Смоленская Русь. Княжич 1 (СИ) - Алексей Янов - Страница 48

Внешностью и статью дорогобужец весьма сильно походил на своего двоюродного брата – Изяслава Мстиславича, а вот его сын Глеб – мой ровесник и троюродный брат, наверное, был похож на мать, так как с отцом ничего общего не имел. На улице моросил тёплый дождик. Намокшие и слипшиеся иссини чёрные локоны Глеба, поблескивали в лучах проглядывающего из–за туч солнца, а его карие глаза казалось так и выискивали во мне хоть какую–нибудь слабину, за которую можно будет зацепиться.

– Ты меня верно, брат, с Ахиллом спутал?

– Что!? О чём ты говоришь? – не сразу въехал Глеб, – Ты Владимир!

– Есть такая книжное идиома – «Ахиллесова пята», слышал, небось?

– Книжек не читаю! – с вызовом бросил Глеб.

– Да племяш, – вмешавшись, решил разрядить накаляющуюся обстановку Ростислав Мстиславич, – твой брат совсем не книгочей – токмо саблей машет, да на коне скачет!

Князья весело заржали.

– О каком Ахилле ты толковал? – заинтересовался Ростислав Мстиславич, отсмеявшись. – Я тоже, признаться, не шибко грамотен.

Ну, я им вкратце пересказал древнегреческую легенду.

– А к чему ты про Ахиллеса–то этого вдруг вспомнил? – на лбу Ростислав Мстиславич образовались грядки морщин.

– Да просто Глеб меня так жжёт взглядом, как будто продырявить хочет.

Ростислав Мстиславич с Изяславом Мстиславичем опять натужно засмеялись, переводя всё в шутку, а Глеб ещё больше запыхтел.

– Вы с ним два года назад подрались, с тех пор …, – и тут Ростислав Мстиславич притворно стукнул себя по лбу, – ах да, мне же сказывали, что ты опамятовался! Не помнишь ничего? – лицо князя, казалось, так и лучилось радостью.

Я хотел было ответить колкостью, но тут вмешался Изяслав Мстиславич, заметив в моих глазах злой сарказм.

– Что ты Ростислав, сам не видишь!? Владимир как пописанному говорит, к тому же языки греческие и латынские изучил! А потеря памяти у него временная была, уже почти всё вспомнил!

Далее князья завели речь о собственном здоровье, житии–бытии. Развлекать Глеба у меня не было никакого желания, и мы молча, шествуя позади отцов, направились в трапезную.

С Ростиславом Мстиславичем вечером обсудили мои закупки в его уделе керамических глин и закладку по осени шахты для добычи каолина. Сошлись на том, что все расходы мои, а добытый шамот и уголь делим пополам. Хотя, что он путёвое с бурым углём сможет сделать, для меня осталось загадкой.

На следующий день гости свалили на своё подворье, а ещё через неделю умотали обратно в Дорогобуж. Как говорится, скатертью дорожка …

В середине июля закончили кладку пламенной печи. Старая, под непрерывным действием едких щелочей уже вовсю дымила и грозила рассыпаться. Надо успеть, до начала ледостава, продать соду немцам, так как финансы, после закупок соли, выплаты зарплат, покупок материалов, уже начинали петь романсы.

Из части рабочих задействованных в производстве угля, дёгтя, смолы оперативно был сформирован трудовой коллектив Содового завода. Построенная местными умельцами по «моему» проекту содовая печь, с ручным перемешиванием смеси, при круглосуточной работе могла производить 6 тонн сырой соды в сутки.

Отвалы земли у глиняных карьеров росли с угрожающей скоростью. Поэтому, получив деньги за продажу химпродукции, нанял из г. Мстиславля строительную артель, коей и поручил запрудить гнёздовскую речку Свинцу. Прибывшая артель, усиленная мстиславльскими же разнорабочими, разместилась в частично опустевших времянках рабочих принятых на работу ещё по весне. Так как сами эти старожилы уже переехали в строящиеся здесь же бараки.

