Остров кошмаров. Корона и плаха - Бушков Александр Александрович - Страница 12

Обнаружив, что он и его люди оказались в дикой глухомани, Брэдфорд самым беззастенчивым образом устроил спонсорам натуральнейшее кидалово. Отписал им, что более не считает себя связанным договором – он, дескать, честно собирался отработать семь лет в Вирджинии, но привезли поселенцев вовсе не в Вирджинию, а на ничейные земли. Определенная логика в этом была. Точнее, юридическая прореха в договоре – в самом деле, поселенцы оказались не в Вирджинии, до которой пришлось бы тащиться пешедралом добрых тысячу километров, с женщинами и малыми детьми, без еды…

У Вирджинской компании не было никакой возможности воздействовать на нарушителей контракта. Кроме одной-единственной – обрезать финансирование, что купцы с садистским удовольствием и проделали. Оставшись без помощи извне, колонисты все же выжили – благодаря и упорному труду (в трудолюбии пуританам не откажешь), и помощи местных индейцев, оказавшихся более мирными, чем их соплеменники в Вирджинии. Позже протестанты краснокожих «отблагодарят» на свой лад – пулями, отравой и настоящим геноцидом…

Поначалу колония едва не погибла из-за внутренних распрей – примерно половина поселенцев, севших на «Мейфлауэр» уже в Англии, была протестантами, но не пуританами. Они при поддержке все той же Вирджинской компании отправились к Иакову и смиренно попросили разрешения уплыть в Америку. Иаков задал один-единственный вопрос: как они намерены выживать за океаном?

– Рыбной ловлей, – ответили пуритане.

Иаков воскликнул:

– Пусть Господь возьмет мою душу, это почетное и славное занятие! Даже апостолы не гнушались им!

Вот уж чего не было в характере Иакова – так это простодушия. Он просто-напросто с превеликим удовольствием отделался при первой возможности от очередной группы протестантских горлопанов.

В Америке протестанты разных толков затеяли жаркий спор – кто будет руководить колонией, кто именно станет ее духовно окормлять. Ни одна из сторон уступать не хотела. Трудно сказать, к каким печальным последствиям могла бы привести эта свара, затянись она надолго – места и обстановка как-то не способствовали долгим дискуссиям на тему «Как нам обустроить Америку?». Что в конце концов поняли и митингующие. Перед лицом голодной смерти составили своего рода мирный договор: «Мы полагаем принимать для общего блага добродетельные, справедливые и равные для всех законы и постановления, которым мы все обещаем повиноваться». Договор подписал сорок один человек – все совершеннолетние мужчины. Какое-то время его старательно соблюдали, что и позволило выжить колонистам, основавшим нынешний город Плимут, названный в честь английского Плимута. Позже, когда в колониях станет гораздо многолюднее, договор бесцеремонно нарушат, «справедливых и равных для всех законов» не будет, а учрежденные окажутся не такими уж и добродетельными. Однако не будем забегать вперед…

Жители Плимута и окрестностей положили начало Новой Англии – это название охватывает несколько штатов и служит сегодня прямо-таки символом пуританского меркантилизма, чопорности, пуританских добродетелей (сплошь и рядом чисто внешних). Новая Англия стала сердцем американского Севера. Вирджиния соответственно – сердцем американского Юга. Между ними постепенно росли серьезные противоречия, которые в конце концов и привели к Гражданской войне 1861–1865 гг.

Но это, во-первых, уже чисто американская история, а во-вторых, об этой войне я уже написал толстую книгу, так что повторяться не буду. Упомяну лишь, что до смерти короля Иакова – и в первые годы правления Карла Первого – сколько-нибудь массовой колонизации Америки совершенно не велось. Она начнется позже, о чем будет рассказано особо – там происходило немало интересных вещей, от чисто юмористических до трагических (юмора гораздо меньше, а крови и грязи, как это у англичан водится, гораздо больше).

Нах Москау, милорды!

