уме риски. А я открываю дверь и включаю свет в холле. Ева неловко проходит следом, с интересом оглядываясь по сторонам.

— Проходи сюда, в гостиную. Я сейчас принесу тебе переодеться и спущусь.

Несусь к себе, хватаю футболку, потом, подумав, беру еще и спортивную кофту. Слава богу, чистых вещей хватает.

Когда я возвращаюсь в гостиную, Ева стоит посреди комнаты, задрав голову к потолку.

— Вот… Надевай.

— Отвернись!

— Да я уже все видел. Или лифчик ты тоже хочешь снять? — интересуюсь невинно, будто мне до этого на самом деле и дела нет. Но, говоря по правде, стоит подумать о ней голой, как мой рот наполняется слюной, а член вытягивается по стойке смирно.

— Не дождешься. Отвернись! — топает ногой.

Я смеюсь, но послушно отворачиваюсь к камину и принимаюсь старательно укладывать дрова в топку. К счастью, Ева не знает, что в отражении стеклянной заслонки я могу следить за ней в режиме онлайн. А потому, бросив на меня один нерешительный взгляд, она быстро пробегается пальцами по пуговицам, расстегивает рубашку и скидывает ее с себя резким движением плеч. Мое дыхание сбивается. Я стараюсь вернуть контроль, но получается откровенно дерьмово.

Смещаюсь, чтобы поправить полено, и шиплю от того, как сильно в пах врезаются узкие брюки.

— Все нормально?

— А? Да… Наверное, занозу загнал.

Я вру. А она… она быстро поправляет бретельку простого хлопкового лифчика. Слава богу, Ева не из любительниц пуш-апа, и до того, как она вновь одевается, я успеваю в деталях рассмотреть все, что скрыто тонким трикотажем. Ее грудь действительно небольшая. Пятачки коричневых ареол занимают почти всю ее, а крупные соски на этой всей красоте выглядят хоть и неожиданно, но очень манко. Сморщенные и напряженные от холода, они так и просятся в рот.

— Я все. Дай посмотрю руку!

Ева подходит ко мне и грациозно опускается на ковер рядом.

— Что? — туплю я.

— Руку дай. Занозу надо вытащить…

Протягиваю ей руку и переступаю на коленях чуть ближе к ней.

— Освещение плохое. Ничего не вижу…

Может, и так. Рассеянного приглушенного света развешанных по углам комнаты светильников действительно не хватает. Но, во-первых, так обстановка кажется гораздо более интимной, а во-вторых, никакой занозы не существует.

— Да, наверное, показалось.

— Ну, раз так, я тогда пойду… Спасибо за кофту. Я верну тебе в универе.

Ева упирается рукой в пол, чтобы встать, но я не даю. Накрываю ее ладонь своей и тараторю:

— Подожди! Куда тебе торопиться? Еще ведь совсем рано.

— Уже двенадцатый час…

— Ну и что? Гулянка у Карася в самом разгаре. Наверняка ты бы еще работала, если бы…

— Если бы меня не унизил твой дружок? Да брось. Дело не в нем.

Я не уверен, что это правда, Ник повел себя как мудак, поэтому встаю за ней следом и уточняю:

— А в чем тогда?

— Я просто устала. Мне вообще не нужно было сегодня выходить на работу.

— Так почему вышла?

— Мне нужны деньги. Почему же еще?

Чувствую себя полным придурком. Это настолько очевидно, что я мог и сам догадаться. Да, отец не балует меня, но… я один черт обеспечен всем необходимым. Точнее был бы обеспечен, если бы в этом нуждался. В последнее время я и сам неплохо зарабатываю, клепая всякие программки на заказ. В общем, если так разобраться, мы оба работаем. Я и Ева. С той лишь разницей, что я это делаю ради интереса, а она — чтобы выжить. Из всех моих умозаключений вытекает один резонный вопрос:

— А твои родители что? Совсем тебе не помогают?

— Отца я никогда не знала. Думала, это очевидно, — криво улыбается Ева, взмахом руки очерчивая круг у собственного лица, — А мать… В общем, ей не до меня. Я живу с бабушкой.

