Руки вверх! или Враг №1 - Давыдычев Лев Иванович - Страница 49

Его совиные глаза уже видели впереди огни города. Сколько там еды! Пищи сколько! Очень острые боли в пищеварительном аппарате стали просто невыносимыми. Больше всего фон Гадке боялся, как бы он машинально не начал есть сам себя.

Рассудок у него помутился. Ножки переставлялись сами собой. Ручки сами собой размахивали. Шагал он военным шагом. Совиные глаза уже ничего не видели. Острейший нос ничего не вынюхивал. Широченный рот был широко раскрыт. Пищеварительный аппарат работал вхолостую, жадно и больно перегоняя большие количества воздуха.

Фон Гадке шагал по городу. Прохожие в страхе и брезгливости уступали ему дорогу.

Организмик фон Гадке вёл своего владельца на запах съестного. Пахло любимым шпионским блюдом — сосисками с кислой тушёной капустой.

Ножки заработали быстро-быстро, ручки замахали чаще-чаще. Широченный рот раскрылся ещё шире. Пищеварительный аппарат замер, приготовившись к большой работе.

Очнувшись, фон Гадке увидел огромный плакат:

Оказалось, что он попал в шпионский ресторан «Руки хох!», где собрались старые шпионы на вечер, посвященный чёрной памяти знаменитого фон Гадке. Он, никем не замеченный, прошёл к свободному столику, на котором высилась груда сосисок с кислой тушёной капустой. Ручки его начали быстро, быстро, быстро, ещё быстрее, совсем быстро складывать еду в широко раскрытый широченный рот.

Вокруг раздавалось громкое чавканье, сопровождаемое радостным и удовлетворённым хрюканьем, и сквозь всё это — голос:

— Из всех нас он был самый шпионистый шпион, большой мастер немаленьких подлостей. Он принес людям столько горя, сколько не смогли принести все мы, вместе взятые. Жаль только, что он подвергся почётной спиртизации, не успев свершить главного дела своей жизни. Он ушёл на тот свет, как любил говорить заспиртизованный, ХЕ-ХЕ! — с пустыми руками. Несколько десятков лет, а может, и чуть побольше Дядя Съем будет для шпионов положительным примером. Майль!

— Фиг майль! Фиг майль! Фиг майль! — хором ответили старые шпионы.

Проглотив к этому моменту все сосиски и всю кислую тушёную капусту и облизав блюдо, фон Гадке бодро крикнул:

— Я жив! Я не заспиртовался! Сам майн бог привёл меня сюда! Я против почётной спиртизации раньше времени! Я не могу больше ждать, когда наконец начнётся новая большая война! Дайте мне самолёт с большой бомбой, и я шарахну её куда следует! Майль!

— Фи-и-ииг… ма-а-а-а-айль… — нестройным, негромким и неуверенным хором отозвались старые шпионы.

— Бомбу! Самолёт! Самолёт! Бомбу! Шарахну! — И фон Гадке принялся за новую груду сосисок с кислой тушёной капустой. — Мир давно не вздрагивал от огромного страха! А я — его — вздрогну! Уууух, как ещё вздрогну!

Сквозь громкое чавканье послышались голоса:

— Скандал…

— Мировая общественность…

— Последствия…

— Всегда он был выскочкой…

— Всегда ему больше других было надо

— Ответственность…

Фон Гадке крикнул

— Ответственность беру на себя! Мировую общественность я тоже беру, хе-хе, на себя! Чихал я на неё, кстати! Помогите мне достать бомбу и самолёт! И я — ууух! Майль!

Ответом ему было громкое, но настороженное чав-чав-чавканье.

Самый старый шпион сказал:

— Если ты избежал почётной слиртизации, значит, ты не выполнил приказа командования. Ты предатель.

— Ты предатель! Ты предатель! Ты предатель! — радостно повторили старые шпионы.

Фон Гадке уже разделался с третьей грудой сосисок, сглотал всю кислую тушёную капусту и яростно заговорил, чувствуя, что к нему вернулись все силёнки и ещё новых прибавилось:

— Это вопрос, кто предатель! А вы жалкие трусы и бездельники, это уж точно! Тунеядцы! Как вы можете спокойно есть сосиски с кислой тушёной капустой, когда в мире ещё смеются дети?! Скоро они подрастут и дадут нам жизни! Нельзя ждать, когда они подрастут и поумнеют! Дайте мне, дайте мне самолёт с бомбой, и я ахну её куда следует!

