Генерал-лейтенант Самойлов возвращается в детство - Давыдычев Лев Иванович - Страница 34

Иван Варфоломеевич настолько сам успокоил себя, что мысли его неожиданно обратились к эликсиру грандиозус наоборотус, который поможет создать в самом недалеком будущем зверюшек-игрушек. Эликсир в голове у него и в записной книжке, можно сказать, готов. Осталось провести некоторое количество опытов, и можно ознакомить научный мир с любопытнейшим, скромно выражаясь, открытием. И как не благодарить судьбу, что сын станет свидетелем такой победы отца!

Хотя Иван Варфоломеевич не просил встречать его, в аэропорту собралась большая группа сотрудников лаборатории.

Серёжа с удивлением взглянул на отца, тот в недоумении пожал плечами, но всё тут же объяснилось: за время отсутствия руководителя проведен удачнейший опыт, и у сотрудников не было терпения откладывать столь радостную новость хотя бы до завтра.

— Дорогие коллеги! — ответил растроганный Иван Варфоломеевич. — Благодарю вас за новость, но и я кое-что привез. Завтра у нас праздник! А теперь позвольте поделиться с вами моей отцовской радостью. Знакомьтесь — мой сын Серёжа. И пока — никаких вопросов. Вы только подумайте: рядом со мной, вот он, мой сын! Сергей Иванович Мотылёчек! Прошу любить и жаловать!

И когда, казалось, поздравлениям так и не будет конца, Сергей Иванович жестом попросил всех молчать и, видимо, с трудом сдерживая волнение, проговорил:

— Мы с папой сердечно благодарим вас за встречу и поздравления. А мне позвольте…

«Он медленно опустился на колени и долгим поцелуем приник к траве на родной земле», — как потом рассказывал Иван Варфоломеевич, а сейчас он с восторгом и умилением думал: «Не сдержался, мальчик, не выдержал, милый! Забыл свою профессиональную привычку — не выдавать чувств. Да разве можно сдержать любовь к родине?!»

Дома, едва осмотрев квартиру, Серёжа заметил:

— Для большого ученого ты живешь слишком уж скромно. У нас… прости, папа, там ты бы имел по крайней мере особняк.

— Там… — с горечью повторил Иван Варфоломеевич. — А здесь зачем мне особняк? В нём лучше разместить детский садик. У нас их до сих пор недостаточно. Ты, Серёженька, сначала приглядись ко всему, старайся постепенно всё понять, ко мне почаще обращайся.

— Во всяком случае, я буду с тобой предельно откровенен, — сказал Серёжа. — Итак, первый вечер мы проводим вдвоём.

Но всё получилось не так, как было задумано. Не успел Серёжа принять ванну, как к ним повалили с поздравлениями чуть ли не из каждой квартиры. Они остались вдвоём только поздним-поздним вечером.

— Милые, добрые, деликатные люди, — с уважением отметил Серёжа. — Никто не приставал с расспросами, а я так боялся этого.

— Тебе бояться ничего не надо, — посоветовал Иван Варфоломеевич. — Главное, не надо торопиться с выводами. Вот я закончу опыты, ты закончишь свои дела, и мы ненадолго махнем куда-нибудь.

— Давай, папа, сначала закончим дела, а потом будем думать об отдыхе. Значит, могу я завести собачушку?.

— Да хоть кроликов разводи!

— Ну, а дома у нас, папа, надеюсь, появятся зверюшки-игрушки раньше, чем у других? — Серёжа рассмеялся. — Или это будет секретное производство?

Иван Варфоломеевич пожал плечами:

— Это не мое дело. Да и засекречивать тут нечего. Я уже говорил тебе, Серёженька, что я счастлив, имея возможность посвятить свою жизнь любимому делу. Пойми, что вот-вот осуществится моя да-а-а-авнишняя мечта, и я доставлю детям необыкновенную радость.

— Желаю тебе успеха, папа. Я принесу чай.

Увлажненными глазами смотрел Иван Варфоломеевич вслед Серёже, а когда тот вернулся, сказал:

— Я счастлив, что ты будешь свидетелем завершения моих трудов… Вкусная заварка… А когда мы будем думать о твоей работе?

— Ты же сам советовал мне не торопиться. Подумаю.

