В бой уходили десантники - Громов Иван - Страница 54

Подошел переводчик. Фашист начал спрашивать. Но Ермаков ничего не слышал. Его молчание, взгляд в пустоту и безразличие ко всему, видно, гитлеровцу не понравились.

После нескольких окриков офицер вытащил «парабеллум» и толчками в спину подвел Ермакова к дереву. «Ну, теперь конец!» — мелькнуло в голове. Фашист отошел и повернулся к своей жертве, передернул «парабеллум». «Значит, патрон в патроннике, сейчас будет стрелять», — подумал Ермаков. Офицер отошел еще дальше и встал, как на тренировке в тире. Начал целиться… «Сейчас все. Даже не повоевал как следует», — в доли секунды промелькнула и эта мысль. Прогремели два выстрела…

Среди гитлеровцев, наблюдавших эту сцену, поднялся хохот. Видно, что они забавлялись русским парашютистом и решили просто-напросто повеселиться. «Фашисты! — решил Ермаков. — Знали бы вы, сколько вас, представителей арийской расы, ухлопали десантники на белорусской земле, наверное, не хохотали бы», — с возмущением начал размышлять Ермаков, а часовой уже показывал, что пора в сарай.

Далее у Ермакова и других пленных все было как в кошмарном сне: побег, скитания по лесам и болотам, снова плен, разные фашистские лагеря до конца войны, и Освенцим в их числе.

Пережил кошмар и врач 2-го батальона Леонид Лисов, брат Ивана Лисова, одного из пионеров воздушно-десантных войск. Врач в группе бойцов участвовал в уничтожении 13-го механизированного полка в районе деревни Холодники. В сутолоке ночного боя никто не заметил, как Лисова ранило. Утром, когда фашисты прочесывали лес, его и пленили.

Тяжелораненого Александра Чуйкова медпункт бригады, как и других, передал в санбат стрелковой дивизии в Пирятине.

Утром 20 сентября в медсанбате поднялась тревога: танки противника прорвались. Вокруг гудели моторы. Спешно грузили раненых. Слышались команды, крики, стоны, голоса медицинских сестер.

Вскоре машина, где лежал Чуйков, втиснулась в колонну, выходившую из Пирятина. На дороге через поля она попала под удар. Разрывом снаряда мотор машины разворотило. Водитель погиб. Раненые в кузове приготовились к худшему.

Чуйков прислонился спиной к борту и с тревогой ожидал развязки. Слышались очереди «шмайсеров», фашисты добивали раненых, косили убегавших. Трое из них побежали к грузовику, где в кузове лежали в бинтах, пропитанных кровью, тяжелораненые.

— Эти не воюют. Они ранены! Ране-н-ы-е! — надрывалась медсестра, раскинув в стороны руки.

Казалось, она своим девичьим телом хотела прикрыть всех, защитить от расправы.

Один фашист уже приготовился проткнуть девушку штыком, но другой остановил его. Двое вскочили в кузов и начали орудовать штыками. Чуйкова и других, кто сидел, выбросили через борт.

Насытившись кровью и смертью беспомощных раненых, гитлеровцы начали сгонять уцелевших от расправы в общий строй. Пинками, прикладами винтовок навели «порядок» среди пленных и погнали их под палящим солнцем в сторону ближайшего села.

И начались у Чуйкова кошмары. Был побег. Снова схватили у поселка Прорубь. Затем лагерь в Сумах и этапы до Штеттина. Лагерь «Марка» в Норвегии. Тайный лагерь «Волебо» и освобождение норвежскими партизанами.

Как стало известно, в районе белорусской деревни Городок попал в плен и комбат Николай Солнцев. Многие десантники прошли через муки лагерей. Но эти испытания не сломили сильных духом красноармейцев и командиров невероятно трудного начального периода Великой Отечественной.

На пятой дневке уставшие, голодные десантники в двух километрах южнее села Липовая Долина остановились перед глубокой рекой Хорол. Замаскировались в кустарнике, приготовились к последнему броску.

В ту тревожную и по летнему короткую ночь группа комбрига преодолела не менее 20 километров и в деревне Синевке, на реке Псел, встретилась с 1-й гвардейской стрелковой дивизией, которая лишь недавно удостоена этого высокого звания.

Распоряжением генерал-майора И. Н. Руссиянова десантников накормили. Впервые за три месяца боевых действий они помылись в бане, сменили белье, обувь.

