Смоленская Русь. Княжич 1 (СИ) - Алексей Янов - Страница 16

Князь нарядился в фиолетовый кафтан на меху, стянутый широким золотым поясом, обулся в сафьяновые, с серебряной насечкой сапоги, красное корзно заколол на груди большой запоною, на голову одел кунью шапку с красным верхом.

Как только замаячил над Днепром стольный град князей Ростиславичей, по большаку стали попадаться крестьянские возы. Мужики, уступая дорогу, торопливо съезжали на обочины, снимали шапки, кланяясь проезжавшему в голове отряда князю, со страхом разглядывая вооруженных воинов.

У ворот окольного города князя с искреннем, а скорее всего с напускным радушием, встречали пёстро разодетые бояре.

– Со счастливым прибытием, княже! – с угодливыми улыбками приветствовали они Ростиславича.

Дружинники, привстав на стременах, высматривали в толпе встречающих знакомые лица, здоровались и громко смеялись.

Толпы смолян с приветственными криками встречали Изяслава Мстиславича и его дружину. Бил в набат вечевой колокол на Торгу – главной вечевой и рыночной площади города. И Торг и набережная с причалами у Днепра располагались обособленно от остальной части города, находясь сразу за Пятницким острогом, за пределами мощных городских и острожных стен. Торг был отделён от совсем никак не укреплённой набережной лишь линией хилого тына (частокола). Именно сюда и стекался народ на общегородское вече по случаю повторного вокняжения на отчем столе Изяслава Мстиславича.

Горожане с интересом разглядывали старого–нового князя, его воев, значительная толика общественного внимания досталась и юному наследнику князя. Сразу, первое, что бросилось мне в глаза – это тотальная милитаризация горожан. Становилось понятным, почему полоцкий князь, с ослабленной из–за болезней дружиной, столь скоро и без всякой попытки решить дело удержание своей власти силой, покинул город. Сражаться сотней дружинников против нескольких тысяч вооружённых горожан – то ещё удовольствие, можно запросто и головы лишиться. Все половозрелые лица мужского пола – «мизинные люди»: кузнецы, кожемяки, шевники, мясники, котельники были обряжены в самые разные доспехи (от кожаных до металлических), а в руках сжимали копья, рогатины, луки, стрелы, колы и топоры. Теперь становилось окончательно понятно, почему князья, даже имея собственные дружины, были вынуждены считаться с мнением народа.

Над Торгом, куда мы въехали с территории хорошо укреплённого Пятницкого острога, возвышались купола трёх православных церквей – Пятницкой, Иоанна Богослова и Николы Полутелого, а в полусотне метров от храма Ивана Богослова, ближе к берегу Днепра, возвышался типичный такой западноевропейский островерхий шпиль на круглом башенном основании то ли кирхи, то ли костёла.

Перемога в своё время просветил меня в смоленском церковном зодчестве, поэтому я все три храма мигом срисовал, а затем сумел их быстро опознать – «whoiswho». «Латинская/немецкая Божница» (Ротонда) стояла посреди квартала «немецкой слободы», огороженной высоким частоколом. Внешний периметр этого немецкого забора одновременно служил отдельным участком внешней линии обороны Торга, составленного из тынового ограждения. Сразу за тыном Торговой площади начинался берег Днепра с причалами. То есть немцы при желании вполне могли послужить своеобразным «троянским конём» при взломе линии обороны Торга. О чём только думают смоленские аборигены? Позднее, в процессе личных контактов, мне станет известно, что обитатели немецкой слободы свою церковь называли несколько иначе. Латинская церковь была воздвигнута и соответственно звалась в честь Пресвятой Богородицы, посему выходит, что смоляне умышленно или случайно напортачили с переводом и «малость» исковеркали название церкви.

Пятницкая церковь высилась у противоположного от немецкой ротонды, восточного угла Торга – близ Пятницкого ручья и Пятницкой проездной башни. Ничем не выдающаяся, с архитектурной точки зрения, длинною примерно 18 и шириною 12 метров. Сложена была из плинф. Интересно было другое, церковь была сооружена на денежные взносы смоленского купечества и помимо духовного окормления прихожан, также выполняла и некоторые другие, коммерческо–рыночные функции.

Западнее Пятницкой церкви стояла церковь Николы Полутелого, также построенной на деньги купеческого сообщества. Характерны даже сами названия последних двух храмов – Пятницы (покровительница торговли) и Николы (патрон «плавающих и путешествующих»).

