Космос (СИ) - "pine wood / limitless the sky" - Страница 16

Уже не поразит

своей неповторимостью.

Когда к тому ж

тебя покинет юмор,

А стыд и гордость

стерпят чью-то ложь, —

То это означает,

что ты умер…

Хотя ты будешь думать,

что живешь.»

Андрей Дементьев

====== Часть 7 ======

Комментарий к Тяжело мне далась эта глава, особенно финал, его я писала под эту музыку: https://www.youtube.com/watch?v=KHo_6bBqFJk&feature=youtu.be

Друзья, а от чего вдохновляетесь вы? Если есть чем поделиться киньте ссылку в комментарии или личные сообщения мне будет интересно послушать, что вдохновляет вас, может быть найду, что нибудь для себя.

P.S. Если кто нибудь кинет мне Егор Крид или Тимати или еще кого нибудь из их компании (кроме Басты) будет проклят недельным поносом.

А, чуть не забыла! Как вы наверное заметили я сменила ник, для тех кому интересно, поясню: один мой любопытный друг, пытается отыскать тут мой аккаунт и прочесть мои работы, если он его найдет это будет катастрофа, так как языкастей сволочи я не встречала, и эти шуточки отобьют мне всякое желание писать))) так что вот так, шифруюсь, хотя сосны я очень люблю, жаль было с ним расставаться, но пишу я для себя и для тех кто со мной на одной волне, потому мне не нужна оценка моих работ с оглядкой на мою личность. » — Если не существует реальности абсолютного добра, то вы теряете любую основу для суждений. Слова становятся просто словами, и вполне можно заменить слово «добро» словом «зло».

— Признание это покажется смехотворным, но я склонен считать себя мерой всех вещей, как будто я абсолютное «благо». Ничего хорошего из этого никогда не выходило. Я больше не хочу судить.»

Уильям Пол Янг

POV Льюиса

Наверное, я просто должен вновь смириться с тем, что не будет так, как я хочу, а будет так, как должно быть… Но это «принятие» и доверие к жизни мне всегда тяжело давалось, мне хотелось борьбы и, казалось, что я могу повлиять на все события в своей жизни, что я могу все держать под контролем, стоит лишь приложить еще больше усилий, поднажать, и все точно получится. Тут, наверное, играла роль моя завышенная самооценка и гордость, типа: как это так, я и не справлюсь, я и ошибся? Мое эго не допускало сомнений в себе, но жизнь постоянно вносила свои коррективы. Я прилагал все больше усилий, лез из кожи вон, пыхтел и тужился, в итоге на защите диплома меня свалила сильнейшая паническая атака, сотая, наверное, за последние полгода. Я полз вверх и не обращал внимания на себя, в итоге, стоя у кафедры, я начал задыхаться, хрипеть и расцарапывать собственное горло, меня одолела паника и стыд.

В больнице, где меня накачали успокоительным, после «паломничества» родственников я встретил одного человека, который перевернул мою жизнь. Столкнулись мы в больничном парке, недалеко от хосписа. Я познакомился с пожилой женщиной, прикованной к инвалидной коляске, которая: как я позже узнал, умерла через неделю. Она попросила покатать ее, и я нехотя взялся за чёрные ручки старой коляски и покатил ее по мощеной плиткой дорожке вдоль оживающих зеленью кленов.

Она долго мне рассказывала о том, каким замечательным занудой был ее покойный муж, о его привычке «пускать шептуна» под одеялом и еще куче дурацких глупостей, о которых мне очень не хотелось слушать. Я уже искусал себе все губы, придумывая благовидную причину, чтобы сбежать, но в какой-то момент нашего общения меня пронзила мысль, ошеломившая своей нелогичной очевидностью… Эта чертова старуха, которая стоит одной ногой в могиле, была счастлива! И она была явно счастливее меня! Меня, молодого, красивого, предположим, в будущем успешного, ведь я приложил все свои силы, чтобы быть успешным, но тем не менее она была счастливее меня…

— Деточка, почему ты такой худой? — Вернула меня Виктория (так ее звали) в реальность.

— Э-м… Я не всегда успевал есть.

— И чем же ты был занят, что не успевал есть? — Она обернулась через плечо и удивленно воззрилась на меня своими тёплыми карими глазами, попросив остановиться и сесть на лавочку рядом с ней. Я закатил глаза, понимая, что это теперь точно надолго, но отказать не смог.

