Выбор пути (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 45

— Участковый! Эй, старлей! Как дела?!

Я глянул туда, где все еще стояла грузовая газель, и увидел фермера Самохина, наблюдавшего за погрузкой картонных коробок. Он махнул мне рукой, вроде как подзывая, и добавил своим гулким басом, похожим на бас домового Охрима:

— Что, осваиваешься? Может, зайдешь? Чаю попьем! Если какие проблемы есть — помогу чем могу, я же обещал!

Я остановился, задумался — может и правда зайти? Хотя бы посмотрю, как живет местный барин нового рОзлива. Нет — мне реально интересно, как же обитают новообразованное сословие помещиков, подмявших под себя часть земли в провинции — ту часть, которую еще не захватили крупные сельскохозяйственные корпорации, базирующиеся обычно где-нибудь в Первопрестольной.

Сейчас время укрупнения. И сдается мне, что скоро и этих фермеров здесь не останется. Нигде не останется. Ритейлеры пожирают мелкий торговый бизнес, а корпорации пожирают мелких (по сравнению с ними) фермеров. И процесс этот абсолютно объективный, и наверное с точки зрения потребителя — очень даже выгодный. Продукция, произведенная на крупных предприятиях всегда дешевле, чем та же продукция произведенная мелкооптовыми партиями. Ну… так мне представляется. Хотя я могу и ошибаться — экономист из меня вообще-то никакой. Где-то на уровне своего неглубокого кармана. Да и где мне было научиться ворочать капиталами — при моих-то убогоньких окладах.

Не люблю я, когда мне кричат: «Эй!». За такое и в морду могу дать. Вообще-то я совсем не толерантный человек, хотя и не ксенофоб. Только невоспитанные люди кричат через улицу: «Эй, ты!», и эти люди (почему-то частенько определенной национальности) — мне не нравятся. Может послать его нахрен? Да вроде уважаемый человек, и ко мне отнесся доброжелательно…

Ладно, схожу, поздороваюсь. Чай не переломлюсь, если подойду! А «эй» спишем на… хмм… ладно — просто спишем. Нужно жить в согласии со своими соседями, особенно если они такие влиятельные соседи.

— Привет — Самохин пожал мне руку, и я снова удивился крепости его ладони. Спортсмен бывший, что ли? Спрошу как-нибудь… чисто интересно. Я сам парень не слабый, но тут что-то другое. Даже странно.

— Привет — ответил я, и посмотрел на коробки, которые водила и грузчик отправляли внутрь грузовика-рефрижератора. От коробок одуряющее пахло копченым мясом, так, что я невольно даже сглотнул набежавшую слюну.

— Из моей коптильни! — улыбнулся Самохин — щас в Тверь повезут, по магазинам. И колбаса, и грудинка. Все первоклассное, без обмана — никакого тебе жидкого дыма и всяческой такой хрени. Только настоящие ольховые стружки! Дорого, конечно, но и продаем дорого! Ценители берут. Не хочу торговать всякой дрянью, что с больших мясокомбинатов идет. У нас своя ниша, на их поле мы не лезем. Все, пацаны, закончили? Давай, я подпишу.

Он подписал какие-то бумаги водителю, махнул рукой и через несколько минут газель медленно, покачиваясь на невидимых неровностях тяжело отъехала от ворот. Самохин что-то крикнул внутрь склада, ему ответили, он удовлетворенно кивнул и снова сделал мне приглашающий жест:

— Айда в дом! Сейчас тебя и колбасой угощу, и грудинкой, и сала соленого попробуешь — все, что мы делаем.

Живот у меня предательски забурчал и я понадеялся, что Самохин этого не услышал. А то как-то нехорошо… не знаю чем — но нехорошо. Я всегда сыт и мне ничего не надо!

Дом был хорош. Вот если бы я хотел построить себе дом — он был бы именно таким. В этом доме соединилась и провинциальность, сельская глубинка, и все достоинства городской жизни — начиная с ванной комнаты и туалета, обустроенных великолепной импортной сантехникой, и заканчивая огромной кухней, где хромом и белизной сверкали лучшие образцы мировой кухонной техники. Моя кухня, мой дом (мой! Хы-хы…), в сравнении с этим великолепием были просто убогими и жалкими.

Впрочем — с чем еще и сравнить. За эти дни я посетил немало сельских домов, и могу с полной ответственностью сказать, что живу я очень даже неплохо, и дом мой — просто дворец, если только не знать о том, как живет простой фермер Самохин.

