Зов Лавкрафта
(Антология хоррора) - Кабир Максим - Страница 4

Казалось, мы сидим на берегу затаившей дыхание вечности.

Нас окружала пустота.

Сонный город, безжизненные горы, черная глубина возле ног… Ни единого звука. Зима поглотила каждый шорох и каждый всплеск. Каждый шаг и каждое слово растворились, стали частью безликой тишины.

Привычное летнее очарование, благоухание моря и сочные ароматы жизни ушли в пучину. Укрылись во мраке воды и неба, словно надеясь, что никогда не вернутся в суетный людской мир.

Мы жались друг к другу, как два космонавта, потерявшие корабль на пороге новой вселенной. Луч фонарика блуждал по воде, изредка выхватывая из темноты далекий черный волнорез.

Я стянул перчатку и, расстегнув куртку, пробрался Лике под свитер и футболку. Девичье тело изогнулось навстречу ладони. Слегка влажная кожа приятно скользила под пальцами. Я аккуратно сжал маленькую грудь.

— Ай-ай, — усмехнулась Лика, обдав меня теплым ароматом вишневого морса. Термос дымился у нее в руках.

— Нельзя…

— Нельзя?

— Большой дяденька, сильные руки… А девочке еще и четырнадцати нет…

Она подалась назад.

— Тем интереснее, если девочке нет четырнадцати, — я поцеловал ее улыбку и опустил руку ниже.

— Ай-ай, — повторила она упираясь. — Придется дяденьке пару годиков подождать.

— Максимум — пару минуточек…

— А если девочка закричит?

— Дяденька бросит ее в морскую пучину и надругается над холодным телом.

— Бррр… Ты мерзок.

— Опять муж плохой? — я отстранился и забрал у Лики термос.

— Ага. Очень. Обзывается.

— Я просто сказал, что ты маленькая и миленькая.

— Как школьница?

— Это же образно!

— Ты поэтому на мне женился?

Я не видел ее лица, но знал — она снова улыбается.

— Конечно, нет. Мне вовсе не нравятся миниатюрные женщины. И вообще никакие женщины не нравятся. Только ты. Мужчины, если что, тоже не нравятся.

— Этого еще не хватало!

Лика засмеялась, толкнула меня на гальку и забралась сверху, словно проворная кошка.

Мы приезжали в Кау-литу и раньше. Каждый август открывалось нам упоительное черноморское побережье. Раскаленное солнце и теплые ночи, вылазки в горы и экзотические экскурсии, разноцветные карнавалы на набережной и много-много музыки, сладостей, светлых лиц — здесь всегда царила счастливая молодость.

Мы пообещали друг другу, что будем приезжать сюда как можно чаще. Загадали в один из отъездов и бросили две монетки в море — как сотни таких же отпускников.

Когда бабушка покинула нас, ее старенькая московская однушка осталась Лике. Жить в ней мы не собирались, сдавать — хлопотно. Бесцельно продать — нечестно по отношению к бабушке. «Деньги растают со временем» — сказала Лика, она была категорически против. Тогда и решили купить летнюю квартиру на берегу моря. Разница со столичным жильем оказалась заметной. Мы могли позволить себе те же заветные квадраты, и оставалась немалая разница на ремонт и прочее.

Первым делом появился бумажный листок, который разделили чертой пополам и написали все плюсы и минусы нашего приобретения. Перечень плюсов радовал глаз. В минусах значились лишь приятные хлопоты и небольшие риски. Вне категорий был один странный пункт, из-за которого мы и очутились в ту ночь на холодном пляже.

Мы никогда не были в Кау-лите зимой.

— Я хочу увидеть курорт зимой, — сказала Лика.

— Ты же не собираешься зимовать на море?

— Пока не знаю.

— Там будет скучно и холодно. Зимой на море приезжают одни пенсионеры и меланхолики.

— И поэты.

— И поэты-меланхолики. Зая, мы потратим отпуск на зонтики и носовые платки.

— Я хочу посмотреть.

— Посмотри в инете.

— Понятно, ты согласен.

— Да.

— Молодец. Встретимся с риелтором, что-нибудь присмотрим к сезону. Зимой на курортах цены ниже. Врубаешься, глава семьи?

Мы редко спорили. Я поддался и на очередное сумасбродное требование — провести первую ночь на зимнем пляже. Это было даже романтично. Прибыли к полуночи и прямо с чемоданом пробрались на пустое побережье.

