Тактический уровень - Глебов Макс Алексеевич - Страница 6

– Ты понимаешь, что если что-то пойдет не так, мы ничем не сможем тебе помочь? – глядя куда-то в сторону ответил Щеглов после секундной паузы.

– Понимаю, товарищ капитан. В километре ниже по течению немцев нет. Они контролируют не весь берег у себя за спиной – считают, видимо, что отсюда никто, кроме своих, появиться не может. Я постараюсь там быть не позже, чем через час. Если за час не справлюсь, на точку встречи выходить не буду – спрячусь на каком-нибудь небольшом островке и буду ждать следующей ночи.

Щеглов бросил взгляд на часы. Отпускать меня одного он не хотел, это было видно, но за оставшееся до рассвета время выполнить задачу другим способом группа все равно не успевала, так что выбора у капитана, по сути, не было.

– Ждем тебя два часа, – не терпящим возражений тоном отрезал Щеглов. Потом группа уходит. Справишься раньше – у нас будет больше шансов выйти к своим без стрельбы. Если не найдешь нужную лодку – немедленно возвращайся, это приказ. Ты все понял, Нагулин?

Глава 3

Вода оказалась довольно холодной, но вполне терпимой. «Наган» и ППШ я оставил капитану вместе с боезапасом и вообще всем железом, кроме ножей. Зато их у меня на поясе висело шесть штук и еще два в специальных ножнах, закрепленных за плечами с таким расчетом, чтобы можно было их доставать и метать одним движением.

Самый бесшумный и незаметный способ плавания – под водой. Его я и выбрал. Задержка дыхания на пять минут не вызывала у меня чрезмерного напряжения, а за это время можно было проплыть достаточно большое расстояние. Выныривать, чтобы сориентироваться мне не требовалось, так что я прямиком направился к точке, в которой планировал встретить лодку гауптмана. До места я добрался минут за десять, и теперь от цели меня отделяло около пятидесяти метров. Лодка оказалась довольно большой, и ее вполне можно было оснастить мотором, но немцы, у которых такие моторы имелись, решили не шуметь, и предпочли пользоваться веслами.

Мой план не содержал каких-то изощренных хитростей и строился исключительно на внезапности, скорости и точности. Расчет на внезапность основывался на предположении, что немцы не будут ждать нападения на маршруте, уже десятки раз за эту ночь пройденном другими лодками, а скорость и точность движений моего тела не шла ни в какое сравнение с реакцией и координацией движений местных жителей. Как выяснилось чуть позже, я сильно заблуждался.

Я затаился под водой, и когда вражеское плавсредство оказалось в метре от моей головы, сделал резкое движение ногами, толкнувшее меня вверх. Одновременно я ухватился за носовую оконечность лодки, и перебросил тело через слегка накренившийся борт.

Сидевшие на веслах солдаты даже не успели понять, что произошло. Они находились всего в паре метров от меня, а с такого расстояния промахнуться я не мог. Гауптман, удобно устроившийся на корме, отреагировать тоже не успел, вернее, к кобуре-то он потянулся, но прилетевшая ему в лоб рукоять ножа на несколько минут выбила из офицера сознание. А вот унтер, оказавшийся при ближайшем рассмотрении целым штабс-фельдфебелем, продемонстрировал лучшую подготовку во всей этой компании, да и времени у него оказалось больше, чем у погибших почти мгновенно солдат.

Я опасался, что он начнет кричать, пытаясь поднять тревогу, или попробует выстрелить из своего MP-40, но, видимо, немец понимал, что может и не успеть. Как он достал нож, я даже не заметил – был занят сначала солдатами, а потом их командиром, и когда мое внимание все-таки переключилось на последнего врага, немец уже метнул свое оружие. Надо сказать, сделал он это мастерски, и нож у него был не хуже моих.

Неожиданность атаки сыграла со мной злую шутку – к такому развитию событий я оказался не готов. Мгновенно оценив угрозу, вычислитель перехватил управление моими мышцами и дернул меня влево с разворотом, не считаясь с физиологическими возможностями организма. При условии непосредственной угрозы жизни боевой режим имплантов такие фокусы позволяет. Именно для подобных случаев и нужно поддерживать свое тело в максимально тренированном состоянии. Неподготовленного человека такой финт если и не убьет, то уложит на больничную койку очень надолго.