Были бы деньги, я бы оборудовал мой дом ничуть не хуже, чем у этого фермера. Но надо ли мне это делать? Может, и надо. Только говорить пока что и не о чем — тут один паркет стоит не меньше миллиона. Что там говорить обо всем остальном? А какие у меня деньги? Тьфу одно…

— Тапочки надевай… у меня паркет дорогой! Полтора ляма за него отдал. Не хочется его поцарапать! — подтвердил мои подозрения Самохин — самый дорогой, дубовый. Можно было бы и подешевле, да ну и его нафиг. Дуб — вечная штука, да и красиво. Деньги есть — почему бы и не положить нормальные полы, ведь правда же? Сегодня жив, а завтра и нет. Семеновна, собери нам на стол! — обратился он к женщине лет пятидесяти, одетой в безупречно чистую униформу (!!!), и даже с кружевным по краям передником — чайку, копченостей. Сала давай, грибков — всего такого, и побольше! Парень молодой, голодный, ему есть надо! И собери ему сумку с собой в ассортименте! Пусть знает, какую вкусноту мы тут делаем!

Я вяло потрепыхался, мол не нужно никаких подарков — рожу-то нужно состроить, иначе как? Вежливость же! Но очень сильно сопротивляться не стал — так, на всякий случай. Люблю я копчености, ну чего уж греха таить! Да и сальца с чесночком очень даже уважаю. С борщом, в прикуску!

А женщина похоже что прислуга у него в доме, у Самохина. И видать не одна она такая работает. Мы с хозяином дома уселись в гостиной за длиннющий стол, за которым можно уместить человек двадцать народу, а женщина стала возиться в кухне — с кем-то говорила, кто-то хихикал — какая-то девушка, в общем — прислуга суетилась, чтобы выполнить указание своего барина.

Забавно на это смотреть. Ну в самом деле — настоящий барин!

— Небось смотришь, и думаешь — вот же барин! — прервал мои мысли Самохин, и я даже невольно фыркнул — так легко он прочитал то, о чем я думаю.

— Да ладно, ладно! — ухмыльнулся фермер довольно — Не читаю я твои мысли. Все, кто ко мне сюда попадает, так сразу и думают в первый момент. Мол, сидит тут, жирует, вишь, прислуга у него, денег куры не клюют! А то, что я за эти деньги потом и кровью своими платил — этого никто не видел. Пока все наладил, пока добился, чтобы эта земля приносила доход… Я и воевал за нее. В девяностые чего только не было! Приезжали ко мне бандюки, данью обкладывать. Как приехали, так и… хмм… уехали. Глаза Самохина затуманились, и я вдруг подумал — а ведь скорее всего и не уехали. Если пошарить в господском пруду — не найдется ли там несколько скелетов с колесами от сельхозтехники на шее? Или где-нибудь в болоте, там, где со слов моей домашней нечисти живет болотная кикимора.

Но ничего такого вслух я само собой не сказал. Я вообще-то очень положительно отношусь ко всякой такой бандитве типа «бригада» — я бы их навечно положил не задумываясь ни на секунду.

Рассказывали у нас в части, как в девяностые одна такая бригада приехала к командиру полка требовать своей доли от расконсервированных и выставленных на продажу армейских грузовиков. Их тогда много списывали, просто эшелонами. Срок пришел, да и время такое было — распродавали имущество. Жить-то как-то надо было, когда офицерам месяцами не давали их жалованье. Так вот приехали бандиты на нескольких машинах, и всего лишились — и машин, и здоровья. Из ворот организованно вышел батальон солдат с саперными лопатками, и под прикрытием пулеметчиков почикали бандитву, как колхозники сорняки на своем родном огороде. Машины разбили, а потом и подожгли. Бандиты стали инвалидами — те, кто выжил.

Никаких последствий для командира части не было — нападение на охраняемый объект, на воинскую часть, да еще и с применением оружия (идиоты успели пару раз пальнуть из древних «ТТ») — действия были признаны правомерными. Только идиот может считать, что государство, даже слегка и подгнившее, допустит, чтобы какие-то шпанские уроды пытались диктовать ему свою уголовную волю. Раскатает в блин!

Не берусь говорить, что это полная правда — но очень на правду все это дело похоже. Рассказывали историю люди, достойные моего доверия. А я — за что купил, за то и продаю.