Именно в правление Иакова Первого, во времена русского Смутного времени, русская и английская истории причудливым образом переплелись – первый и последний раз таким вот образом…

Иван Грозный вел по отношению к англичанам довольно взвешенную политику и, уж безусловно, не позволял сесть себе на шею и ножки свесить. Никаких особых привилегий английским купцам не предоставлял, не пускал их в Сибирь, прекрасно понимая, что в этом случае вся меховая торговля окажется в руках лондонских «мужиков торговых», нацелившихся на устья Енисея и Лены.

После его смерти ситуация решительным образом изменилась. Царь Федор Иоаннович был человеком крайне мягким и слабовольным (хотя, безусловно, и не скудоумным дебилом, каким его порой выставляют до сих пор). «Могучий при слабом государе» имелся – всесильный Борис Годунов, фактический правитель, брат жены Федора Ирины. Вот он перед англичанами откровенно расстилался.

Елизавета старалась наладить ухудшившиеся в последние годы жизни Грозного русско-английские отношения, в первую очередь торговые. Именовала Годунова в своих посланиях «самым дорогим и любимым двоюродным братом», отправила к царице Ирине своих врачей (Ирина, очень похоже, страдала бесплодием). Елизавете все это не стоило ни гроша – ну, может быть, оплатила врачам проезд, что сомнительно, зная ее скупость. А вот Годунов предоставил англичанам нешуточные льготы: вообще освободил от торговых пошлин и дал другие привилегии. По подсчетам Карамзина (несмотря на все эмоции и выхлестывающий за любые пределы пафос в его «Истории государства Российского», в цифрах он точен), от такой щедрости страна теряла 20 000 рублей ежегодно – по тем временам деньги огромные.

Правда, даже Годунов не выдержал, когда Елизавета потребовала для своих купцов вовсе уж заоблачных привилегий: стала требовать, чтобы русские запретили у себя торговать не только другим иностранцам, но и английским купцам, не принадлежавшим к Московитской торговой компании (кто эту идею лоббировал в Лондоне, догадаться нетрудно). Из Москвы ушел недвусмысленный ответ: «Это дело нестаточное и ни в каких государствах не ведется… этим нелюбье свое объявляет Царскому Величеству и убытку Государевой Земли, хочет дорогу в нее затворить». Позже англичане всерьез вознамерились сделать Россию (или по крайней мере ее часть) английским протекторатом. Это были не фантазии, а подробные бизнес-планы, разработанные английскими купцами.

Многим сторонним наблюдателям тогда казалось, что России как суверенному государству пришел конец: отсутствие центральной власти, разноплеменные иностранные интервенты, «воровские» казаки, нахлынувшие пограбить в немалом количестве, самозванцы, причем некоторые из них с кое-какой военной силой… В 1612 г. двое представителей Московитской компании в России, Томас Смит и Джон Меррик, подали королю Иакову обширный и детально проработанный меморандум о состоянии русских дел и тех выгодах, какие представляет и русский рынок, и установление над Россией английского протектората. Никакой лирики, одна конкретика. Авторы меморандума подробно описали географию и экономику как Русского Севера, так и Волги до Каспийского моря – к тому времени английские путешественники (а по совместительству и разведчики) хорошо изучили те места.

Экспортируемые товары были перечислены подробно: «Лен, пенька, канаты, смола, деготь, сало, мачтовый лес (необходимый материал для нашего флота), меха всех сортов, воск, мед, бобровые шкуры для шапок, воловьи, коровьи и буйволовые кожи, поташ, льняное и конопляное масло, икра и так далее».

Икра и тогда была в Англии лакомством для богатых, смолу и многое другое можно было приобрести и на континенте. Однако мачтовый лес имелся только в России и был товаром стратегическим. Как и корабельные канаты и пенька, из которой делали в первую очередь канаты и всевозможный такелаж, сиречь корабельные снасти. А выгода русских купцов от торговли мехами была прямо-таки фантастическая – одна-единственная шкурка соболя высокого качества в Сибири стоила три копейки серебром, а в России продавалась за сто рублей (рубль тогда был, подобно английской марке, исключительно счетной единицей и составлял сто серебряных копеек). Иными словами, прибыль более чем в 3000 процентов! Понятно, перехватив этот выгодный бизнес, английские купцы озолотились бы.