И снова, как в Марьиной Горке, Николай Прощутинский заступил на пост у Боевого Знамени бригады. А далее Лебедин, затем поездом — в Харьков и Чугуев. Сюда, на сборный пункт, как условились ранее, выходили группы и одиночные бойцы-десантники.

С начальником штаба бригады, к примеру, вышли из окружения 180 красноармейцев и командиров. С другими командирами и политработниками прибыло поменьше.

Испытания начального периода войны для десантников остались позади. По вечерам группировались. Вспоминали пройденное и выстраданное. Писали письма.

В середине сентября распоряжением Ставки Верховного Главнокомандования 4-й воздушно-десантный корпус вывели в тыл и направили на доукомплектование. Об этом стало известно и бойцам 214-й воздушно-десантной бригады. Железнодорожным эшелоном уезжали они на восток. Несколько раньше туда же направились 7-я и 8-я бригады с управлением корпуса и подразделениями.

Через сорок лет

Было 11 июля 1982 года. Гудел голосами ветеранов-десантников актовый зал московской средней школы № 708. Здесь, в подшефной школе, где создан музей боевой славы, посвященный истории 4-го воздушно-десантного корпуса, собрались его бывшие воины по случаю 40-летия Вяземской воздушно-десантной операции. Впервые на большой сбор в Москву съехались более ста участников одного из крупных парашютных десантов второй мировой войны.

Этот юбилей нельзя было не отметить. Подобных воздушно-десантных операций не знала ни одна из зарубежных армий. Это первый случай в военной истории, когда более 10 тысяч парашютистов ночью в сложных условиях зимы опустились на захваченную врагом Смоленщину и действовали во вражеском тылу около пяти месяцев.

Многие участники той операции начинали историю корпуса в Белоруссии, а некоторые ее завершили в составе 1-й гвардейской воздушно-десантной дивизии.

Во всех группах шумные разговоры, шутки, воспоминания и обычное:

— А помнишь?!

— И вправду ведь не стареют душой ветераны! — слышался голос И. Д. Полозкова.

— Душой не стареют. Это верно. А вот где твои русые волосы? — спросил В. И. Спирин.

— Это уже иной разговор. Не задирайся, Виктор Иванович! — как всегда, нашелся Полозков.

Оба они уже в солидном возрасте. В 1987 году Полозков отметил свое 80-летие. Возраст дает о себе знать, но оба ветерана держатся молодцами, хотя жизнь и потрепала их, как говорят, больше некуда.

После разгрома фашистских войск у берегов Волги с приговором медкомиссии: «Годен к нестроевой в военное время» Илья Дмитриевич продолжал службу и с февраля 1943 года готовил парашютистов для действий в тылу врага. Он и сам летал за линию фронта с разными заданиями. Награжден орденом Красного Знамени. Закончил службу в 1953 году.

Виктор Иванович Спирин, как и Леонид Иванович Лисов, — один из тех, кому судьба уготовила тяжелое испытание. Он также начинал службу в Бобруйске. Потом бои в Белоруссии, десант на Смоленщине и годы плена. Орденом Красной Звезды отмечено его участие в войне.

Почти никто из гостей Москвы, кроме Полозкова и Спирина, не знал полковника в отставке Михаила Алексеевича Котлярова. А он — один из пионеров воздушно-десантных войск, родившихся в Белорусском военном округе в 30-е годы.

Михаил Алексеевич помнит участие подразделений 214-й бригады в парашютном десанте в Бессарабии. Тогда он служил в управлении боевой подготовки Красной Армии. После четвертого формирования корпуса Котляров стал командиром 9-й воздушно-десантной бригады, а после переформирования корпуса в дивизию — командиром 6-го воздушно-десантного стрелкового полка. С ноября 1943 года он — заместитель командира дивизии.

Из пионеров воздушно-десантного дела в Белоруссии участвовал в сборе и полковник в отставке Петр Васильевич Терещенко. Он — москвич, пришел в парадном мундире, при орденах. Мало кто знал, что после тяжелого ранения под Сталинградом он продолжал носить в ноге несколько осколков. Решение медкомиссии: «Не годен к строевой» он не показал никому, и его назначили командиром батальона в 7-ю воздушно-десантную бригаду. В составе курсов воздушно-десантных войск участвовал Терещенко и в Параде Победы.