Эфирное время - Дашкова Полина Викторовна - Страница 14

До назначенного времени оставалось десять минут. Красавченко никогда не опаздывал, Павел Владимирович предпочитал приходить на встречи с ним немного раньше, чтобы настроиться, психологии чески подготовиться. Но вместо этого нервничал еще больше. Он не знал, чего ждать от хитрого наемника.

Сидя в маленьком китайском ресторане, Мальцев поглядывал на часы и боролся с искушением достать из кармана радиотелефон, позвонить брату в Москву, поделиться своими опасениями, посоветоваться. Павла Владимировича мучили сомнения и неприятные предчувствия. Ему вдруг стало казаться, что пройдоха в один прекрасный момент решит и его, Павла Владимировича, пропустить через проверку своим чудодейственным «элексиром правды».

– Только смотри, сам не глотни его «правдивого» пойла, – предупредил на прощанье брат, – вообще, Пашуля, будь с ним аккуратней.

Если бы мог представить Дмитрий Владимирович, насколько аккуратно следовало себя вести с Красавченко! За всю свою долгую жизнь Павел Владимирович еще не встречал человека, который вызывал бы у него такую животную брезгливость и такое паническое недоверие. Павел Владимирович даже на стуле заерзал, так захотелось позвонить брату сию же минуту, однако делать этого не стоило. Если Красавченко появится в момент разговора, он что-то почувствует, поймет. У этого хитрого сукина сына удивительное чутье. Слава Богу, он пока верит, будто Мальцев – такой же наемник, исполнитель, лишенный права на полную информацию, и не догадывается, что Павел Владимирович и так называемый «заказчик» – родные братья.

Красавченко появился, как всегда, минута в минуту и, как всегда, подошел бесшумно, со спины. Павел Владимирович заметил его квадратную суперменскую физиономию в зеркале и мысленно похвалил себя, что все-таки сдержался, не стал отсюда, из ресторана, звонить в Москву.

– Ну что ж, поздравляю! Как я и предполагал, ваш план с голландским корреспондентом провалился, – сообщил Красавченко как будто даже с радостью, – она категорически отказалась от интервью. Между прочим, этот вариант был обречен на провал с самого начала. Я не уверен, что вы сумели бы сыграть роль голландца. Скажите честно, вы это придумали потому, что не доверяете мне? Боитесь, повторится история со стариком сторожем? Или опасаетесь, что мне удастся наконец получить информацию и я скрою ее от вас, от заказчика, воспользуюсь сам втихаря?

– Ну, допустим, сыграть роль голландца мне ничего не стоит. Я знаю язык, много раз бывал в этой стране. Повторения истории со стариком я действительно боюсь, ты уж извини, но я просто обязан тебя контролировать. Так было решено с самого начала. А что касается «исчезнуть втихаря», то этого я как раз совсем не опасаюсь. Ты сам знаешь, не выйдет. Ты же не самоубийца.

– Я понимаю, – Красавченко весело подмигнул, вы не хотите оставлять меня с очаровательной дамой наедине. Вам спокойней, если допрос состоится при вас. Но вынужден вас огорчить. Так ничего не выйдет. Даже если бы она согласилась встретиться с корреспондентом, то вряд ли мне удастся уговорить ее провести разговор в гостиничном номере, поздним вечером, в интимной обстановке, – он вальяжно откинулся на спинку бархатного диванчика и принялся листать меню, – тем более мне пришлось сказать, что в гостиницу вас не пускают.

– Почему?

– Потому, что она тут же поинтересовалась, в чем проблема? Разве голландец не может сам подойти к ней в фойе? Она без конца дает кому-нибудь интервью.

– Слушай, так, может, она и отказалась потому, что ты как-то двусмысленно предложил, ляпнул что-нибудь про поздний вечер и интимную обстановку? Она ведь дама строгая, у нее безупречная репутация. Может, она тебя не правильно поняла? Если она в принципе от интервью не отказывается, значит, ты как-то не так просил.

– Ни на что я не намекал и просил вполне грамотно. Просто у нее настроение было неподходящее. Кстати, есть еще одна неприятная новость. Я выяснил, что она вообще не пьет. Это значительно усложняет нашу задачу.

– Ну, кроме спиртного, есть еще кофе, сок, минеральная вода. Ты же говорил, что твой пресловутый эликсир правды не имеет ни вкуса, ни запаха.

