Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Деев Денис - Я – другой! - 4 (СИ) Я – другой! - 4 (СИ)

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Я – другой! - 4 (СИ) - Деев Денис - Страница 31


31
Изменить размер шрифта:

Девушка замолкла на полуслове, ее шлем лязгнул о нагрудник Гвоздя. Он подхватил ее безвольное тело на руки.

— Крепкая девчонка! Я такую дозу сделал, что она два часа назад должна была отрубиться, — покачал головой Мефодий.

В каком бы секрете не провожали героев, но праздничный обед им все-таки устроили. На котором в бокале Ласки совершенно случайно оказался мощный, но совершенно безвредный транквилизатор, приготовленный лично Мефодием.

Из толпы провожающих вышел майор и встал возле Гвоздя, протянув руки.

— Давай.

— Погоди, — Гвоздев крепко прижал девушку к себе. И пускай их разделяла броня доспехов, эти мимолетные ощущения Гвоздев захотел накрепко запечатлеть в своей памяти.

— Головой отвечаешь, — он передал уснувшую Ласку Максиму. Тот не стал разводить пафосные речи и просто кивнул.

Тройка героев поднялась по трапу к входному люку корабля. Перед тем, как в него зайти, Гвоздев обернулся.

— Братва, что-то у вас и в прям кислые лица. Хоть вместо лимона в чай окунай. Мы вернемся, мы обязательно вернемся. И все будет вот так! — Гвоздь поднял кисть с оттопыренным вверх большим пальцем.

Глава 30

Звездный маршал Андрей Гвоздев стоял, широко расставив ноги и выкинув правую руку вверх. В небо тыкала своеобразная «вилка», он показывал жест в форме буквы V. Виктори, победа! Средний и указательный пальцы были начищены до зеркального блеска и сияли на солнце будто маяк. Каждый год повторялась одна и та же история, за месяц до выпуска из академии, несмотря на все запреты, десяток самых отчаянных сорвиголов угоняли челнок, зависали на высоте восьмидесяти метров и отрыв люк, надраивали бронзовые пальцы статуи ультразвуковыми полировщиками. Ни угрозы об отчислении, ни постоянное патрулирование не могли справиться с более чем вековыми традициями и на торжественной церемонии выпуска летчиков-кадетов Звездный маршал всегда «светил» двумя пальцами. Считалось, что это приносит удачу выпускавшемуся курсу. Если пальцы Гвоздева не сверкали отполированной бронзой, значит стоит ждать беды, перемелет мясорубка Великой Галактической весь выпуск кадетов в кровавый фарш.

«Хотя и так один из трех новичков погибает в первом настоящем бою. Полируй маршала не полируй, статистика упряма наука», — пронеслась невеселая мысль в голове кадета-выпускника Клима Акимова. И гибли молодые пилоты не из-за недостатка выучки, а из-за того, что бои с чази и «жестянками» носили беспощадный характер. Слуги криссов не принимали капитуляций и пленных не брали. Да и люди рубились с ними до последнего вздоха и последнего патрона. Обе противоборствующие стороны если и ввязывались в сражение, то бились на уничтожение, предотвращая бегство противника с помощью антипробойного поля. Какие там истребители, кто считает потери москитного флота, когда земляне только в битве за Процион потеряли одиннадцать ударных носителей и четыре линкора. Именно из-за этого катастрофического поражения курс Клима выпустили раньше, запрессовав в последний год обучения два года нормальной программы.

Но, несмотря на ускоренную программу обучения, они готовы. Две тысячи кадетов из четырех академий Евразийского Сектора с блеском сдали выпускные экзамены и теперь стоят вытянувшись в струнку на площади перед памятником Шести. Звездный Маршал, Ласка Милосердная, Роман Исправляющий, Максим Карающий, Пабло Дарующий и Мефодий Мудрый. Титаны, остановившие смутные время индивидуализма на Земле и отправившись в свой последний полет, уничтожившие родной мир заклятого врага человечества.