В центре Торга была воздвигнута Церковь Иоанна Богослова. Это был крестовокупольный, одноглавый, трёхапсидный храм, внешне схожий с Заднепровской Петропавловской церковью. Сама церковь Иоанна Богослова и детинец при храме были построены ещё при князе Романе Ростиславиче. Но вскоре весь этот комплекс зданий, вся княжеская резиденция, была передана в ведение Пятницкой кончаковской администрации. Храм Иоанна Богослова сделался приходским, а при церкви, в здании бывшего княжеского терема, открыли школу. Вот это последнее обстоятельство меня искренне порадовало. Громадьё планов, роющихся в моей голове, без множества образованных людей осуществить было просто не реально!

О Смоленских церквях можно говорить ещё долго, в городе их насчитывалось около двухсот! В основном, конечно же, они были деревянные, каменных храмов было только двадцать шесть штук. «Частные» – дворовые или вотчинные церквушки, построенные в подворьях зажиточных горожан, за явным преимуществом, преобладали над «общественными» приходскими церквями.

Но что–то я отвлёкся! Пока крутил любопытной головой в разные стороны, Изяслав Мстиславич лихо взобрался на специально предназначенный для публичных выступлений помост. Некогда, «в прошлой жизни» этот парапет был высоким теремным крыльцом, теперь же, он оказался перепрофилирован в трибуну. Сами теремные хоромы по–прежнему, своими крытыми резными деревянными галереями соединялись со зданием церкви Иоанна Богослова, создавая, на фоне выступающего, поистине одухотворённый, величественный антураж.

Дружинники, по знаку князя, «вздёрнули» меня на постамент и расположили по правую руку от князя. Изяслав Мстиславич нервно выдохнул, глубоко вдохнул и начал громко, зажигательно ораторствовать с подобающей случаю речью. В своём выступлении он обвинил полочан во всех смертных грехах, если исходить из его слов, даже недавний мор и глад были ничем иным, как происками погрязших в грехопадении соседей во главе с их князем, совсем не чтившем заветы предков. Потом, на недовольные выкрики купцов, о распоясавшихся немецких купчинах, князь прошёлся и по немцам крепким словом, пообещав прижать тех «к ногтю», выплатить смоленским купцам все понесённые ими от действий немцев убытки, да и вообще заставить их твёрдо соблюдать «Смоленскую торговую правду».

Популистские речи князя были встречены «на ура», вернее «на слава». По окончании сего мероприятия смоленский епископ – владыка Алексий всех благословил и распустил народ по домам, отмечать знаменательное событие – возвращение блудного князя.

По Большой Проезжей дороги, тянущейся параллельно течению Днепра, мы с князем и его дружиной выехали с Вечевой площади. Переправились по мосту через речку Чуриловку, миновали стоящую в устье Чуриловки Кирилловскую церковь и окружающую её поселение Чуриловской слободы, и прямиком направились к Свирской «горе», располагавшейся западней, между Смоленском и хорошо укреплённым Смядынским монастырём.

Первоначальный княжеский детинец в историческом центре города на Соборной горе, как уже выше говорилось, в 1150 г. «прихватизировала» церковь, «выцарапав» его из рук Мономахова внука – Ростислава Мстиславича – родоначальника династии Ростиславичей, к которой принадлежали все без исключения смоленские князья. Сын «ограбленного» церковью князя, Роман Ростиславич, свой двор разместил за окольным городом, к востоку от устья р. Чуриловки. Там же была воздвигнута церковь Иоанна Богослова. Но и эта территория вскоре перешла под юрисдикцию кончанской администрации Смо­ленска. Этому акту предшествовала борьба княжеской и кончанской администраций, которая подчас выливалась в вооруженные столкновения. Противоречия начались еще при жизни Романа Ростиславича, ко­торый «многие досады прия от смолян». С особой силой они разгорелись после его смерти. После смерти Романа в 1180 г. его брат Давид Ростиславич переносит свой двор ещё западнее, на Свирскую гору, ближе к Смядыни. После этого возводит свою дворцовую церковь во имя Михаила Архангела (Свирскую). А на территории бывшей княжеской резиденции были воздвигнуты новые городские укрепления, которые в дальнейшем получили наименование Пятницкого острога, так как примыкали к Пятницкому концу и находились вместе с входящей в них территорией под его юрисдикцией. Общая протяженность оборонительной линии Пятницкого острога ориен­тировочно достигала 1,6 км.