Мстиславцы запруживали Свинцу достаточно оперативно, находясь, всё время под присмотром специально выделенных для этой цели смоленских артельщиков. Последние товарищи уже имели опыт постановки запруд и водяных колёс в Заднепровье. И сейчас они давали мстиславцам ц.у., загнав гостей по пояс в воду и с помощью воротов с «деревянными бабами», забивали сваи, быстро углублялись в илистое дно. Другие рабочие, по выстроенному помосту, тащили брёвна и катили тачки с камнем и землёй. Наиболее квалифицированные столяра из числа мстиславцев, опять же, под присмотром смолян, изготавливали непосредственно водяные колёса с приводными механизмами. Для меня тоже нашлась работёнка – с помощниками Авдия мы моделировали глиномешалки и другое оборудование, что должны будут в будущем году существенно поднять производительность труда.

В палатах Ильинского терема было душно, словно в бане. Отхлёбывая понемногу квас, откинулся к стене, закрыл глаза. Сегодня был для меня важный день. Предстояло провести переговоры с очередным купцом, на сей раз итальянцем.

Накинув на голое тело кафтан, вышел на «гульбище». Всё подворье, перерытое и засыпанное пылью, превратилось в одну сплошную стройплощадку, над которым висело горячее дымчатое марево. Но зато хоть перестало вонять черти чем – все самые вонючее химпроизводства окончательно переехали в Гнёздово.

Созерцать уже опротивевшую мне стройку не было никакого желания, прошёлся по гульбищу дальше. С новой точки наблюдения вид открывался куда как лучше прежнего. За крепостным частоколом под знойным солнцем сверкали воды Днепра.

Вчера немецкие купцы сильно озадаченные огромным количеством соды, которую на Руси раньше нельзя было сыскать днём с огнём, полдня грузили её на свои суда с главной пристани Ильинского конца. На задаваемые ими вопросы о происхождении соды люди княжича лишь скромно отмалчивались, поскольку сами доподлинно не знали, из какого растения и каким способом княжич её вываривает. Чувствую, долго будут немцы гадать, из какого растения сын смоленского князя так много соды умудряется получать! Пускай на здоровье ищут не существующую чёрную кошку в тёмной комнате.

А сейчас у самого причала притулились венецианские лодьи с обвислыми парусами. Внешне эти суда ничем не отличались от русских. Венецианские морские «галеи» грузоподъёмностью в 150 тонн, добравшись до Днепра, перекладывали товар на более низко сидящие лодьи, часто даже русской постройки.

А вообще итальянцы в Смоленске были редкими гостями, в отличие от тех же немецких купцов. В Киеве ими была устроена складка товаров, и в дальнейшим доставленные ими товары расходились по Руси уже посредством киевских купцов. Поэтому этогогостя с Апеннин мне никак нельзя было упускать. Во–первых, киевским посредникам не хочется переплачивать, а во–вторых нужно диверсифицировать поставки, зависеть в этом вопросе только от немцев – смерти подобно! Они уже и так начали на меня косо посматривать.

Но, что–то итальянцы долго на встречу собираются, подумалось мне. Неторопливо вернулся в свой кабинет, усевшись на топчан, продолжил понемногу пить из глиняного кувшина недавно принесенный из погреба квас.

На столе у меня были разложены образцы товаров, которые я был намерен всучить венецианцу. Глиняные кувшины были заполнены уксусом, скипидаром, дёгтем, смолой, эмалями, разноцветными чернилами, спиртом, отдельно от жидкостей в глиняных блюдах демонстрировался сургуч, поташ, сода и красители.

– Buongiorno, синьор ди Скарпанто, – поприветствовал пришедшего ко мне венецианца, одетого в ниспадающий до земли пурпуровый плащ, под которым виднелся чёрный бархатный камзол, а на голову итальянца, был водружён красный берет с пером.

– Для вас я просто Марко, ваше высочество.

Говорили мы с ним на странной смеси латинского и русского языков. Ни он, ни я в достаточно хорошей мере не знал языка собеседника.

Вначале я повёл потчивать гостя и завёл с ним весьма интересный для себя разговор. Долго и упорно расспрашивал его о делах, творящихся в республики Святого Марка. Из ответов венецианца выходило, что в италийских городах сейчас активно начала складываться банковская система, а бюджет Венецианской республики, подумать только, имел всё возрастающий год от года государственный долг! Эти откровения итальянца навели меня на некоторые интересные мысли …