Недостреленный (АИ) - Читатель Константин - Страница 4

Девушка не уходила, заставляя меня гадать: то ли её останавливает простое любопытство, то ли она опасается дальше идти одна.

— Елизавета Михайловна, разрешите проводить вас до дома? — задал я вопрос, желая продолжить знакомство и узнать побольше информации об окружающем от единственного знакомого здесь человека. — И нуждаетесь ли вы еще в какой помощи?

— Да, Александр Владимирович, проводите меня, если вас не затруднит, — смущенно ответила девушка.

— Нет, что вы, нисколько, — откликнулся я и предложил. — И зовите меня просто, Александром, или Сашей, если вам удобно.

— Хорошо, и вы меня, Александр, можете тоже называть по имени, — согласилась девушка.

По дороге к её дому я честно признался Елизавете, что себя на фронте и до войны с германцем я не помню. Она сделала свои выводы про возможную контузию, и я не стал её разубеждать, а обманывать впрямую я не хотел. Девушка в свою очередь рассказала мне, что обучалась на Бестужевских курсах, вышла замуж за инженера, но муж вскоре ушел на германский фронт прапорщиком в пятнадцатом году и погиб в первых же боях. Молодая вдова устроилась на службу в машинописное бюро, чтобы прокормиться, и попутно занималась пошивом и починкой одежды по просьбам различных знакомых. Вот и в этот вечер, почти ночь, Елизавета поздно возвращалась домой после выполненного заказа. Я подумал, что у неё в сумке, которую Елизавета в начале нашей встречи так прижимала к себе, была, вероятно, плата за работу. Транспорт в Петрограде в эти суровые времена почти не ходил, и девушке пришлось добираться пешком. Разговаривая, мы через полчаса подошли к двухэтажному дому, где после замужества Елизавета с мужем снимали у домовладельца трехкомнатную квартиру, а сейчас оня жила в одной из комнат, а две остальных сдавала другим жильцам для облегчения расходов по квартплате.

Подходя к дому, девушка с извиняющимся лицом попросила помочь ей принести в квартиру дрова к печи для обогрева комнаты. В доме было печное отопление, и в каждой комнате стояла голландская печь. На мой вопрос, а где дрова, Елизавета показала на необитаемое деревянное строение в двух домах от нас. Оказалось, жители в Петрограде в отсутствие в этом году в столице дров, угля или торфа уже начали разбирать бесхозные деревянные строения на растопку. Поднявшись по черному ходу, так как дверь парадного была уже закрыта, Елизавета дала мне топор для добывания дров из разбираемого строения. Я за три раза принес три больших охапки выломанной древесины и сгрузил их у печи в небольшой комнате, где жила Елизавета.

Комната имела высокий потолок, гораздо выше, чем в моей квартире через столетие с лишним. Зато планировка комнаты была сильно вытянута от непривычно для меня узкого окна с двойным перекрестием деревянных рам к двери напротив. В боковой стене выступала облицованная кафельной плиткой голландка, за ней стояла металлическая кровать, у окна размещались стол, стул и швейная машинка с ножным приводом, а вдоль другой боковой стены стояли вещевой закрытый шкаф и буфет со стеклянными дверцами, у двери была вешалка для одежды.

Девушка тепло меня благодарила, и я, ощущая жажду и чувствуя анекдотичность ситуации — "тетенька, дайте воды напиться, а то так есть хочется, что переночевать негде" — попросил у Елизаветы воды, которую та сразу же принесла в металлической кружке, и спросил, нельзя ли остановиться у неё переночевать хоть на кухне или в прихожей, и чем я могу расплатиться за постой, и не нужно ли еще что сделать, воды, например, принести.

— Ну конечно, Александр, вам же, наверное, совершенно некуда идти в столице, — ответила девушка и продолжила с легким румянцем. — Воды носить не нужно, у нас водопровод и даже ватерклозет, и вы можете помыться после фронта. У нас есть ванная, — добавила она, — только воды греть для неё нужно на плите на кухне.

— Елизавета, огромное вам спасибо, в смысле, очень вам благодарен, — поправился я, вспомнив, что слово "спасибо" только в двадцатом веке начало применяться, — и даже не могу сказать, за что больше, за возможность переночевать или помыться, — полушутливо закончил я.

Сняв с плеча и поставив в угол винтовку, я помог девушке растопить печку, раскалывал и подавал щепки и дрова, а Елизавета привычно и умело разожгла в печи огонь. Елизавета сняла меховую шапочку, у девушки оказались под ней темные длинные волосы, заплетённые в косу. Я проявил галантность и поухаживал за девушкой, помогая ей снять пальто, и она осталась в темно-синем длинном платье с высоким застегнутым воротом. Затем я набрал воды в большой бак, поставил на плиту и стал разжигать в ней огонь. Пока вода медленно нагревалась, я зажег свечу на кухне — в очередной раз не подавалось электричество, и в квартире было темно — стал чистить свое и новоприобретенное оружие. Провозившись с непривычки с чисткой довольно долго, я зарядил оба револьвера, а маленький "Браунинг" и патроны к нему отнес Елизавете со словам: "Вот, возьмите, он вам будет по руке, и вам будет безопаснее. Время сейчас, знаете, такое… Если вы не умеете, я вам объясню и научу." Девушка приняла подарок, и почему-то потеряла ту имевшуюся небольшую строгость своего вида, став трогательно беззащитной, несмотря на настоящий пистолетик в ей руках. Она ничего не ответила, лишь кивнула головой и несмело улыбнулась.

Тем временем нагрелась вода на плите. Я отнес бак с почти кипящей водой и вылил в ванну, долил холодной воды и стал смывать с этого тела не знаю с какого времени копившуюся грязь, мылясь куском мыла из своего мешка. Сменив нательное бельё и постирав старое, я повесил его сушиться тут же в ванной. Взяв у доброй хозяйки ножницы, коротко подстриг усы и бороду перед маленьким зеркалом в ванной в деревянной рамке. Возможно у девушки могла и оставаться бритва от погибшего мужа, но я не стал даже спрашивать, тем более, я не умею бриться опасной бритвой, а какие же еще они были в эти времена. Ну вот я и увидел свое нынешнее лицо. Ну что сказать, по мужской красоте это не ко мне, но не урод, на лицо дураком не выгляжу, глаза смотрят из под бровей с настороженным прищуром.

Елизавета, пока я мылся, сварила несколько картошин, порезала луковицу и плеснула в блюдечко подсолнечного масла. Бумажный пакет с картошкой и бутыль масла и было содержимое её сумки, как я угадал, этим с ней рассчитались за швейную работу. Я вынул из своего мешка хлеб и соль, и, как сказала Елизавета, у нас получился настоящий сытный пир при свечах, единственной, правда, свече, которая горела на столе колышащимся пламенем и отбрасывая от предметов колеблющиеся тени. Я не так много знаю стихов, но тут почему-то вспомнились тревожно-лирические строки: