Лунный князь. Беглец (СИ) - Арьяр Ирмата - Страница 53

Стало так горько, что я закричал:

— Вы же свободны! Что заставляет вас быть рабами?

Огненный покачал головой и крикнул в ответ:

— Потом поймешь, маленький глупец! На том свете.

Он обрушил на меня поток пламени, и я едва успел обвернуться крылом и отскочить от линии атаки. Какое там отвести удар! Я скорее почуял нутром, нежели осознал: такую силу моему жалкому крылышку не проглотить целиком и сразу. Вот по частям бы…

Как по заказу, пламя расщепилось на несколько щупалец, и в следующую минуту было очень весело. Огненные пальцы пытались ухватить меня, как пятернёй букашку. А если к огненному присоединится второй дарэйли? Или ему не до меня, сдерживает остальных? Краем глаза я видел, что лучники тщетно посылают в жреца стрелы, сгоравшие на полпути к цели.

Когда мне надоело прыгать зайчиком и уворачиваться, я завопил:

— Граднир, Ксантис! Хватит глазеть!

Землю, наконец, тряхнуло. Сьент ухнул в образовавшуюся ямину вместе с дарэйли.

— Окружай! — донесся голос Ольхана. — Готовь копья! Лучники, стреляй!

Мы не успели. Из ямы взвился огненный частокол, сожравший пущенные стрелы и копья. Пыхнуло жаром, и обезумевшие кони подскакавших слишком близко всадников взвились на дыбы, скидывая седоков прямо в огненное марево. Раздались крики боли.

Отряд снова отступил на безопасное расстояние.

— Да завали ты его, Ксантис! — рыкнул Граднир.

— Не могу, дарэйли форм не дает, зараза!

На мой вопросительный взгляд 'земляной' пояснил коротко:

— Парк — светлый, он воссоздает форму поверхности, не успеваю разрушать.

Если вспомнить световой решетчатый купол, то напрашивался вывод что, дарэйли форм способен воздействовать на все стихии. Над этой загадкой потом подумаю, — решил я. О сфере Логоса надо узнать как можно больше. Жаль, что я упустил время, когда рядом был Тион.

Я бросился к телу деда. Он был еще жив, хотя любой человек по всем моим представлениям о таких ранах, давно должен был умереть: меч вошел рядом с сердцем. Не любой, значит. Едва вздымалась его грудь, пузырилась розовая пена у рта, но кровь почти перестала сочиться. Вокруг меча она почему-то запеклась. Может быть, причина такой живучести в том, что дед был неофитом десять лет, и его тело подверглось воздействию дарэйли? Жрецы живучи.

— Мы можем помочь князю, еще не поздно! — крикнул Верховный. — Я призову дарэйли жизни, он будет спасен!

Седобородый рыцарь не выдержал, выпрямился и зычно спросил:

— На каких условиях, Гончар?

— Принц Райтегор станет моим учеником. Если он поклянется, мы освободим и его вассалов.

— Согласен! — не раздумывая, крикнул я. Потому что, задумайся на миг, то не решусь. Не смогу.

Старик захрипел:

— Нет, Райтэ! Не верь!

Ольхан, вскинув на меня изумленный взгляд, тоже вмешался:

— Где гарантия, что он не приведет сюда весь Сферикал?

Сьент услышал и ответил:

— Я останусь у вас заложником. А за Мариэт отправятся дарэйли Арр и Парк.

— Ты останешься один? — не поверил Ольхан.

Заметив, что огонь вокруг ямы стал совсем слабым, я понял, что Сьент преследует сразу две цели: и пытается заполучить меня, и хочет спасти своего дарэйли. Еще немного, и его Арр умрет от истощения. 'У тебя очень умный и хитрый враг, Райтэ', - признал я.

— Тогда торопись, Гончар, — громко сказал я, пока мои друзья не вмешались в переговоры. — Я даю слово стать твоим учеником, как только ты выполнишь обещанное.

Огонь резко погас, а над провалом взвилась крылатая трехглавая фигура.

Я не сразу осознал, что именно вижу: глаза вдруг заслезились от яркого солнца.

Двое дарэйли, обняв жреца, поднялись вместе, слаженно взмахивая крыльями силы. Два крыла на троих. Они взлетели, как единое существо. Это было так прекрасно, что я затаил дыхание.

Опустив хозяина в сажени от провала, дарэйли на минуту положили ладони друг другу на плечи и коснулись лбами. И такой сосредоточенной в кулак мощью вдруг повеяло от их фигур и трепещущих крыльев, что у меня заныло сердце. Потом они расцепили руки, свистнули, призывая разбежавшихся коней, и ускакали.

Осталось ждать. И на всякий случай, если Верховный обманул и отправил своих за подмогой, готовиться к смерти. Но я должен попытаться спасти деда.

Князя окружили приближенные, Граднир и десятка два рыцарей взяли на себя охрану Сьента, а Ксантис пришел капать мне на мозги.

— Надеюсь, ты понимаешь, что натворил? — мрачно спросил 'земляной', словно на самом деле сильно сомневался в моем рассудке.

Я кивнул и тут же отвлек от своей больной мозоли:

— Почему они не захотели свободы?

— Ты видел, как они летели? Как одна душа. Потому и не захотели, — сокрушенно, но с ноткой зависти ответил он.

— Они дарэйлины?

— Нет. У Сьента все такие. Они любят его не как хозяина, а как друга.

— Он же Гончар! — я искренне не понимал, что в нем особенного, в этом ненавистном жреце. — Как можно любить Гончара?!

Ксантис опустил взгляд и вздохнул.

— Не знаю, поймешь ли ты… Легко рвать гнилое, но невозможно — истинное. Жреца, если это истинный Гончар, а не одно название, связывают с его творениями узы прочнее и родительских, и любовных, и всех известных вместе взятых. Его дарэйли — часть творца, часть его души. Неотъемлемая часть. А Сьент — настоящий Гончар. По крайней мере, в этом убеждены его дарэйли.

— Но, если верить слухам, он не их создатель.

— Он их вернул, это не меньше. Никто из них не променяет единство с ним и друг с другом на пустую свободу и одиночество. Для них это все равно, что лишиться души.

— Почему я узнаю об этом только сейчас?

— Ты не спрашивал, — пожал он плечами.

Глава 14

Люди работали быстро и сосредоточенно: все понимали, что передышка может оказаться недолгой. Перевязывали раненых, осматривали оружие, относили погибших к яме.

Воспользовавшись, что наше внимание отвлечено, Сьент спокойно, не обращая внимания на искаженные злостью лица окруживших его людей с пиками и обнаженными мечами и следовавшего по пятам Граднира в звериной ипостаси, подошел к князю и заявил, что ему необходимо осмотреть его раны. Ольхан, выставив меч, встал перед ним, но умирающий прохрипел:

— Пусти его.

Увидев, что кровь уже не течет, Гончар удивленно вскинул бровь, коснулся кончиками пальцев запекшихся кровяных бугорков вокруг клинка.

— Я не должен был допустить этого, ваша светлость.

Князь промолчал, с трудом дыша.

'Либо у Гончаров совсем нет совести, вот ни на волос, либо он — лицедей, каких поискать', - подумал я. Был еще третий вариант: поверить, что Верховный действительно не виновен. Тогда кто?

Сьент пытливо посмотрел на меня, словно полоснул по глазам:

— Если меч не трогать, князь продержится до прихода Мариэт. Но так остановить кровь мог только дарэйли. Либо это сказался остаток дарованных князю сил, либо это сделал ты… Ты не дракон, Райтегор. Сегодня я узнал твою сущность. Твои мечи, твое крыло силы говорят об этом однозначно. А это, — он показал на рану деда, — стало последним доказательством.

— Ну и подавись, — тихо выдохнул я. Не выспрашивать же его сейчас, умоляя открыть и мне, злосчастному, эту тайну, хотя первый порыв был именно таким. Обидно, когда кто-то знает обо мне больше, нежели я сам. — Но я не убивал тех, чьи смерти ты мне приписываешь. Ни Потерянных, ни простых людей. Только жрецов.

— Кто их убил, если не ты?

Я промолчал. Ну не знаю я. Не знаю! Но узнаю когда-нибудь. Вот в этом я был уверен.

— Мне интересно: ты ведаешь, что творишь? — Сьент, помедлил, словно ждал откровений, но не получил и отошел в том же грозном сопровождении.

Ресницы Доранта дрогнули, он открыл мутные от боли глаза:

— Оль-хан…

— Тут я, тут, — встрепенулся седобородый, разрывавшийся между долгом быть с князем и следить за врагом.

— Собери живых. Не будем ждать Гончаров.

Он прикрыл глаза. Я подумал, что он умер, но веки старика снова поднялись, и князь почти без хрипа, на одном выдохе произнес: