Ловец бабочек (СИ) - Лесина Екатерина - Страница 76

- Но…

- Хотите возразить?

Катарина открыла сервант.

Газеты не было.

И конечно, эта газета ничего бы не доказала, но… газеты не было. И Нинель, которая могла бы рассказать что-то важное, тоже не было… и конечно, есть шанс, что все это – случайность, но…

…про Нинель она рассказывала лишь Нольгри.

…а тот…

- И правильно. Нечего здесь возражать. Совершенно нечего, - повторил Харольд с нажимом. – Я благодарен за бдительность. Можете быть свободны…

- Я… - Катарина вытянулась в струнку. – Хотела бы с ним поговорить.

- Зачем?

- Понять… хочу понять, зачем он ее убил.

- Из ревности, - не скрывая раздражения сказал Харольд. – Или из корысти. Может, дамочка фарцевала и не поделилась. Или еще что. Какая разница?

Разница была.

И эта разница мешала поверить.

Нольгри?

Нет, ему-то зачем? Он собирался поработать с Нинель, он заинтересован в том, чтобы Учителя взяли… и не заинтересован, чтобы на Особый отдел пала тень… нет, это слишком уже.

- Иди, - Харольд махнул рукой. – У тебя, кажется, есть чем заняться.

- Да, есть…

…есть князь, который вдруг решил поиграть в капризного аристократа.

…есть осознание, что Катарина сглупила, поддавшись на эту провокацию, а ничем иным игра не могла быть.

…есть Нинель с ее маленькой тайной. Теперь та останется нераскрытой. Газетенка… в лучшем случае отправилась она в мусорное ведро, но… нет, в этом доме не принято было просто так избавляться от вещей, даже ненужных. А следовательно, газета превратилась… во что? В ручку для корзинки? В заготовку под рамочку? Или просто послужила однажды заменой тряпки, вытерла лужицу варенья…

- Тогда иди и занимайся, - начальственная длань указала на дверь.

И Катарина поклонилась.

Она не помнила, как оказалась на улице, но лишь порыв холодного ветра опалил щеку приветом от дяди Петера. Не раскисай.

Она не будет.

Зачерпнув горсть снега, Катарина отерла лицо. Вот так-то лучше… не мямлить. Не… тысяча и один запрет, каждый из которых отнюдь не каприз.

- Не сердись на Харольда, - из темноты вынырнула Хельга, которая постаралась улыбнуться.

Чудовищная гримаса. И ненависть в глазах, совершенно иррациональная, заставляет улыбаться в ответ. Шире. Дружелюбней.

- Что вы, разве я могу… - прозвучало откровенно насмешливо.

- Брось, - Хельга взяла Катарину под руку. – Можешь, конечно… ну а смысл? Он стоял над тобой. И будет стоять. А не он, так другие. Этот мир создан для мужчин, девонька. А они грубы. Самоуверенны. Но при том слепы, что котята. Не иди напрямую. Гибче. Мягче. И всего добьешься.

- Чего тебе надо?

У Катарины не хватало сил на любезность.

- Мы не враги, - Хельга спрашивала?

Утверждала?

По тону не понять.

- Да, признаю, сначала я позволила себе… слишком многое… - вздох, и ненависть почти уходит, но без нее глаза Хельги теряют жизнь. Они темны, как перегоревшие угли, еще немного и пепел один останется. – Я кажусь тебе смешной.

- Нет.

- Кажусь. И тебе, и всем им… мальчикам… мужчинам… женщинам… особенно женщинам. Знаешь, что испытывают женщины по отношению к таким, как я? Отвращение. И страх.

Что за вечер-то такой?

Бесконечный.

И не лучше ли было бы остаться с князем? Капризы капризами, но…

…тогда Катарина вернулась бы домой позже. И Нинель нашел бы кто-нибудь другой. Возможно, что только Нинель, без Вересковского, который очнулся бы, ужаснулся бы и сгинул, перед тем старательно избавившись от улик. И тогда дело поручили бы…

- Каждая из них, таких вот верных жен, боится, что однажды супруг… изрядно надоевший, никогда-то, быть может, не любимый супруг, встретит свою любовницу.

- Свою – это как?

- Это так, девонька… бывает… мужчина и женщина, не способные друг без друга жить… точнее, он-то вполне проживет без меня, а вот я… думаешь, я не пыталась сопротивляться? Я поняла, что передо мной мой мужчина с первого взгляда.