– Спиртное усиливает действие препарата, под водочку оно надежней. К тому же если человек знает совершенно точно, что он не употреблял спиртного, ему потом значительно сложней понять причины странного состояния, в котором он находился. Пьющий человек всегда допускает, что мог выпить и отключиться. А у трезвенника внезапный провал в памяти от чашки кофе или стакана сока вызовет серьезные подозрения, особенно если пил он свой кофе или сок наедине с малознакомым человеком.

Подошел официант-китаец, низко склонился, заулыбался, ожидая заказа. Красавченко, как всегда, заказал целую гору еды, Мальцев ограничился порцией своих любимых тигровых креветок и клюквенным соком.

– Ну, я уверен, тебя в твоей разведшколе учили, как спаивать трезвенников и рассеивать подозрения. – Павел Владимирович попытался быть язвительным, но улыбка у него получалась скорее испуганная, чем ироническая.

– А, так вот почему вы при мне не употребляете спиртного? – подмигнул Красавченко. – Да, конечно, нас учили спаивать трезвенников. Но дело не в этом. Я продолжаю настаивать, что к Беляевой нужен принципиально иной подход.

– То есть?

– С ней не надо слишком много разговаривать об умном.

– О ком, прости? – нервно хохотнул Павел Владимирович.

– Все острите? Юмор ваш совершенно не уместен. Я ведь предлагал свою обычную методику. Вы не дали мне санкцию на секс-мероприятие, вы сказали...

– Методика, санкция на секс-мероприятие... Любишь ты выражаться, прости Господи. Тоже мне, дипломат хренов, – покачал головой Павел Владимирович. – Если ты к ней сунешься со своими подходцами, она будет шарахаться от тебя как от чумы.

– Пока еще ни одна не шарахалась. А Беляева прежде всего голодная баба. Голодная в смысле секса.

– Кто? Елизавета Беляева? Ну, это ты, братец, загнул...

– Вы зря смеетесь. Ей сорок, последняя вспышка молодости, последний шанс. Женщина в таком состоянии готова на многие глупости.

– Ну конечно! По-твоему, все они голодные и все готовы на глупости, независимо от возраста, интеллекта и социального положения, причем исключительно ради тебя, единственного и неповторимого. Странно, как до сих пор тебя не обглодали до костей страждущие дамы? У Беляевой кристальная репутация. О ней даже сплетен никаких не распускают. Она верная жена и образцовая мать. Все, что ее интересует в жизни, – семья и работа.

Официант принес для Красавченко огромную тарелку с какой-то сложной курино-рыбной закуской. Перед Мальцевым поставил стакан с клюквенным соком, и Павел Владимирович совершенно рефлекторно подвинул его к себе поближе, подальше от собеседника.

– Это ненормально. Так не бывает, – прошамкал Красавченко с набитым ртом.

– Бывает всякое. Вряд ли она решится рисковать репутацией ради нескольких часов удовольствия с таким красавцем, как ты.

– Дело не только во мне. Еще раз повторяю, ей сорок. Для женщины это критический возраст. Она подсознательно стремится наверстать упущенное. А если женщина замужем двадцать лет и у нее кристальная репутация, то упустила она многое. Это простой психоанализ.

– Ладно, хватит. Нам с тобой не до психоанализа, – поморщился Мальцев.

– Вот здесь вы не правы. Без психоанализа не обойтись. Действовать надо тонко и продуманно.

– Да уж, Беляева – не дед-алкоголик, который за бутылку расскажет что угодно.

– Между прочим, с дедом мне тоже пришлось повозиться. К каждому нужен свой подход. Моя методика рассчитана на простые человеческие слабости, а слабости уравнивают людей. Для поселкового сторожа это спиртное, для сорокалетней добропорядочной женщины – секс.

– Для каждой? – Мальцев осторожно отхлебнул сок.

– Ну, практически да. Просто не всегда это заметно.

– Тебя этому тоже в разведшколе учили?

– Меня учили индивидуальному подходу к людям.

– Однако, при всем твоем тонком психологизме, ты не сумел даже деда-алкоголика, поселкового сторожа, обработать таким образом, чтобы потом можно было оставить его в живых. Ну, что ты на меня так гневно глазами сверкаешь? Разве я подарил деду бутылку, в которой вместо чистого медицинского оказался метиловый спирт?