Недостреленный (АИ) - Читатель Константин - Страница 6

На этой обнадёживающей мысли я заснул снова, теперь — до утра…

Интересные ссылки.[2]

Глава 2

Интересные ощущения, когда спишь и у тебя подмерзает нос. Окно где-то в квартире открыто, наверное, в стеклопакет же не поддувает. "Надо встать закрыть, тем более по утренней надобности всё равно вставать придётся," — подумал я и открыл глаза. Перед глазами был потолок не моей квартиры и странное окно с деревянными рамами, через которое в комнату проходил утренний свет, и я всё вспомнил. Ох, ё! Я в Петрограде, в восемнадцатом году, в комнате у девушки, уже успевшей стать вдовой в первую мировую. Сама Лиза обнаружилась спящей рядом и закутанной в одеяло так, что наружу высовывалось только личико и макушка с темными волосами. Ладно, переживать и думать будем позже, а сейчас надо быстро сходить в местное чудо техники "ватерклозет".

Натянув подштанники и нательную рубаху, я тихо прошелся, стараясь не шлёпать босыми ногами по холодному полу, до двери в комнату, обул солдатские ботинки и вышел в коридор. В коридоре и на кухне никого не было, то ли все сидели по комнатам, то ли ушли по своим делам. На улице уже светло, на стене тикающие часы-ходики с гирькой на цепочке и качающимся маятником показывали девятый час. Ватерклозет оказался неотапливаемым помещением с привычным унитазом и сливным бачком вверху на высокой трубе. И это хорошо! Это действительно чудо техники, в некоторых домах этого времени до сих пор рядом с чёрным ходом стоит система "дырка в полу", с соответствующими запахами.

Вернувшись в комнату, я стал растапливать печь, вспоминая, как мы это проделывали вчера. Открыв дверцу печи, вложил и составил в конструкцию заготовленные дрова, подсунул щепок и лучин и поджёг. Дерево начало разгораться, вроде, всё правильно. Разулся, подошел к кровати, тихо улегся и уставился в высокий потолок. Что делать то будем, а?…

Завозилась под одеялом Лиза. Милая девушка, вынужденная в одиночку жить и зарабатывать в это отнюдь не эмансипированное время, когда работали в семье в основном мужчины. Сейчас во сне строгая складка между её бровей разгладилась, и лицо её было трогательно нежным, она чему то улыбалась во сне. Она опять пошевелилась, значит, сейчас проснется. Я протянул руку и погладил её голову, Лиза открыла глаза и увидев меня, засмущалась, и попыталась спрятаться под одеялом. Я подгрёб девушку прямо в одеяле к себе, обнял и поцеловал её в торчащий наружу носик. Она по смешному мило выглядела, я улыбнулся и легко поцеловал её еще несколько раз, в лоб, в щеку. Девушка слегка расслабилась и перестала быть напряженной.

— Доброе утро, Лиза! — сказал я, и погладил её волосы.

— Доброго утра! — ответила девушка, всё еще немного смущенно.

— Ты очень очень красивая, — сделал я комплимент девушке, желая побороть её скованность, — И ты — самое лучшее, что было со мной здесь в моей жизни.

Лиза, зарделась и придвинулась еще поближе.

— Саша, а ты помнишь что-нибудь о своих родных? — осторожно спросила она.

— У меня почему-то есть твёрдая уверенность, что у меня в этом мире нет родных, ни родителей, ни жены, ни детей, — расплывчато ответил я, ей чистую правду, но при этом мне вспомнились мои родные, оставшиеся в том, прежнем мире, в двадцать первом веке, и которых, скорее всего, я больше не увижу, и мой голос дрогнул.

Лиза высвободила из под одеяла руку и положила мне на середину груди и погладила.

— Ты не уйдёшь? — тихо задала она вопрос, а её рука медленно выводила по мне какие-то узоры.

— Нет, не уйду, если не прогонишь, — произнес я с ободряющим тоном и посмотрел ей в глаза.

Лиза прижалась ко мне, мы немного помолчали.

— Мы не проспали? — поинтересовался я, — Сейчас девятый час. Тебе не нужно идти в бюро сегодня? Если ты не против, я могу тебя проводить.

— Сегодня же воскресенье! Ох, прости, ты же потерял счет дням… — её лицо стало виноватым.