Ева поднимает с пола свой рюкзачок, который сбросила в начале вечера, и я понимаю, что если ничего не предприму прямо сейчас, она просто уйдет.

— Я тоже сирота. Наполовину, — бросаю, будто между делом, осторожно прощупывая почву, и попадаю точно в цель.

Вообще я ни с кем не делюсь своими переживаниями, но знаю, что женщины страсть как любят слезливые истории. А эта должна подействовать безотказно. Времени у меня нет, и я давлю на то, что даст результат со стопроцентной гарантией. Делает ли это меня мудаком? Не знаю. Никто не говорил, что я буду играть по-честному.

— Правда?

Облизав пересохшие губы, Ева вновь опускает потрепанный рюкзак на пол, но все еще отпускает из рук ручку.

Пожимаю плечами и судорожно обдумываю ответ. Да, она захватила наживку, но может сорваться с крючка в любой момент. Мне нужно быть осторожным.

— А что, такое положение вещей не вписывается в твое обо мне представление? Так и кто из нас навешивает ярлыки?

— Прости, — лепечет Ева. И я понимаю, что все. Попалась… Меня охватывает сумасшедший азарт. Она динамила меня всю неделю, и сейчас, когда мне удалось пробить брешь в ее обороне, я испытываю непередаваемые чувства.

— Проехали. Это в прошлом.

— Вряд ли. Мы просто учимся с этим жить. Но оно всегда с нами…

— Чувство ненужности, — сам не зная, зачем выпаливаю я. Это выходит за рамки плана. И слишком близко приближает к той правде, что составляет мою действительность.

— Ущербности… — добавляет она шепотом.

— Одиночества…

— Изоляции…

Ева, наконец, отбрасывает свою сумку и подходит ко мне. В ее глазах — космос, наши нервы оголены. Не знаю, в какой момент все идет псу под хвост. В какой, мать его момент, а? Сглатываю. В носу щиплет. Я стискиваю зубы и смотрю… смотрю. Просто не могу отвести взгляд и тону в этом дерьме все сильней. Она первая берет меня за руку.

Переплетает пальцы. А я, наверное, выгляжу несколько дико, не знаю. Определенно происходящее выбивает меня из колеи. На коже выступают мурашки, волосы приподнимаются. Делаю вдох… дышу ей. У неё очень красивые глаза.

Карие, с темными неровными точками ближе к зрачку и растекающимся по радужке медом. Я тону в этой патоке.

Меня затягивает и, кажется, в какой-то момент я, проникнув в этот таинственный космос, вижу ее душу. Моргаю, сбрасывая наваждение, и, облизав губы, хриплю:

— Хочешь выпить?

— Я не пью. Не хочу испытывать судьбу. У меня плохая наследственность.

Разжимаю руки, отпуская ее, бреду к бару. Тут в основном тяжелые мужские напитки, отец если и пьет, то хороший виски или коньяк, но находится и бутылка брюта. Подрагивающими пальцами откупориваю бутылку. Пробка вылетает с легким хлопком. Ева откидывает голову и смеется. Ее смех звучит немного нервно, и мне хочется прошептать: «О, детка, я так тебя понимаю»… Но я лишь разливаю вино по бокалам и подхожу к пылающему камину, возле которого она устроилась.

— Тут совсем мало градусов. Попробуй.

Наши пальцы соприкасаются, когда она забирает бокал из моих рук. Не знаю, о чем говорить. Впервые не знаю.

Сейчас все так… нервно. Остро. Оголено. Мы словно ходим по лезвию… Все было плохо, а стало еще хуже. Потому что, говоря по правде, любовь — это то, что мне совсем не нужно. Я не верю женщинам. Они хороши, да, но без всего этого замешанного на чувствах дерьма.

Делаю большой глоток и смотрю на неё. Языки пламени, пляшущие в камине, скользят по ее лицу дрожащими золотистыми тенями, путаются в волосах. Очень красивых. Сейчас, когда она вытащила из прически шпильки, я могу оценить эту шикарную гриву по достоинству. Руки будто живут своей жизнью, похрен им, что я хочу притормозить.