Дверь на двушку - Емец Дмитрий - Страница 15

– Ну просто Чингисхан! – сказала Кавалерия.

Яра с опасной внимательностью поглядела на широкое, ни в одну паспортную фотографию не вмещающееся лицо супруга.

– Уж да уж! И в кого бы уж! – сказала она.

До Москвы они летели на небольшой высоте. У Яры замерзли руки, лицо, шея, и она то и дело трогала пальцем ребенка, проверяя, не превратился ли он в ледяной истуканчик. Но малыш, покрытый толстым слоем крема, спокойно спал, ровно дыша красным, похожим на кнопку носом.

Пегов посадили в парке недалеко от Склифа и покрыли их попонами, потому что в центре Москвы нет таких парков, где каждую минуту не попадался бы собачник, мамочка с коляской или юная парочка, пришедшая на первое в жизни свидание, заблудившаяся, не знающая, о чем говорить, замерзшая и уже успевшая частично рассориться.

Еще несколько минут прошли в поиске, к чему привязать пегов. Пег – животное сильное. Если его испугать, он встает на задние ноги и откидывается назад – и тогда вырвет доску из любого забора. Но Ул был человек опытный. Он еще в ШНыре, седлая пегов, поддел под уздечки недоуздки. Пеги от этого приобрели сельский вид, потому что это в селах не снимают недоуздки месяцами, зато за недоуздок их можно было нормально привязать.

Аза и Цезарь встали рядом без проблем, а вот Миних, хоть и чистился в старых безобидных табуретках, был препротивный тип. Он подкрался к Азе, тяпнул ее за круп тупыми зубами, потом отскочил от взвизгнувшей кобылы и с таким невинным видом стал созерцать проезжающий автомобиль, словно собирался написать о нем диссертацию.

Вскоре Кавалерия, Ул и Яра были уже на проходной Склифа. Тут у них возникли сложности с охранником. Вид у них, прямо скажем, был подозрительный – все в какой-то пене и шерсти, – да и паспортов с собой ни у кого не оказалось. В общем, неблагонадежные люди. Лехур был на операции и выручить их не мог.

Яра увидела, как Кавалерия быстро коснулась серебряной руки на нерпи, после чего собственная ее рука на несколько секунд исчезла. Вслед за тем на мониторе, на который сводилось изображение с охранных камер, начало твориться натуральное безумие. Хлопали двери, распахивались окна, камеры кто-то закрывал рукой и загораживал. Потом перед одной камерой проплыл по воздуху пустой белый халат, который несла одинокая словно отсеченная рука, а перед другой заплясал превратившийся в змею распущенный бинт.

Ошалевший охранник схватился за рацию, однако сообщать о летающих стульях и пляшущих бинтах дальновидно не стал и, крикнув «Никуда не уходить! Ждать здесь!», умчался вместе со своим напарником.

Кавалерия, Ул и Яра преспокойно проследовали к лифту. Вскоре они уже сидели в кабинете Лехура и ждали, пока он вернется с операции. Кабинет у Лехура был небольшой, с одной стороны настолько лишенный индивидуальности, насколько лишен ее типовой кабинет врача в большой столичной клинике, а с другой – индивидуальность все же имеющий. Кресло у Лехура было деревянное, вырезанное из причудливых красных корней. На стене над столом висела странная маленькая подкова с шипами, которую Лехур нашел в старых окопах на Волоколамском шоссе.

Лехур обожал испытывать своих гостей на сообразительность, спрашивая у них, что это за подкова. Большинство гостей терялись, но порой кто-то и догадывался. Узнав место, где была найдена подкова, отвечали, что это горная подкова вьючного немецкого мула, павшего осенью сорок первого года. У немцев таких мулов были десятки тысяч, а еще больше – у румын и итальянцев.

Мулы на войне дадут лошадям сто очков форы. Они перевозят грузы по камням, по льду, в зарослях, по снегу. А еще не боятся обвалов, взрывов, шума и готовы работать по двенадцать часов в сутки.

– Вот бы и нам в ШНыре мулов развести! – внезапно предложил Ул. – Тогда мы смогли бы пробираться в каньоны Первой гряды. Там на козырьках закладок много. Пеги со скал сорвутся, а мулы нет.

– А мулов где взять? – спросила Кавалерия.

– Разведем! – бодро предложил Ул. – Осел у нас есть! Кобылы есть! Сошлем ослика на лето на Дон, на шныровскую базу.