— Учился.

— Ты что, в трех институтах сразу учился? — Её вьющиеся седые волосы, собранные в лохматый пучок, трепал осторожный ветерок.

— Нет. Еще работал

— Почему ты работал?

— Очевидно, мне нужны были деньги! — Я начинал раздражаться.

— Твои родители не могли помочь тебе?

— Могли.

— Почему же они не сделали этого?

— Мне не нужна их помощь, я и сам…

— Очевидно, что нужна раз ты здесь, — перебила она меня — и ты так худ. Зачем ты взвалил все это на себя?

— Я не хотел быть обузой… — Какого черта я вообще ей все это рассказываю?! — Мой отец, он всего добился сам, выкарабкался из дерьма и я…

— И ты решил сделать то же самое, взвалив на себя этот груз, чтобы самостоятельно выкарабкиваться из него и быть не хуже отца, быть равным, ведь он, наверное, постоянно тебе твердил, как тяжело ему было… Ясно… — Виктория задумчиво постучала указательным пальцем по губам.

— А где твоя мама?

— Умерла.

— Давно?

— Когда мне было три.

— О Боже! Это ужасно! Деточка, иди сюда я тебя обниму! — Она так искренне пожалела меня… Я…Господи, это было такой глупой чушью, гребаной сентиментальностью! Какая-то старая слезливая ведьма меня пожалела, и мой предатель подбородок против моей воли задрожал, я пытался прикусить губу, но это было сильнее меня, слезы покатились настолько быстро, что я заметил их только тогда, когда они докатились до подбородка и капнули в вырез моей футболки. Я даже не понял, как уткнулся в ее сухое плечо носом и заревел. Я держался, зажимал ладонью рот, чтобы не привлекать внимания, но дрожь выдавала меня. А потом мне стало стыдно за свое поведение, и я не хотел показывать свое убогое красное, опухшее от слез лицо, потому так и сидел, уткнувшись в ее плечо, пока маленькая, сухая и теплая рука гладила меня по голове которая не смогла взять под контроль тело.

— А я то еще думаю, почему я жива, а, оказывается, тебя ждала. — И тут она искренне так захихикала.

— Не смешно… — Пробурчал я в плечо.

— Хорошо, давай я буду говорить, а ты кивать, где я права или отрицать, где не права.

Забегая вперед, скажу, что она оказалась права почти везде. И ничем, как Божьим промыслом, я ее в своей жизни назвать не могу.

— Твоя мама умерла, а твоему отцу было не до тебя, он всегда был на работе?

— Да… до нас, нас у него трое.

— Ужас… Потом он кого-то нашел? — я кивнул.

— Она была плохая?

— Нет.

— Хорошая, ок, но её он любил больше чем вас? — Я заторможено кивнул. Почему-то это всегда казалось мне нормальным, но в ту минуту я впервые в этом усомнился.

— Вас он любил, когда вы этого заслуживали? — Я снова задрожал. Почему-то я никогда не смотрел на это с такой стороны. Я кивнул.

— И вам он, вполне возможно, что не нарочно внушил, будто вы должны оправдать его ожидания и соответствовать его уровню? — Я вновь кивнул.

— Плюс не поленился объяснить, что плачут только слабаки, и если у тебя что-то не получается в той профессии, которую он для тебя выбрал, то это не потому, что она тебе не подходит, а потому, что ты плохо стараешься, верно? — Я каждый раз долго думал, переваривая ее вопросы и свои ответы на них. Я кивнул.

— И поэтому ты усиленно «старался» все это время, забывая есть, отдыхать и расслабляться.

— У меня не было времени на «расслабления», учеба — не время для отдыха.

— А потом будет работа, и тоже будет не время для отдыха, а потом будут дети, семья, внуки, болячки, проблемы детей, старость, и всем ты будешь нужен весь без остатка, все твоё время будет востребовано кем-то, кроме тебя, и ты будешь на потом откладывать свое «расслабление». В твоих приоритетах не будет тебя.

— И как по-вашему я должен пойти расслабиться? Шлюху себе снять?! — Я отстранился, но сразу отвернулся. За свою дерзость и вульгарность мне стало неловко.