— Я должна почувствовать это место со всех сторон, — говорила Лика. — Может, когда-нибудь переедем сюда навсегда?

Конечно, мы замерзли, так и не занялись любовью и слопали все, что приготовили на завтрак. Безумную идею «а давай искупаемся?» отвергли еще на старте.

День встретил нас холодным дождиком. Настолько мелким, что ради него лень было доставать зонт. Низкое серое небо осело на горы.

Мы покинули пляж и поднялись к центральной улице. Ветер усилился. Море бросало в спину первые брызги зарождающегося шторма.

Город был предсказуемо пуст. Ни автомобилей, ни суетливой торговли с лотков. Несколько торопливых фигур промелькнули под невзрачными вывесками.

— Не очень-то тут дружелюбно, — обронил я.

Лика не разделяла мое настроение.

— Утро же, выходной. И погода не ахти. Ничего необычного. Теперь — жилье.

Еще один загадочный эксперимент, который она задумала, не допускал привычного размещения в отеле. Лика хотела найти жилье по приезду, строго у местных и вообще — вкусить все прелести безумного дикарского отдыха.

— Мы едем не отдыхать, а пропитаться атмосферой!

Я мысленно попрощался с ежевечерним душем и поддержал ее затею.

С восходом солнца, которое так и не вышло из-за серых туч, воздух стал густым и тяжелым. Появилось ощущение, что мы находимся не посреди города, а внутри огромной теплицы.

Лика достала из рюкзака карту. Бумага мгновенно покрылась влагой.

— Смотри, — она ткнула пальчиком в темно-зеленую окраину. — Вот здесь.

— Старые улицы?

— Риелторы называют это старым фондом. Гляди, все очень круто. Город стоит на трех холмах. Каждый спускается с горного плато к морю. Как лапа дракона с тремя когтями. Видишь, их обрамляют речки? Вот здесь — город, новострой, магазины… Фактически, жизнь бурлит только на этих двух холмах. Мы раньше останавливались тут и тут.

— Да, да. Помню. Вот тут шаурмой траванулся.

— Не отвлекайся. А вот — третий холм. Сейчас его называют девятым микрорайоном, а раньше — Черной горкой. Не смейся. Крестик в центре — старая церковь. Отсюда, с этого холма, город за столетия и разросся. Что интересно, церковь построили на месте развалин другого святилища, совсем древнего. Его фундаменту больше двух тысяч лет. Про святилище ничего толком не нашла, но, думаю, если копнуть глубже, то окажется, что на холме был какой-нибудь храм или место жертвоприношения… Осталось от киммерийцев и кровожадных тавров.

— Кровожадных и похотливых?

— Конечно. Дикари же. Позже сюда приплыли эллины и римляне, появились сарматы, готы, гунны…

— Я даже слов таких не знаю.

— … а следом за ними — хазары, генуэзцы, печенеги, половцы… Всех не вспомню, но картина, в целом, такая. Причем появлялись далеко не лучшие представители народов. Оно понятно — места дикие. Веками на склонах этого приморского холма оседали пираты, разбойники и работорговцы. Все со своими культами, ритуалами и обрядами.

Мы обошли закрытый стрелковый тир и миновали пустой вещевой рынок. Непривычная для москвичей мясистая южная листва не добавляла зимнему городу жизни. Сырость, колючий ветер и набухшая влагой зелень превращали город в исполинский аквариум. На тротуарах недоставало огромных разлагающихся рыб.

— Сложно сказать, что здесь привлекало переселенцев. Через плато не перебраться. Ни сеять, ни разводить скот на таких склонах они не смогли бы. Да, очевидно, и не собирались. Если верить летописям древних греков, тут творились страшные и кровавые дела… Вот эта паутинка на карте — от церкви до моря — древнейшие кварталы. До сих пор жилые. Я тебе все распечатала, почитаешь.

— Маловероятно.

— Брось, здесь очаровательный исторический антураж. Возможно, в этих домах обитают прямые потомки генуэзцев.

— Не древность, а глухомань. Хибары какие-то. Заборы каменные, дореволюционные дома, бывшие конюшни… И пятиэтажные зиккураты из старых гаражей. Коту пролезть негде — как муравейник. Все застроили и проводами опутали.