Прежде чем Кавалерия успела озвучить свои мысли, не слишком утешительные для будущего крылатых мулов, в кабинет вошел Лехур.

– Всем привет, кого не видел! – сказал он, с явным неудовольствием созерцая Кавалерию в своем кресле.

– Кресла жалко? – понимающе спросила Кавалерия.

– Ну не то чтобы жалко… Но я в нем обитаю. Можно долго терпеть толпу гостей – но лишь до момента, пока они не посягают на твое кресло и на твои тапки… Ну, чего у вас такое? Рассказывайте!

Вскоре Лехур уже рассматривал малыша, раздетого и положенного на пеленку. В дороге тот проголодался, но пока не капризничал. Теперь малыш, что называется, «гулял» – то есть лежал на спине и дрыгал руками и ногами.

– И как тебя зовут, чудо? – спросил Лехур.

– Илья! – ответил за сына Ул.

– Никакой он не Илья! – запротестовала Яра, хотя если бы Ул промолчал, то она сама сказала бы «Илья».

– Но мы же называем его «Илья»! – удивился Ул.

– Илья – это временное имя, – неохотно признала Яра. – Не могу же я все время называть его «недевочка».

– Ну называй «Илья».

– Я и называю. Но имя уже как-то прилипает. Еще несколько дней – и прилипнет окончательно… А ведь поначалу я его этим «Ильей» дразнила! У Суповны котик был Илья, которого она нечаянно котлетой зашибла.

Лехур кашлянул, намекая, что обсудить имя можно и попозже.

– Я по детям не специалист. Вот когда вырастет и начнет ломать себе руки и ноги… – сказал он.

– Не надо! – испуганно воскликнула Яра.

– Ну, как мама скажет, так и будет! – легко уступил Лехур. – Так, на что жалуемся?

Слово «жалуемся» пробудило в Яре внутреннюю БаКлу. Она начала жаловаться, и жаловалась минут десять, причем на вещи самые разные и к делу явно не относящиеся.

– Много ест и вес не набирает? Так это ж счастье! У меня вот все наоборот: ем мало, а вес набираю! – улыбаясь, сказал Лехур.

– А цветок летающий?

– И это бывает. Я вот шел недавно на работу, и мне в голову прилетели цветы… Этажа так с пятого. Хорошо, что хоть без вазочки.

– Наш цветок был с двушки! – сказал Ул, считая это ценным добавлением.

Но Лехура волновали свои аспекты. Медицинские.

– Как он мог его схватить, если он движений рук не координирует? Вот месяцев в восемь – другое дело. Тут уж берегись, родители: все, что вижу – все ем.

– Вы его не знаете! – с гордостью сказала Яра. – Вот смотрите: за палец меня схватил и тянет в рот! Если его разуть, он и ногу свою в рот потянет.

– Можно и не разувать… – добавил Ул.

В дверь кабинета постучали. Пришла милая улыбчивая женщина – вызванный Лехуром неонатолог. Илью она вертела в руках так умело, что тот даже не капризничал.

– Гулит? Головку держит? – спросила она, высматривая и выслушивая что-то свое.

– Да. А еще улыбается… Ну так… изредка… Словно что-то хочет сказать! А ты молчи! Ты не видел! – торопливо сказала Яра, заметив на лице Ула ироническое выражение.

Неонатолог приподняла брови.

– А буквы знает? Стихи читает? – спросила она.

– А что, должен? – испугалась Яра.

К счастью, это оказалось шуткой. Но Яра все равно опасалась, что Ул не удержится и разболтает неонатологу, что она читает Илье справочник по коневодству. Там, конечно, тексты не самые простые, но Илья так важно, так по-министерски молчит, что, скорее всего, все понимает.

Вскоре Илью, завернутого в пеленку, быстро пронесли по двум-трем кабинетам. Там его взвешивали, просвечивали, простукивали, брали анализы. Потом неонатолог и Лехур отошли в сторону и долго между собой разговаривали.

– Любопытно! – сказал Лехур, вновь подходя к Яре и Улу. – Показатели крови у вашего Ильи такие, словно он тренированный спортсмен, проходящий подготовку в высокогорном лагере.

– А это плохо? – мнительно спросила Яра.

– Да нет, почему? – успокоил ее Лехур. – Но откуда это у него? Он что, с Эльбруса спустился? И еще момент… Вес вашего ребенка и его внешний вид не соответствуют друг другу. На вид он тощий такой куренок. А положишь на весы – богатырь. У него что, кости из кремния?