Большинство курсантов разглядывали невероятно красивую фигуру Ласки. Скульптор изобразил ее притягательно прекрасной, легкий полетный комбинезон подчеркивал ее хищную кошачью грацию. И невероятно смертельной, у девушки на плече покоился штурмовой плазмоган чуть ли не с нее ростом. Она была такой, какой должна быть настоящая спутница героя. Взгляд же Клима был устремлен на другую деталь монумента. Погоны Звездного Маршала. Единственные в своем роде. По традиции это звание не могло быть присвоено никому другому, кроме Андрея Гвоздева. И все-таки оставался шанс заполучить погоны, усыпанные бриллиантовыми зведами с шариком голубой Земли в центре, для того, кто смог бы совершить сопоставимый по самоотверженности подвиг. И Клим грезил этими погонами, хотя понимал, что сыну «диких» пробираться вверх по карьерной лестнице будет ой как нелегко.

Под пьедесталом монумента собрались высшие чины военно-космического сил Земли и преподаватели летных академий. Текст присяги зачитывал сам командующий вторым ударным флотом.

— Я торжественно присягаю на верность своей родине и клянусь свято соблюдать и защищать законы и принципы Земного Абсолюта! — гремел голос адмирала.

— Клянусь! — как один человек хором выдали кадеты.

— Клянусь беспрекословно выполнять приказы командиров и требования устава!

— Клянусь! — прозвучал слаженный ответ.

— Клянусь не бросать в беде боевых товарищей, всегда протягивать руку помощи гражданам Земного Абсолюта и его союзникам!

Очень хитрая формулировка присяги. Она освобождала военных от ответственности за маргиналов типа «диких» и обязывала защищать, пусть даже ценой своей жизни, союзников землян. Но Клим был безоговорочно с ней согласен. Дикие сами выбрали свой путь, отказываясь признавать главный постулат Абсолюта «личность ничто, общество — все» и став добровольными отверженными. А латха, несмотря на смертельную угрозу их виду, протянули руку помощи землянам и передали им знания, критично важные для борьбы с криссами.

— Клянусь достойно переносить все тяготы воинской службы!

— Клянусь! — рев воодушевленных кадетов оглушал, но Клим даже не поморщился. В конце концов, он только что пообещал стоически переносить все свалившиеся на его голову тяготы.

— Поздравляю вас с принятием присяги… — адмирал выдержал паузу, — офицеры!

— Ура! — оглушительно разнеслось по рядам бывших кадетов.

Клим левой рукой выдернул из петлицы значок серебристой книги с мечом, а правой вставил на его место золотые крылышки пилота. Он переволновался и настолько сильно сжимал в кулаке «крылышки» во время церемонии, что значок пробил острыми гранями перчатку и впился в кожу. Кадетам не устанавливался имплант, подавляющий боль, считалось, что болевые ощущения, как плата за ошибки, ускоряют обучение. Однако Клим ее совершенно не замечал, он был полностью поглощен торжественностью момента.

Его движение повторили тысячи вчерашних кадетов, в одно мгновение становившимися полноценными членами военного братства. Кадетские значки полетели в воздух, подкинутые тысячами рук и серебристыми, мелодично звенящими, каплями упали на площадь. Клим поймал взгляд, стоящего за спиной адмирала подполковника Соколова. Преподавателя академии благодаря которому он сейчас и стоял на этой площади, восторженно разевая рот в криках «ура!». И дело было не в успеваемости, на своем курсе Клим Акимов входил в десятку кадетов с лучшими показателями. В процессе обучения у Клима выявилась одна интересная особенность — он осваивал любую новую технику гораздо быстрее своих сверстников. Импланты давали умение управлять транспортной и боевой техникой. Но не давали мастерства, а Клим уже через полчаса полета на новом аппарате, вел себя как настоящий ас, отлетавший на нем не одну сотню часов. Да и адаптация с установлеными имплантами у него происходила чуть ли не мгновенно. Руководство академии заподозрило, что у кадета есть какая-то интересная генетическая особенность и от перевода в исследовательский центр его спасло только то, что Соколов после беседы с едва не рыдающим шестнадцатилетним мальчишкой не стал писать рапорт. Клим хотел быть коршуном, бьющим врага, а не лабораторной крысой. И Соколов дал ему такую возможность.

Клим заметил на лице Соколова выражение непонятной странной грусти, но отнес это к неизбежности расставания со своими учениками. Времени на дальнейшие размышления у него не было. Кадеты развернулись направо и, чеканя шаг и плюща лежащие под ногами серебряные значки в блины, двинулись на выход с площади.