— Нет, нет, Лиза, не огорчайся. Мы еще не раз можем столкнуться с тем, что я что-то не знаю, поэтому прошу тебя — ни в коем случае не расстраивай себя, — успокоил я её.

— Хорошо, — серьезно кивнув, согласилась она, — Саша, может быть, давай вставать? — предложила Лиза, — Только отвернись, пожалуйста, ненадолго, я надену платье, — попросила она смущаясь.

Я встал и отвернулся к окну. В нем был виден замкнутый двор с заборами по боковым сторонам и с каким-то крупным сараем с большим деревянными воротами напротив дома. Раньше я бы подумал, что это гараж для грузовиков, сейчас же предположил, что это, скорее всего, бывший каретный сарай. За спиной послышались легкие шаги босыми ножками по полу, скрип дверцы шкафа, и шорох ткани.

— Можно поворачиваться, я оделась, — услышал я звонкий Лизин голос.

Повернувшись, я увидел Лизу в простом, наверное, домашнем темно-коричневом длинном платье, без украшений и изысков, но подчеркивающем её стройную привлекательную фигуру. Слегка спутанные после сна темные волосы девушки рассыпались по плечам.

— Ты очень красивая, я говорил, и скажу тебе еще, — проговорил я, глядя на девушку.

— Благодарю вас, вы очень добры, — Лиза сделал шутливый книксен, попытавшись веселостью скрыть как приятны ей эти слова, и попросила, — Саша, разожги, пожалуйста, плиту, вскипятим чайник. Керосина давно нет, и керосинкой мы не пользуемся, приходится кипятить на дровяной плите, — добавила она извиняющимся тоном.

Я оделся в гимнастерку и солдатские штаны, обул ботинки и вышел на кухню растапливать плиту и кипятить чайник. Пока я проделывал эти действия, Лиза причесала гребешком свои длинные волосы, заплела их в косу, убрала постель, заправила кровать, повесила на спинку большую кружевную салфетку, и вынула из буфета в комнате две чашки, заварочный чайник, пустую сахарницу, банку с чаем и коричневый бумажный пакет. В пакете оказались несколько кусков твердого желтоватого колотого сахара, которые Лиза выложила в сахарницу. Я принёс вскипевший чайник в комнату, Лиза заварила чай, а я взял хлеб, найденный мной вчера в солдатском мешке и так и лежавший на столе с вечера завёрнутый в тряпицу, и нарезал его ломтиками. Через некоторое время мы уже пили напиток, отдалённо напоминавший чай из моего времени, но с каким-то травяным привкусом, и ели этот простой хлеб. Желудок требовал своего, я жевал медленно, видя, что хлеба у нас не так много, и, вспоминая завтраки нашего времени, недоумевал, как же они тут питаются и не чувствуют голода.

— Мы до войны утром пили настоящий китайский чай, — задумчиво сказала Лиза, — с ситным хлебом, и было масло, мы намазывали его на хлеб… Вкусно!.. И сахара было много… Саша, ты кушай сахар, — спохватилась девушка и попыталась подсунуть сахарницу вплотную ко мне.

— Лиза, благодарю, но я пью чай без сахара, уж как привык. Ты бери его сама, ты же его любишь, я вижу, — улыбнувшись, отказался я.

— Ну да, — хихикнула Лиза и положила в рот маленький кусочек, — люблю сладкое. Сейчас сахара мало, и я доставала его из буфета по праздникам, — уже серьезно продолжила она, — А когда нет хлеба, то утром многие пустой чай пьют. В обед в столовых кормимся, сейчас такие открываются, особенно при учреждениях, а вечером уж у кого что есть. Привыкаешь со временем, только кушать постоянно хочется, и разговоры только о еде, — добавила она.

— Лиза, здесь будет только хуже, еще года два точно, — сочувственно глядя на девушку сказал я.

— Ты что-то знаешь, да, Саша? — глаза Лизы округлились, — Пожалуйста, скажи… Германец возьмёт столицу?

— Нет, столицу он не возьмёт, — успокоил я девушку, — Но посуди сама — идёт война, всего не хватает, в том числе и продовольствия. Фронт приближается к Петрограду, железная дорога забита военными перевозками, и её не хватает. А столица всегда жила только на привозном. И раньше то были перебои с хлебом. Насколько я понял, год назад, когда царя скинули, всё с хлебных бунтов и началось. А сейчас положение еще более ухудшилось. Еды станет ещё меньше.