Ее чудовище (СИ) - Огинская Купава - Страница 8

Мое неожиданное признание было встречено благосклонной улыбкой. От нежелательного донорства, впрочем, это не спасло.

*

Дом мой Барон покинул в девятом часу ночи. Поцеловал пальчики на прощание, пообещал неутешительное:

— Вернусь завтра.

И растаял.

Я же, остервенело вытирая поцелованную руку о платье, бросилась в спальню. Собирать вещи, не без содрогания представляя, как же «обрадуется» бабушка. Бояться того, что потеряю магазин, пока не стоило, прошлый месяц выдался на удивление прибыльным, сбережений для выплаты кредита должно было хватить на полгода… Я могла себе позволить сбежать ненадолго от проблем, надеясь на то, что проблемы уже через пару недель забудут путь в мой дом.

В моих оптимистичных мечтах я возвращалась в город через месяц и меня никто больше не поджидал на кухне, желая полакомиться моей жизненной силой.

В реальности же я металась по комнате с единственной панической мыслью: что с собой взять?

Уже ближе к полуночи я кое-как собрала вещи, бросила сумку у дверей и, обессиленная, упала на кровать, чувствуя, как мелко подрагивают от перенапряжения руки. Все же силы из меня Барон вытянул прилично.

Впрочем, это уже не имело значения: в обед от южных ворот должна была отходить в Сар-Шасах пассажирская карета, которая очень удачно проезжала через мою деревню.

Я была готова бежать, я даже знала, что именно напишу в объявлении для покупателей. Я верила, что меня ничего не сможет остановить!

А утром под дверьми магазина меня ждала дама Ариш…

Бледная, осунувшаяся, с воспаленными глазами и нервно подрагивающими пальцами, она смотрела на меня так, что не впустить ее я просто не могла.

— Шелла, детка, мне нужно что-нибудь от простуды, — сипло сказала она, с грустной улыбкой протиснувшись мимо меня в магазин.

— Когда вы заболели?

— Вчера, — кашлянула она, — а Мисси три дня назад. И запасы твоего сбора уже кончились.

Я не удивилась. Дэши Ариш каким-то невероятным образом умудрялась заражаться от своей дочери каждый раз, как та болела. Восьмилетняя, на вид совершенно здоровая девочка была удивительно болезненным ребенком, что делало Дэши чуть ли не постоянным моим клиентом.

— Температура? Кашель? Заложенность носа? Головная боль?

— И слабость тоже, — кивнула она.

— Вам как обычно? Или попробуем что-нибудь новое? — поинтересовалась я, выложив на прилавок уже привычный холщовый мешочек с лекарственным сбором, по краю украшенный тонкой вышивкой. Мешочки эти я закупала у ведьм. Потому что их вышивка, оберегающая от сырости и перепадов температуры, защищала наверняка, чего нельзя было сказать о мешочках, продававшихся в торговых рядах. Даже самая красивая и ровная вышивка шелковой нитью, выдаваемая торговцами за обережную, имела в несколько раз меньше силы, чем кривой ведьминский стежок суровой ниткой. — Есть хорошие порошки, и стоимость их на порядок ниже…

— Нет, — мягко перебила меня женщина, — мне как обычно.

Понимающе кивнув, я протянула ей травяной сбор, на всякий случай, уже просто по привычке, спросив:

— Как пользоваться, помните?

— Конечно, — мягкая измученная улыбка, и на стол легли семь поблескивающих медью цехелей, — спасибо.

Проводив женщину до дверей, я не стала запираться, решив, что раз так случилось, то до обеда вполне могу поработать.

Это была ошибка.

Такого наплыва покупателей у меня не было уже… да никогда не было!

Ко мне шли и уже хорошо знакомые горожане, и те, кому меня посоветовали, и просто случайные люди, скитающиеся от аптекарского магазинчика к лекарской лавке или дому знахарки. И все они искали что-нибудь от простуды. Кого-то мучали лишь кашель и легкая слабость, кто-то едва стоял на ногах от температуры, некоторым везло больше, и за лекарствами для них приходили родные. Пока еще здоровые…

За день я распродала все свои запасы, пропустила обед и совсем забыла о спланированном побеге.

И вечером, закрыв дверь за последним покупателем, который, ради разнообразия, пришел за настоем для мужской силы, я медленно добралась до прилавка, где и спряталась под надежной защитой столешницы.