— Ты не выполнил приказа Центрхапштаба, — упрямо сказал самый старый шпион. — Ты должен храниться в банке со спиртом. Там в честь тебя стоит почётный караул из молодых кадров. А ты живой. Позор с безобразием! Живой ты больше никому не нужен.

— Хорошо, хорошо, очень гут! — рявкнул фон Гадке. — Не хотите мне помочь, не надо! Я сам достану самолёт с бомбой! Вы обо мне ещё услышите! Сосисочники вы склеротические! Капустники вы маразматические!

В дверях показались солдаты из охраны Центрхапштаба. Они расступились, и в зал вбежал барон Баран, закричал:

— Взять его!

Фон Гадке очень ловко выпрыгнул в окно.

Глава № 51

Офицер Лахит торгуется и около восьми часов рассказывает об операции «Братцы-тунеядцы»

— Поздравляю с полным выздоровлением, — сказал офицеру Лахиту полковник Егоров, — рассказывайте, что вы знаете о пребывании нашего агента Бокса-Мокса в «Гробе и молнии» и как ему удалось отправить вас к нам?

— Чего не знаю, того не знаю, — ответил офицер Лахит, судорожно обдумывая, как бы ему выкрутиться из этой в высшей степени неприятной истории. — Я выдал ему план операции «Братцы-тунеядцы», не полностью, правда, мы договорились об оплате, выпили по бокалу лёгкого вина, я захотел спать и больше ничегошеньки не помню. А если Бокс-Мокс не вернулся, значит, его уже подвесили к потолку за левую ногу.

— Сомневаюсь, — твёрдо сказал полковник Егоров. — Его не так легко разоблачить. Чтобы между нами не было недоразумений, чтобы не тянуть время, знайте, что Бокс-Мокс — это Фонди-Монди-Дунди-Пэк, бывший ЫХ-три нуля.

— Эт… эт… это! Непо… непос… непости… жимо! — заикаясь, воскликнул офицер Лахит. — Это невероятно! Недаром шефу его голос показался знакомым. Какая проницательность!

— Итак, не будем тратить время на уговоры. У нас находятся, как вам известно, Стрекоза и Муравей, вся диверсионная группа «Фрукты-овощи». Теперь к этой коллекции добавились и вы.

— А на что я могу рассчитывать? — испуганно, но деловито спросил офицер Лахит. — Свобода? Деньги?

— Ни свободы, ни денег вы не получите. У вас есть возможность лишь смягчить свою участь.

— Но мне уже обещали заплатить! Слово надо держать! Меня ещё никогда так подло не обманывали! В конце концов, это просто глупо — быть бесплатным предателем. Надо мной будет дико хохотать весь шпионский мир. Вы мне обязаны запла…

— Вы участник подлого и грязного дела, — перебил полковник Егоров. — Спасайте себе жизнь, а не торгуйтесь. Рассказывайте об операции «Братцы-тунеядцы».

— Это насилие, но я сдаюсь, — обиженно произнёс офицер Лахит и, вздохнув, начал рассказывать.

Надо сразу сказать, что с первых же слов, произнесённых офицером Лахитом, наступила такая тишина, что если бы в помещении была хотя бы одна муха, то все бы услышали, когда бы она полетела.

Жуткая стояла тишина, несмотря на то, что в кабинете собралось много людей.

И если бы существовало слово жутче, я бы написал, что с каждым словом офицера Лахита тишина жутчела…

Говорил он шесть часов восемь минут, а если учесть, что часто приходилось прибегать к услугам переводчика, то рассказ длился около восьми часов.

— Незаурядная гениальность генерала Шито-Крыто, — так заканчивал он, — заключается в том, что в плане операции «Братцы-тунеядцы» удачно сочетаются самые разнообразные способы испорчивания детей. Их, этих способов, в плане более четырёхсот семидесяти. Бороться против нашей операции бессмысленно. Она неуязвима. Какой ребёнок, например, догадается, что, перестав мыть руки перед едой, он действует нам на руку? А у какого ученика, скажите на милость, хватит ума понять, что мы всячески добиваемся, чтобы он стал двоечником или хотя бы троечником? И уж никакая сверхзаботливая бабушка не узнает, что, балуя внука, она фактически выполняет задание шпионской организации «Гроб и молния».