Сладко, широко и громко зевнув, Иван Варфоломеевич удивленно и виновато произнес:

— Прости. Вдруг страшно захотелось спать. Ни с того ни с сего. Я никогда так рано…

— Дорога, папа. И переживаний было достаточно. Я и то…

— Придётся лечь, — полувопросительно сказал Иван Варфоломеевич и зевнул ещё слаще, ещё шире и ещё громче. — Видимо, это радость обессилила меня. Прости, Серёженька, я лягу. А собирался…

— Я тоже, папа, посижу ещё совсем немного.

Но, уложив отца в постель, Серёжа действительно долго не сидел, а прошёл в кабинет и принялся внимательно его осматривать.

И я пока не знаю, уважаемые читатели, что же происходило: то ли сын интересовался, в какой обстановке жил без него отец, то ли агент иностранной разведки приступил к выполнению задания?

А нам с вами перед завершением этой главы предстоит вернуться на несколько часов назад и посмотреть, что же происходит в квартире собачьего гипнотизёра по фамилии Шпунт, где крепко-накрепко заснула Анастасия Георгиевна.

Хозяин, маленький, юркий, раздражительный, сквернохарактерный, сам чем-то, извините, напоминал своих пациенток. Он беспрестанно вертелся на стуле, торопливо семенил по комнате и многословно, бестолково рассказывал Григорию Григорьевичу, нежно прижавшему к груди испуганную Джульетточку, о том, что произошло с Анастасией Георгиевной, а почему с ней это произошло, он и понятия не имел. В ответ же он услышал суровый голос:

— Подсудное дело, гражданин. Если вы сейчас же не разбудите пострадавшую, я вызываю «скорую помощь» и в любом случае сообщаю о вашей халтурной деятельности в милицию. Вы отличаетесь либо нижайшей квалификацией, либо профессиональной непригодностью вообще!

— Не пугайте меня! — взмолился собачий гипнотизёр по фамилии Шпунт. — У меня и так повышенная нервозность! Не вам судить о моей квалификации, а репутация моя безупречна! Мне принадлежит важнейшее научное открытие! Я первым доказал, что комнатные животные дуреют, в основном, от телевизора! Многочасовых торчаний у голубого экрана их маленькие нервные системочки не выносят! Давайте собачушку, идём смотреть старушку! Я заговорил стихами — не к добру! И рифма-то какая, так и просится на ум: не к добру — помру! Ох, как я взвинчен, как я взвинчен!

— Развинчу! — грозно пообещал Григорий Григорьевич, и они прошли в кабинет, где он внимательно рассмотрел лицо спавшей на кушетке Анастасии Георгиевны, так же внимательно прислушался к её дыханию и удивленно констатировал: — Прекрасный сон!

— Сон-то прекрасный, — уныло согласился собачий гипнотизёр по фамилии Шпунт. — Но случилось что-то непонятное. Вы в курсе того, как устроен человеческий мозг? Вот у неё что-то с ним.

— Устройство человеческого мозга я примерно знаю, — грозно заверил Григорий Григорьевич. — А вот с устройством человеческой совести вы в курсе? Она у вас в лечении не нуждается! Потому что начисто отсутствует!

— Клевета!!! Сейчас я снова взвинчусь!!!

— Ррррразвинчу!!! Почему на всех видах городского транспорта зайцем ездите?

— Я и в такси бесплатно езжу! — гордо воскликнул собачий гипнотизёр по фамилии Шпунт. — Я внушаю шоферам, что они будто бы берут у меня деньги, а иногда я даже и сдачу получаю! Это, к вашему сведению, называется научными опытами! Я тренируюсь!

— Отвечать будете за свои тренировки! Жульничеством это называется, к вашему сведению!

— Но вас-то я ни разу не обманывал!

— Потому что не удавалось!

— Давайте собачушку, начнем будить старушку!

— Джульетточки я вам не доверю, — отчеканил Григорий Григорьевич. — Где у вас телефон? Я вызываю ноль-три, будете препятствовать — вызову ноль-два!

— Но без собачушки мне не разбудить старушки! Кстати, а почему она такая скромная?

— Потому что я её сегодня вылечил, — с оттенком гордости сообщил Григорий Григорьевич.

— Не может быть! Я единственный в городе излечиваю этих четвероногих психопаточек!.. Ну, а как вам удалось?

— Кастрюлей. Обыкновенной кастрюлей зеленого цвета.

— Не морочьте мне голову! Мне необходимо, чтобы собачушка затявкала!

— Джульетточка, Джульетточка! — ласково позвал Григорий Григорьевич. — Потявкай, пожалуйста! Ну! Тяв, тяв!