Царь пустыни (СИ) - Теоли Валерий - Страница 53

– Да. Для укрепления печатей понадобится обновить их. В прошлом адептам Бездны наносили татуировку-ожерелье кровью полубогов, нефилимов и полудемонов. У детей бессмертных телесный сок более насыщен жизненной силой, глифы и руны на его основе дольше держатся. Печати из божественного ихора почти вечны. Однако, и кровь простых смертных сойдёт.

Хм. Если заряжать печати моей кровушкой, построив замкнутый цикл – трата энергии на сдерживание – подпитка жизненной силой, – отпадёт необходимость в обновлении.

– Ты нанёс печати?

– Да.

– Хорошо. Пойдёшь со мной. Научишь.

– Э? – Бледность понемногу сходила с удивлённой физиономии эльфа. – Мне ещё не встречался носитель Тьмы, желающий избавиться от тёмных Даров.

– Я уникален. Знаешь, как отсюда выйти на поверхность?

– Разумеется, дорогой друг! – просиял лысый, учуяв спасение. – Объяснить не сумею, чересчур сложно, зато выведу. Помоги подняться!

Ну, хоть не требует нести его. Я протянул ему костяную руку. Приходящий в себя эльф испуганно отпрянул, доставив мне удовольствие реакцией. Совладав с чувствами, он взялся за искусственную конечность и неуклюже встал.

– Что это за место? – Я забрал сумку у собравшего вещи лысого. – Мы недалеко от Поющего Ручья?

Бой с крылатыми произошёл примерно в ночном переходе от оазиса. Восстановление заняло ночь, днём солнечники сидят под куполами барьеров. Следовательно, нашли они меня следующей ночью и перенесли сюда. Без сознания я провалялся самое меньшее сутки. Не могли эльфы уйти на приличное расстояние от столицы дома за несколько часов.

– Можно и так сказать, если для тебя расстояние, пройденное за четыре ночи верхом, считается небольшим. – Сколько же дней минуло с боя в пустыне?! Я опоздаю на встречу с Проклятыми! – Мы под Песчаными Водопадами, дружище, в сердце Белой пустыни.

Интерлюдия третья

Брадосец

Крепчающий ветер сбивал шапки барханов и уносил молочно-белые песчинки ввысь. Крохи взлетали выше растущих у маленького озерца деревьев, выше громады обелиска, торчащей из песка посреди засыхающего оазиса – к круглоликой Матери Луне и усыпанному мириадами звёзд небу.

На плоской вершине колоссального сооружения стояли двое – высокий старец с иссечёнными морщинами жёстким лицом и мужчина лет тридцати пяти. Сторонний наблюдатель, окажись таковой поблизости, непременно удивился бы столь необычному зрелищу. На вершину не вело ни верёвок, ни лестниц, отвесные стены обсидианового обелиска поражали гладкостью, несмотря на древность. На то, как оказались двое наверху, намекала еле заметная точка на фоне лунного диска. Смертный без магического зрения принял бы её за птицу, а маг, и то не любой, узнал бы резвящуюся на недостижимой для луков и баллист высоте мантикору. А вот небесного змея, составляющего компанию крылатой кошке, не увидел бы никто. Полупрозрачное гибкое тело чудовища полностью сливалось с темнотой неба и оставалось невидимым в астрале.

Ветер трепал просторные одежды и играл длинными волосами – седыми у пожилого чародея и чёрными как смоль у молодого аллира с парными мечами на поясе и колчаном за спиной. На красивом, породистом лице последнего отражалось презрение. Он не сводил неприязненного взгляда со старика, опирающегося о непримечательный посох странника.

– Ты такой же приставучий, как и раньше, – пробурчал черноволосый. – Я уж надеялся, что сбил тебя со следа в аранье.

– От меня не убежать, сам знаешь, – ровным голосом ответил чародей. – Но местечко ты выбрал укромное. Ныне живущие забыли, зачем построен обелиск и о тайнах, хранимых им. Кое-кому пришлось изрядно потрудиться, разгадывая его загадки.

– Решил вспомнить молодость? – фыркнул стрелок. – Тогда это не ко мне. Посети Каранор и захлебнёшься воспоминаниями. Правда, жилище твоей наставницы здорово изменилось с тех пор, как к ней наведались ангелы. Скверное место.