Некрасива.

Остроноса.

И новая прическа, как и новый цвет волос ей не идут.

Пальтецо с воротником из норки. Платочек шейный. А Катарина шарф потеряла, и теперь ветер пробирается под теплое пальто. В ее собственном воротник простой и пуговицы не позолочены. И не такое уж оно и теплое. Еще пара минут на ветру, и от тепла останутся одни воспоминания.

- Мне бы бежать, но… он был еще тем бабником… уже тогда изменял жене… цеплял девчонок… официанточек вот… очень ему форма нравилась. Или еще, помню, была одна библиотекарша. Почти полгода была, пока жена не узнала… не без моей помощи, - Хельга оскалилась. - Я хотела перевестись, но… стоило представить, что больше никогда его не увижу… это было сильней меня. Однажды мы переспали. Мне казалось, что если вдруг я окажусь в его постели, он поймет… все поймет… что я его вторая половина, что… жена – это так, докука и карьеры ради…

Зачем все эти откровения? Слабая попытка оправдаться, хотя Катарине не нужны оправдания. Никогда они с Хельгой не приятельствовали, да и станут. Тогда…

- Мужчины все воспринимают иначе. Как должное. Я легла под него? Отлично. Я призналась в любви? Великолепно. Теперь меня можно посадить на крючок этой любви и использовать…

- Вас никто не заставлял.

Ее не услышали.

Хельга взмахнула рукой, будто отгоняя невидимого комара. Какие комары зимой? Зимой снег кружит, вьюжит и кружит, того и гляди замерзнуть недолго…

- Некоторое время мы встречались. И я поняла, что, если хочу получить этого мужчину, то должна стать незаменимой. Помощником. Другом… любовницей… отдушиной. У меня получилось. Он считает себя самым умным, хотя большая часть решений, которые он принимает, именно я вкладываю ему в голову. Изворотливым? Я рассказываю ему то, что сам бы он не узнал. – Хельга хмыкнула. – Прошли годы, девочка, и поверь, я не испытываю иллюзий. Харольд упрям. Заносчив. Готов гнуть шею перед теми, кто стоит выше, и не задумываясь растопчет тех, кто ниже… и меня в том числе. Я ему мешаю.

- Что вам нужно от меня?

- Откровенности? За откровенность… когда ты появилась, то… да, я пришла в бешенство. Конечно, обидно… Что у меня есть? Ни семьи. Ни детей… я бы хотела, но Харольд был против… ребенком его не удержишь, а решись я родить, мигом бы оказалась вне ведомства, он бы не упустил момента избавиться, да… а я не могла позволить ему… - она махнула рукой и спокойно добавила. – Мне и самой не слишком-то хотелось рожать, поэтому будем считать, что в данном вопросе наши мнения сошлись… самое мерзкое, не то, что Харольд меня не любит. Он никогда не любил, и к этому я привыкла. Отвратительно то, что я все еще продолжаю любить его…

- Разве… - Катарина запнулась.

Любить?

Вот так взять и… разломать собственную жизнь? Действительно остаться ни с чем? Ради чего? Эфемерного чувства, которое воспевают поэты? В существование которого Катарина не то, чтобы не верила – верила, конечно, и в лет этак пятнадцать мечтала даже испытать на себе всю его силу, к счастью, желание не сбылось – но скорее уж полагала всю эту любовную лихорадку этаким преувеличением.

- Ты не понимаешь, - Хельга покачала головой. – Что ж… тебе повезло. Или не повезло? Я ведь была счастливой. Я знаю, каково это, дрожать и сгорать, и возрождаться раз за разом… и я бы вынесла… я бы все вынесла… его нежелание уходить от жены… она знает обо мне и привыкла даже. Мы научились сосуществовать друг с другом, даже быть полезными. Лучше одна постоянная любовница, чем десяток наглых профурсеток, которые так и норовят затеять скандал и сломать карьеру… нет, мы поделили его… и даже привыкли… а он устал от нас обеих. Ему захотелось свободы…

- Я здесь при чем? – не скрывая раздражения спросила Катарина.

Вересковского увели… куда? В участок, тут и думать нечего. Сегодня на дежурстве Былинников. Он стар и зануден, без бумажки с начальственной подписью и пальцем не шевельнет. А Харольд в жизни не даст разрешения на допрос.

Харольд закрыл уже дело.