За прошедший день я смогла понять только одно — на город напала какая-то глупая эпидемия простуды. И мне бы, наверное, стоило радоваться: сегодня я заработала больше, чем за весь прошлый месяц, но… я ненавидела эпидемии. До дрожи, до крика, до нервной истерики. Потому что знала, что каждое поветрие, будь оно на первый взгляд совершенно безобидным, ведет за собой смерть.

Мор, прошедший по нашей деревне больше трех лет назад и забравший у меня маму, открыл мне эту тайну.

— Радость моя, почему я должен тебя ждать? — недовольный голос Барона, раздавшийся в оглушающей тишине магазина, показался мне совершенно неуместным. Послышались шаги, и в поле моего зрения появились черные брюки, сегодня заправленные в высокие сапоги. — Час, моя дорогая, я жду тебя уже час. И не смей от меня прятаться.

Он присел на корточки, встретился со мной взглядом и замолчал, пораженный моим подавленным видом. Растеряв все свое возмущение, Барон напряженно спросил:

— Что случилось?

— Прибыльный день, — ответила коротко и неохотно, только потому, что совсем уж внаглую игнорировать Высшего было немного самоубийственно.

— Поэтому ты, непозволительно обессиленная, прячешься под столом?

Неопределенно пожав плечами, я тяжело вздохнула.

— Дорогая, я уверен, что у людей после удачного дня принято вести себя совершенно иначе.

— А кто сказал, что он был удачным? — непритворно удивилась я.

Барон опешил, сраженный моей искренностью. Помолчал немного, обдумывая вопрос, чтобы уверенно заявить:

— Вы любите деньги.

Убойный аргумент, ничего не скажешь. Но сил спорить с ним не было… смелости тоже. Да и с дуростью были серьезные проблемы, потому говорить Высшему, что он не прав, я не стала. Просто сидела, уставившись пустым взглядом в пуговицу на его рубашке, едва заметно поблескивающую и почти неразличимую на черной ткани. Черное на черном.

— Я недоволен, — счел своим долгом оповестить меня он.

Ну я и не смолчала:

— Прискорбно слышать.

Не тратя больше времени на разговоры, Барон вытащил меня из-под прилавка, небрежно закинул на плечо, проигнорировав мое сдавленное кудахтанье, и потащил на второй этаж.

Если бы это была единственная неприятная неожиданность, я бы, наверное, смирилась. Но на этом проблемы не закончились!

Мы ворвались на кухню. Именно ворвались — с грохотом распахнув дверь, Барон порывисто шагнул к столу, уронил меня на стул и резко крутанулся на каблуках, встав лицом к старенькому, но все еще крепкому кухонному гарнитуру.

— А что вы задумали? — всполошилась я, когда Высший с непередаваемым выражением лица навис над мирно стоявшим на своей плитке чайником.

— Глупость, — честно признался он. — Как это включается?

— Послушайте, давайте вы просто скажете, что надо, и я все сделаю, — я даже со стула привстала, готовая спасать свое добро. И тут же свалилась обратно, сраженная невероятным:

— Собираюсь делать чай. Вы же, женщины, любите поговорить за чашечкой чая, — не отвлекаясь от созерцания чайника, отозвался он. — Сейчас я разберусь, как устроена эта проклятая вещь, заварю чай, и ты расскажешь, почему выглядишь такой подавленной.

— Но я не хочу с вами откровенничать.

— А придётся, — он недобро сверкнул на меня глазами. — Моя пища всегда должна быть довольна жизнью. От этого зависит твой вкус!

— Ну знаете ли…

— Молчи, женщина, — раздраженно дернул плечом он. Потом потянулся к чайнику, и я не выдержала:

— Поветрие на город легло, ко мне сегодня все с простудой шли, никогда такого не было, — выпалила я и жалобно попросила: — Не трогайте его, пожалуйста.

— И тебя это расстроило? — удивился Барон, потеряв к чайнику всякий интерес.

— Это ведь только начало.

Я прекрасно помнила, как все у нас в деревне случилось. Сначала заболел кожевник — на первый взгляд, просто воспаление легких, с таким у нас бороться умели: настоев попить, парами подышать, порошочек специальный в питье не забывать добавлять, оно и само пройдет, без осложнений.