– Я бывал там, – со скорбью сказал старец. – От великолепия царской столицы не осталось и следа, а нынешние её обитатели вызывают отвращение. Подумать только, во что превратились слуги Вечной Девы. Морнгейлу бы руки оторвать за содеянное.

– Так это он приложил руку к созданию Кошмара?

– А то кто же. Умирая, Айраэль обратилась к нему за помощью, и единственное, что негодяй тогда сумел предпринять – поместил её в сон, неотличимый от смерти. После битвы с ангелами ей снятся кошмары, просачивающиеся в реальность. А, долго рассказывать.

– Айраэль можно разбудить? – оживился черноволосый.

– Дух царицы жаждет заполучить свежий сосуд, однако, подходящий для божественной сущности большая редкость, а если искать в пустыне, то шанс найти таковой сводится к нулю. Айраэль не предусмотрела разгрома и попала в очень затруднительное положение. Поиск длится тысячи лет.

– Помог бы. Она обучила тебя магии крови.

– Не вижу необходимости. Всем, чем владею, я обязан себе и Великому Князю.

От внимания лучника не ускользнула пауза, допущенная перед упоминанием аллирского правителя. Сколько помнил чародей черноволосого, тот отличался вспыльчивым нравом и презрением к шпионам и интригам, признавая, однако, их пользу. Особенно неприязнь возросла после предательства, приведшего к падению Аллирана. Назначенный мастером над соглядатаями маг, и до того не пользовавшийся расположением легендарного стрелка, стал ему ненавистен, хотя не имел отношения к крушению империи аллиров. Недоверие опутало обоих шипастыми цепями. Князь не сделал ничего, дабы предотвратить зародившуюся вражду. Вскоре правитель потерпел окончательное поражение, и на примирение с Сарроком не осталось надежды.

За свою долгую жизнь чародей научился извлекать выгоду из любой ситуации. Пробуждение йима было запланировано давно, причём отношение гордого стрелка к создателю Ночных Охотников также учитывалось. Презрение и ненависть принесут пользу, вылившись в осуществление очередного пункта плана. Именуемый людьми де Виллано намеренно подогревал неприязнь. Здесь сделать паузу, еле различимую, чтобы Саррок не догадался об игре, он вспыльчив, но совсем не дурак, там будто бы невзначай тяжело вздохнуть. В результате стрелок пойдёт по тропинке, обозначенной чародеем.

Черноволосый зло усмехнулся.

– Некоторые никогда не меняются. Узнаю малыша Агарваэна. Твоё самомнение достигло вселенских масштабов ещё в нашу эпоху. Не понимаю, почему именно тебя выбрал Великий Князь. Ты никогда не был ему предан.

– Прикуси язык, – позволил себе вскипеть чародей. – Думай, что угодно, но не произноси вслух моего настоящего имени. Не хочу, чтобы случайно оброненная фраза напомнила обо мне бессмертным. Я же не называю твоего истинного имени.

– Ты всегда выделялся своеобразным отношением к собственной безопасности. Зря волнуешься. Кроме нас, обелиска и ветра поблизости никого нет.

– Воздух, камень, песок… Любой из них рад поведать о нашей встрече умеющему слушать.

– Поэтому нас окружает Сфера Безмолвия?

– Дополнительные меры безопасности. Признаюсь, удивлён твоей беспечности.

Черноволосый скривился.

– Кто нас подслушает в пустыне? На сотни лиг ни одного живого существа, ни одного духа, не считая наших питомцев. О нашей встрече не знает никто из смертных. Уверен, и твои прислужники понятия не имеют, где их хозяин и с кем.

– А ты так уверен в своих прислужниках?

Лучник промолчал, обдумывая слова чародея. За проведённые в бегах века Агарваэн приучился не доверять никому и ничему. Он действительно боялся раскрыться, чего нельзя сказать о Сарроке. Тот привык преследовать добычу и прятался ради смертельного броска, устраивая засаду.

– Мы не ладим, – бесстрастно сказал чародей. – Однако, наши отношения не должны отразиться на общем деле. Дрязги в сложившейся ситуации идут на пользу лишь ангельским и демонским прихвостням.

– Агар… Ты не задумывался, а хотел ли он возрождаться? Возможно, наложенные им печати лишили его памяти не только для того, чтобы он исчез из поля зрения бессмертных. А если он сознательно избавился от воспоминаний?