Нож штабс-фельдфебеля, нацеленный мне в сердце, распорол гимнастерку, и, надорвав кожу на плече, улетел в воду. Этой раны я даже не заметил. Хрустнул позвоночник, взорвались болью мышцы спины, и я с трудом удержался от крика, но останавливаться было нельзя. Немец, ничуть не смущенный тем, что я сумел увернуться от его броска, уже схватился за автомат. Я прыгнул вперед, наплевав на боль в протестующих мышцах. Лодка качнулась, и немец, начавший поднимать свое оружие, потерял равновесие. В принципе, это уже ничего не решало – передернуть затвор он все равно не успевал. В последний момент штабс-фельдфебель попытался заслониться автоматом, но мой кулак прошел по обводящей траектории и ударил немца в скулу. Раздался неприятный хруст, и тело врага обмякло. Я подхватил выпавший из его ослабевших рук MP-40 и аккуратно положил на дно лодки.

Организм возмущался таким обращением, и меня откровенно шатало. Боевой режим имплантов снижал болевой порог, но мне все равно было плохо, а время неумолимо уходило. Неуправляемую лодку сносило течением, и хотя сейчас это играло мне на руку, требовалось срочно браться за весла. Я отчетливо видел отметки бойцов группы, уже вышедших в условленную точку на берегу, но сначала требовалось срочно что-то сделать с полученной раной. Нож основательно повредил кожу и множество мелких сосудов, и кровь не желала останавливаться, несмотря на все усилия имплантов и мою повышенную способность к регенерации. У штабс-фельдфебеля нашелся перевязочный пакет, и я потратил еще несколько минут на то, чтобы остановить кровь.

Минут через десять организм начал постепенно восстанавливаться. Сама по себе довольно легкая рана не могла настолько выбить меня из колеи, но рывок при уклоне от ножа очень сильно напряг организм, и, сложившись вместе, эти два фактора чуть меня не убили. Биоимпланты не имеют собственных источников энергии, и питаются ресурсами организма. Видимо, на уклон в форсированном режиме и последующий прыжок с ударом я потратил слишком много сил, и на борьбу с раной их уже почти не осталось, но теперь мне постепенно становилось легче.

Когда лодка ткнулась носом в берег, меня все еще мутило и пошатывало. Разведчики подхватили меня и помогли добраться до зарослей кустарника. В дальнейшем разграблении вражеского плавсредства я не участвовал. Наслаждаясь покоем, я позволил организму направить все ресурсы на восстановление, и когда через четверть часа ко мне подошел Щеглов, я чувствовал себя уже заметно бодрее.

– Идти сможешь, младший лейтенант? – обеспокоенно спросил командир.

– Думаю, да, – я осторожно сел, прислушиваясь к своим ощущениям.

Спина ныла, но разрывов мышц, похоже, удалось избежать. Я осторожно покачался вправо-влево и вперед-назад. Позвоночник не протестовал. Зато начала болеть и дергать рана на плече, но это можно было и перетерпеть.

– Все не так плохо, товарищ капитан, – усмехнулся я. – Дойду. Минут через сорок смогу помочь вам тащить «языка», а сейчас верните мне, пожалуйста, оружие.

– Сам пойдет, если жить захочет, – проворчал капитан. Было видно, что он испытал немалое облегчение, поняв, что я смогу идти самостоятельно.

Гауптман жить хотел. Я перекинулся с ним парой фраз, из которых стало ясно, что мы поймали очень вкусную рыбу. Немец оказался командиром радиороты в батальоне связи той самой сто двадцать пятой пехотной дивизии, с которой мы столкнулись под Уманью сразу после разгрома нашего поезда. Сейчас их перебрасывали на Кременчугский плацдарм, и гауптман направлялся на восточный берег к своему первому взводу, еще прошлой ночью переправленному сюда с передовыми частями дивизии.

До рассвета оставалось около двух часов. В том, что пропажу офицера скоро обнаружат, никто из нас не сомневался, и мы старались времени не терять. Немец с кляпом во рту шел покорно. Когда надо – полз, где надо – бежал. Капитан периодически настороженно поглядывал на меня, считая, похоже, что держусь я исключительно на морально-волевых, уж очень плохо я выглядел, когда меня вынимали из лодки. На самом деле, с каждой минутой я чувствовал себя все лучше. Я знал, что если мы выйдем к своим, идеальным вариантом для меня будет плюнуть на все и устроить себе сутки непрерывного сна, но что-то я очень сомневался, что такую роскошь мне кто-то позволит.